The two brothers would sit with many others in the room with pictures; there would be a chant in Sanskrit and then complete silence; it was the evening meditation. The younger brother would go to sleep and roll over and wake up only when the others got up to leave. The room was not too large and within its walls were the pictures, the images of the sacred. Within the narrow confines of a temple or church, man gives form to the vast movement of space. It is like this everywhere; in the mosque it is held in the graceful lines of words. Love needs great space.

To that pond would come snakes and occasionally people; it had stone steps leading down to the water where grew the lotus. The space that thought creates is measurable and so is limited; cultures and religions are its product. But the mind is filled with thought and is made up of thought; its consciousness is the structure of thought, having little space within it. But this space is the movement of time, from here to there, from its centre towards

внешним границам сознания, узкого или расширяющегося. Пространство, создаваемое центром для самого себя, — это его собственная тюрьма. Его отношения исходят из этого узкого пространства, но для того, чтобы жить, требуется пространство; пространство ума отрицает жизнь. Жизнь в узких границах центра — это борьба, страдание и печаль, но не жизнь. Пространство, расстояние между вами и деревом — это слово, знание, которое есть время. Время — это наблюдающий, который создаёт расстояние между собой и деревьями, между собой и тем, что есть. Без наблюдающего расстояние исчезает. Отождествление с деревьями, с другим человеком или с формулировкой есть действие мысли в её стремлении к защищённости, к безопасности. Существует расстояние от одной точки до другой, и чтобы преодолеть это расстояние, необходимо время; расстояние существует только там, где имеется направление, обращённое внутрь или вовне. Наблюдающий создаёт разделение, расстояние между собой и тем, что есть; от этого возрастают конфликт и печаль. Преобразование того, что есть, имеет место лишь тогда, когда нет разделения, нет времени между видящим и видимым. У любви нет расстояния.

Брат умер, и не было движения от скорби ни в каком направлении. Это не-движение есть прекращение времени. Река начиналась среди холмов и тенистой зелени и с рёвом вливалась в море и в беспредельность горизонта. Человек живёт в каких-то коробках с множеством отделений, они занимают много места, но в них нет пространства; они насильственны, жестоки, агрессивны и злобны; они обособлены и разрушают друг друга. Река — это земля, и земля — это река; и они не могут существовать друг без друга.

Нет конца словам, но общение бывает словесное и не-словесное. Слушание слов — это одно, а слушание без слов — совсем другое; первое — несущественно, поверхностно,

its outer lines of consciousness, narrow or expanding. The space which the centre makes for itself is its own prison. Its relationships are from this narrow space but there must be space to live; that of the mind denies living. Living within the narrow confines of the centre is strife, pain and sorrow and that is not living. The space, the distance between you and the tree, is the word, knowledge which is time. Time is the observer who makes the distance between himself and the trees, between himself and what is. Without the observer, distance ceases. Identification with the trees, with another or with a formula, is the action of thought in its desire for protection, security. Distance is from one point to another and to reach that point time is necessary; distance only exists where there is direction, inward or outward. The observer makes a separation, a distance between himself and what is; from this grows conflict and sorrow. The transformation of what is takes place only when there is no separation, no time, between the seer and the seen. Love has no distance.

The brother died and there was no movement in any direction away from sorrow. This non-movement is the ending of time. It was among the hills and green shadows that the river began and with a roar it entered the sea and the endless horizons. Man lives in boxes with drawers, acres of them and they have no space; they are violent, brutal, aggressive and mischievous; they separate and destroy each other. The river is the earth and the earth is the river; each cannot exist without the other.

There are no ends to words but communication is verbal and non-verbal. The hearing of the word is one thing and the hearing of no word is another; the one is irrelevant, superficial,

ведёт к бездействию; а второе — нефрагментированное действие, цветение добра. Слова могут дать прекрасные стены, но не пространство. Воспоминание, воображение — это страдание наслаждения, а любовь — не наслаждение.

Длинная тонкая зелёная змея была там в это утро; она была изящная и почти сливалась с зелёными листьями; она обычно лежала неподвижно, затаившись, ожидая и следя. Показалась большая голова хамелеона; он вытянулся на ветке и часто менял свою окраску.

6 октября 1973

Единственное дерево стоит на зелёном лугу, занимающем целый акр; оно старое и весьма уважаемо всеми другими деревьями на холме. В своём уединении оно возвышается над шумным потоком, холмами и над коттеджем за деревянным мостом. Ты любуешься им, когда проходишь мимо, а на обратном пути разглядываешь его более обстоятельно, неторопливо; ствол его очень большой, глубоко вросший в землю, крепок, не поддаётся разрушению; длинные ветви, тёмные и изгибающиеся, дают хорошую тень. Вечером дерево погружено в себя, недоступно, но в дневные часы оно открытое и приветливое. Всё оно целое, не тронутое топором или пилой. В солнечный день ты сидел под ним, ты ощущал его почтенный возраст, и поскольку ты был наедине с ним, ты осознавал глубину и красоту жизни.

Старый крестьянин устало прошёл мимо тебя, когда ты сидел на мосту, глядя на закат солнца; он был почти слеп и шёл прихрамывая, с узлом в одной руке и с палкой в другой. Это был один из тех вечеров, когда краски заката горели на каждом камне, на деревьях и ветвях; трава и поля, казалось, светились своим собственным внутренним светом. Солнце село за круглым холмом, и среди этой феерии красок зажглась вечерняя звезда. Крестьянин

leading to inaction; the other is non-fragmentary action, the flowering of goodness. Words have given beautiful walls but no space. Remembrance, imagination, are the pain of pleasure, and love is not pleasure.

The long, thin, green snake was there that morning; it was delicate and almost among the green leaves; it would be there, motionless, waiting and watching. The large head of the chameleon was showing; it lay along a branch; it changed its colours quite often.

6 TH OCTOBER 1973

There is a single tree in a green field that occupies a whole acre; it is old and highly respected by all the other trees on the hill. In its solitude it dominates the noisy stream, the hills and the cottage across the wooden bridge. You admire it as you pass it by but on your return you look at it in a more leisurely way; its trunk is very large, deeply embedded in the earth, solid and indestructible; Its branches are long, dark and curving; it has rich shadows. In the evening it is withdrawn into itself, unapproachable, but during the daylight hours it is open and welcoming. It is whole, untouched by an axe or saw. On a sunny day you sat under it, you felt its venerable age, and because you were alone-with it you were aware of the depth and the beauty of life.

The old villager wearily passed you by, as you were sitting on a bridge looking at the sunset; he was almost blind, limping, carrying a bundle in one hand and in the other a stick. It was one of those evenings when the colours of the sunset were on every rock, tree and bush; the grass and the fields seemed to have their own inner light. The sun had set behind a rounded hill and amidst these extravagant colours there was the birth of the evening star The villager

остановился перед тобой, поглядел на эти поразительные краски и на тебя. Вы посмотрели друг на друга, и не сказав ни слова, он с трудом двинулся дальше. В этом общении было тёплое чувство приязни, нежность и уважение, не какое-то глупое уважение, а то, которое испытывают друг к другу религиозные люди. В тот момент все время, и мысль остановились. Вы и он были истинно религиозны, не испорчены верованием, образом, словом бедность. Вы часто встречались на той дороге среди каменистых холмов и всякий раз, когда вы глядели друг на друга, ощущалась радость полного прозрения.

Он шёл с женой из храма через дорогу. Оба были молчаливы, глубоко взволнованы песнопениями и богослужением. Вам случилось идти позади них, и вы уловили их чувство благоговения, силу их решимости вести религиозную жизнь. Но эта решимость скоро исчезнет, когда они снова ощутят ответственность перед своими детьми, которые помчатся к ним навстречу. Он имел какую-то профессию, был, видимо, способным человеком, так как у него был большой дом. Тяжесть существования снова захватит его, и хотя он часто будет ходить в храм, борьба будет продолжаться.

Слово — не вещь; образ, символ — не реальность. Реальность, истина, — не слово. Попытка выразить её в словах полностью её стирает, и её место занимает иллюзия. Интеллект может отвергать всю структуру идеологии, верования, и все внешние атрибуты и власть, идущие с ними, но рассудок способен оправдать любое верование, любую идеологию. Рассудок — это порядок мысли, а мысль — это ответ внешнего. Являясь внешним, мысль создаёт внутреннее. Никто никогда не может жить только внешним, и внутреннее становится необходимым. Это разделение — та основа, на которой происходит борьба «я» и «не-я». Внешнее — это бог религий и идеологий;

stopped in front of you, looked at those startling colours and at you. You looked at each other and without a word he trudged on. In that communication there was affection, tenderness and respect, not the silly respect but that of religious men. At that moment all time and thought had come to an end. You and he were utterly religious, uncorrupted by belief, image, by word or poverty. You often passed each other on that road among the stony hills and each time, as you looked at one another, there was the joy of total insight.

He was coming, with his wife, from the temple across the way. They were both silent, deeply stirred by the chants and the worship. You happened to be walking behind them and you caught the feeling of their reverence, the strength of their determination to lead a religious life. But it would soon pass away as they were drawn into their responsibility to their children, who came rushing towards them. He had some kind of profession, was probably capable, for he had a large house. The weight of existence would drown him and although he would go to the temple often, the battle would go on.

The word is not the thing; the image, the symbol is not the real Reality, truth, is not a word. To put it into words wipes it away and illusion takes its place. The intellect may reject the whole structure of ideology, belief and all the trappings and power that go with them, but reason can justify any belief, any ideation. Reason is the order of thought and thought is the response of the outer. Because it is the outer, thought puts together the inner. No man can ever live only with the outer, and the inner becomes a necessity. This division is the ground on which the battle of «me» and "not me" takes place. The outer is the god of religions and ideologies;

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 51

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник Кришнамурти - Джидду Кришнамурти бесплатно.

Похожие на Дневник Кришнамурти - Джидду Кришнамурти книги

Оставить комментарий