Глава 4
I
Перечитывая то, что я написала до сих пор, я испытываю большое желание порвать все и начать снова. В свете того, что я знаю теперь, мои записи только сбивают с толку и ведут по ложному пути. Однако они довольно точно описывают не только развитие событий, но и настроение тех дней – мирное, безоблачное, идиллическое. Еще большим обманом было бы утверждать, что те залитые солнцем дни были омрачены хоть малейшим предчувствием.
Однако бывали такие моменты, как пребывание в склепе или гроза, когда меня не покидало чувство, что в доме кто-то есть. Такие моменты стали возвращаться в дни, последовавшие после вторжения Роджера в наше маленькое общество. Я употребляю слово «вторжение», поскольку так относился к этому Кевин. С самого начала между ними возникла какая-то настороженность – не как между врагами, а как между людьми, которые однажды, при определенных обстоятельствах, могут стать врагами. Роджер в действительности проводил очень мало времени со мной и с Кевином. Он забирал Би, и они уезжали обедать, ужинать, в длительные поездки. Изредка она проводила вечера у него и, возвратившись, с энтузиазмом рассказывала о его очаровательном доме. Ему принадлежал один из восстановленных коттеджей XVIII века, находящийся в деревне.
Ни я, ни Кевин никогда не бывали в его доме. Я не думаю, что я боялась показаться не ко двору, просто не было времени. У меня было множество других забот. С растущим очарованием на меня действовал сад. Старый мистер Марсден в конце концов с большим снисхождением позволил мне помогать ему в прополке. У меня было рукоделие и кроссворды. Почти каждое утро мы с Кевином играли в теннис, днем плавали в бассейне. Я хорошо загорела, и некоторые отвисшие складочки, сформированные долгим малоподвижным образом жизни, превратились в твердые мышцы. Правда, я очень мало сделала в работе над книгой – только предварительные наброски, подготовительные материалы и т. п. Мне казалось, что торопиться ни к чему.
Но бывали моменты и другого рода. Когда я вдруг отрывалась от своего рукоделия с чувством, что кто-то стоит, опершись о спинку моего стула, наблюдая с дружеским и одобрительным интересом. Когда ветви куста, который я прореживала, вдруг шевелились, как будто кто-то приглаживал их сзади. А еще были сны.
Первый из них приснился ночью, последовавшей за нашим посещением часовни. Я не могу припомнить все детали. Но помню, что очень старалась проснуться, зная только то, что сплю и что сон не был приятным.
Все это развивалось постепенно. Но я могу указать точный день, когда поняла, что в наш рай заползла змея, когда увидела мерцающие переливы ее чешуек под цветами и поняла, что это началось уже давно.
В то утро я проснулась от сотрясений, какие испытывала прежде, просыпаясь от приснившихся полетов и падений. Я заснула снова, но на этот раз запомнила кое-какие сновидения.
Мне приснился Джо. Вспомнила о Джо? Я не уделяла ему много места в своих мыслях, по крайней мере в осознанных мыслях. Со времени моего прибытия в Серую Гавань я получила от него одну маленькую открыточку. Открыточку, написанную мелким почерком, опрятным на вид, но трудноразборчивым. Текст занимал половину поля, предназначенного для сообщения, и касался только собственной исследовательской работы, которую он успел выполнить. Заканчивался он словами: «Пиши, старушка. Джо».
Я не намеревалась отвечать. Джо был не более чем раздражающим память эпизодом далекого прошлого. Если бы я не перестала думать на эту тему, то поразилась бы той легкости, с которой зашвырнула Джо в отдаленный угол моей памяти и захлопнула за ним дверь.
Теперь я действительно перестала думать об этом. Наступал еще один чудесный день. Из моей удобной кровати я могла видеть солнечный свет и голубые небеса, слышать пение птиц. Приглушенные звуки, раздававшиеся в отдалении, говорили мне о том, что Боб, или Майк, или кто-нибудь в том же роде косит лужайку. Я могла бы обдумать, какими из приятных вещей мне следовало заняться сегодня – теннисом, плаванием, завершением разгадывания кроссвордов или канвой картинки с китаянкой, для которой требовалась бирюзового цвета шерсть. Но что-то постучало в дверь, ведущую в отдаленный уголок моей памяти.
Джо не был первым человеком, в которого, как я воображала, безнадежно влюбилась, но я никогда не заходила так далеко, как в отношениях с ним. Каждый любовный эпизод заканчивался болью, раскаянием и долгими неделями страданий. Как же я могла забыть его так быстро? И что за дьявол, вырвавшись из плена, преследовал меня? Сон уже стал забываться. Я могла припомнить только ощущение опасности и яростную, отчаянную борьбу за то, чтобы успеть сделать что-то, попасть куда-то, пока не слишком поздно. Я видела лицо Джо, искаженное гневом и страхом, его кричащий, широко открытый рот.
Но все без толку. Я не могла идти на попятную, да и не была уверена, что хотела бы. Подобно спасательному кругу, ко мне пришли мысли о предстоящих приятных часах. Ведь на чай должен был заехать отец Стивен.
Однако непрекращающееся чувство дискомфорта, тревоги постоянно присутствовало, и после окончания завтрака – застолья, на которое мы собирались все вместе перед тем, как каждому заняться своим делом, – вместо розового сада я пошла в библиотеку.
Вечера мы обычно проводили в этой комнате. Несмотря на свои размеры, она была уютнее обычных гостиных. Би приспособила эту комнату для своих приемов, но с молчаливого согласия она осталась за ней. Иногда она принимала здесь людей, до которых мне и Кевину не было никакого дела, и мы чувствовали, что она имеет право на часы уединений и конфиденциального общения.
Кресла, стоящие полукругом у очага, и большой стол перед ними были немыми свидетелями часов, проведенных нами вместе. Здесь мы с Би занимались рукоделием – кроме первой работы я взялась вышивать более сложный рисунок на подушке, – здесь же я занималась разгадыванием кроссвордов. Все коврики были покрыты шерстью животных. Мы с Кевином каждый использовали для работы по отдельному большому библиотечному столу с позолоченным кожаным покрытием и промокательной бумагой для защиты от чернильных пятен. На первый взгляд эти письменные столы свидетельствовали об усердной работе. На них были разложены книги, бумаги, письменные принадлежности, включая портативную пишущую машинку Кевина. Когда мне вдруг захотелось провести пальцем по поверхности клавиш, вокруг следа пальца образовалась кучка белой пыли. Бригаде уборщиков было велено не заходить в эту комнату, если не поступит специального указания.
Более внимательный осмотр книг на столе у Кевина говорил о том, что с литературой работали мало, а то, что было изучено, так это тома по средневековой истории и литературе. Я повернулась к своему столу. Просмотрев свои записи, я еще больше встревожилась: я сделала совсем немного с тех пор, как... Неужели я нахожусь в Серой Гавани уже три недели?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
