— А почему вынужденно, и куда же будущий монах так стремительно мчался? — задал вопрос заинтересовавшийся король.
— Я дам один ответ сразу на два вопроса, Ваше Величество. Дело вот в чем: достославный Феофан отличается тем, что может выпить больше вина, чем в него может поместиться. Я до сих пор не могу разрешить эту странную задачу, хотя пытаюсь сделать это уже в течение десяти лет. А бежал он потому, что его за это умение преследовали. То есть он в каком-то постоялом дворе выпил чуть не бочонок вина, и оказалось, что по рассеянности забыл о собственной невозможности за это вино заплатить. И тогда решил убежать. За ним погнались. А тут лошадь со всадником… И мне пришлось, во спасение такого любопытного представителя рода человеческого, заплатить за этот бочонок, чтобы спасти Феофана от неизбежных побоев. Вот он, посмотрите, готовится принять участие в состязании.
Брат Феофан в самом деле вышел в ристалище. Большой, пузатый и внешне ужасно неуклюжий, он вызвал в рядах зрителей смех тем, что перед боем начал закатывать сначала полы своей долгополой сутаны, засовывая концы под грубую веревку, заменяющую ему пояс, поскольку пояса на такой огромный живот не делал ни один ремесленник. Потом пытался подкрутить и широкие рукава, но на руках, к великому сожалению монаха, веревок не оказалось. Саксы, относящиеся к монахам с подозрением, хотя многие из местных жителей, стараниями Карла, уже прошли обряд крещения, искренне веселились, предвкушая показательное избиение слуги Господнего победителем предыдущего поединка. Приготовившись, брат Феофан истово перекрестился, вознес молитву и принял из рук турнирных стражников уже проверенную ими увесистую дубинку.
— Ну-ну, — засмеялся и король вместе с присутствующими. — А сколько вина вместил его живот сегодня утром?
— Я не могу этого знать, Ваше Величество, потому что мы расстались с братом Феофаном еще вчера вечером. Тогда он выпил у одного славянского купца месячный запас меда.
Поединок начался. Противник брата Феофана, не уступающий ему ни ростом, ни шириной плеч и отличающийся только поджарым животом, спокойно передвигался по кругу, поигрывая дубинкой и перебрасывая ее из руки в руку. Монах же, незыблемый, как центр Вселенной, стоял на месте, внимательно наблюдая за саксом. Тот вдруг стремительно прыгнул вперед и нанес удар в лоб. Другого этот увесистый удар свалил бы наземь, но брат Феофан его, кажется, даже не заметил. Тут же последовал второй и третий молниеносные удары, и только после этого монах сам сошел с места и двинулся вперед неожиданно быстро для солидной тяжести своего тела. Сакс, уверенный в беспомощности противника, не успел отскочить и получил удар в ухо такой силы, что тут же свалился под ноги брату Феофану.
Берфруа сначала изумленно замолчали, хотя только что свистели и гикали, а потом загудели, как гигантский потревоженный улей. Крепость лба монаха не могла оставить людей равнодушными, хотя многие посчитали его атаку случайной и не разделяли восторга большинства.
— Мне понравился брат Феофан, — сказал король. — Должно быть, он в самом деле чрезвычайно умен. Удар дубинки для него все равно, что укус комара.
И Карл дважды махнул перчаткой. Проклятые сакские комары донимали его даже на турнире.
Тем временем в ристалище вступил следующий боец. С этим брат Феофан справился так же быстро, как с первым. За ним последовали один за другим еще четверо, все крепкие и злые. И только с последним, вертким и быстрым горожанином из Хаммабурга, монаху пришлось повозиться так, что пот катился с толстого лица водопадом. Этот соперник сумел нанести Феофану множество не слишком сильных ударов, но никак не желал получать удары сам. И кончился поединок только после того, как монах, под смех и свист с берфруа вдоволь набегавшись по ристалищу за юрким горожанином, все-таки сумел огреть его по спине своей дубиной. Удар был не слишком сильным, но горожанин упал на руки. Согласно правилам, это было поражением.
Больше желающих сразиться с братом Феофаном, не чувствующим удары дубинкой, не нашлось.
— По дороге сюда я видел где-то рядом воз с бочонками вина. Найдите хозяина. Я покупаю весь воз вместе с парой лошадей, и преподношу его в качестве приза победителю, — сказал король герольду.
Герольд, выйдя на середину ристалища, объявил монаршую волю. Хозяин воза тут же нашелся и спустился с берфруа. Продать весь воз оптом, да еще самому королю, это ли не удача! Да после такой удачи вино пойдет нарасхват, а сам торговец с полным основанием будет величать себя поставщиком вина к королевскому столу!
Воз въехал между раздвинутыми барьерами. Возница передал вожжи герольду, и тот торжественно вручил их брату Феофану. Монах забрался на козлы и, сияя от счастья красным лицом, стеганул лошадей. Берфруа радостно зашумели.
— Что у нас дальше по программе? — спросил король.
— Сейчас предстоит небольшой перерыв, Ваше Величество, — сообщил граф Оливье. — Часа на два-три, не больше. Турнирные стражники и рабочие раздвинут берфруа и установят мишени для стрельбы из лука так, чтобы результат был виден всем и никто бы не пострадал при промахе. У нас очень много желающих показать свое воинское и охотничье искусство. Больше, чем в любом другом виде состязаний.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нечто непонятное начало выползать из тумана. Мучительно, с потугами и при странном отсутствии звуков. Выползало, выползало, словно цыпленок с человеческими paзумом и ощущениями с мучениями выбирался из яйца смерти[10] к живительному свету.
А потом свет и в самом деле блеснул. Яркий… Вспышкой… Изнутри…
Дражко пришел в себя сразу, рывком сбросив покрывало болезненного небытия, но не решился по возвращению в мир открыть глаза так же быстро, потому что даже сквозь прикрытые веки он ощущал явно солнечный свет и боялся, что свет этот после долгого пребывания во мраке небытия ослепит его. Память вернулась к нему легко, одновременно с возвращением сознания, и он вспомнил, как готовил Дворец Сокола к обороне, когда получил предательский удар кинжалом. Рана и сейчас ныла и, как воин опытный, знающий в ранениях толк, князь-воевода и соправитель княжества бодричей предпочитал не шевелиться, понимая — каждое движение обернется болью, а она может вытеснить из тела так трудно пришедшее в него сознание. Сознанию следовало сперва установиться, войти в ритм жизни.
Он прислушался. Если рядом с ним и был кто-то, то этот кто-то вел себя настолько тихо, что Дражко не ощутил чужого присутствия. Но где же он все-таки и как обернулись события за время его беспамятства?
Герцог Гуннар перехитрил воеводу, подослав к нему убийцу. Дражко не привык думать о своей безопасности, тем более не мог позволить это себе в княжеском дворце. Да, именно герцог Гуннар вместе с боярами… Дражко вспомнил и узнал сиплый голос. Удар кинжалом нанес один из слуг, видимо, специально для этого и посланный. Он готовился напасть раньше. Именно для этого и приходили бояре. Именно для этого и захотели остаться во Дворце Сокола, якобы дожидаясь приезда посольства. На самом деле это давало возможность убийце начать охоту за жертвой. И Дражко сам виноват, оставив слуг на свободе и отправив в подвал только хозяев. Следовало подумать о том, что слуги могут оказаться и скрытыми врагами, тем более что Сфирка принес весть о дружинах, собранных боярами в своих дворах. Конечно же это не простой слуга пытался убить князя-воеводу. У простого слуги не всегда хватит умения и воли для нанесения удара. Это боярский дружинник. Первый удар был между лопаток. Шкура рыси скрыла бахтерец, защитивший сердце. А не последуй воевода совету Власко, мизерикордия пробила бы кольчугу. После первого удара убийца сразу сориентировался и нанес второй как раз в нужное место, под нужным углом, чтобы узкое лезвие через плечо вошло в грудь. Это бил опытный вой, знающий толк в доспехах и ударах. Не слуга… А Дражко так самонадеянно пологал, что своим великодушием по отношению к слугам даст возможность одуматься и тем, кто сидит в боярских дворах…
