– Идите, – сказала пещера, глядя на нас темной дырой капюшона. – Червь прибудет.
Меня толкнули древком копья в спину, и мы зашагали прямиком к разверстой ране, теперь напоминавшей грязное лоно. Мы прошли сквозь коридор, залитый ясным светом, в котором отчетливо было видно, что все здесь – как камень, как гладкие, стекловидные строения предвечных и как внутренности гигантского чудовища одновременно.
Далее снова была камера, совершенно пустая и ровная, залитая тем призрачным белым светом и такая большая, что поместился бы там и табун лошадей. По центру шел безупречно прямой ров, делящий ее напополам, широкий настолько, что поместилась бы там небольшая речушка. На стенах загорались и гасли ни на что не похожие световые знаки, но я не видел ничего, что можно было бы назвать червем. Камера с обеих сторон заросла желтоватыми, дрожащими завесами.
А потом раздался звук, схожий с воплями призрака, пробудивший эхо под потолком. Откуда-то издали послышался нарастающий шум и свист, вся камера принялась трястись, сверху посыпались мелкие камешки. Звук становился все сильнее и все глубже, завеса, закрывающая камеру, внезапно вздулась и расселась, будто пузырь, впустив дыхание ледяного вонючего вихря, едва нас не повалившего. Кони Змеев принялись ржать и вставать на дыбы, а потом с шумом, громом и визгом, словно бы на голову валился весь мир, прибыл Червь.
Выстрелил из дыры, как хищная рыба, прячущаяся в подводной яме, и в один миг заполнил собой весь ров посреди пещеры. Да, именно рыбу он и напоминал, одну из тех с угреподобными телами, которых купцы продавали, дав рыбинам день-два повисеть в к коптильне – или кусками, печенными на углях и надетыми на палочки. В залитом солнцем, громком Маранахаре. В городе, который умер. Давно и далеко от этих мест.
Где-то в моей памяти.
Вот только это создание было в сто раз большим, чем те змеерыбы, что висели на крюках торговцев. В пещере поместилась лишь голова и часть туши – подозреваю, что в дыре, откуда он прибыл, ждало еще примерно столько же тела Червя.
У создания не было глаз, покрывал его узор из ярких полос, его бока вибрировали и чуть колыхались, а еще сочились вонючим туманом. Выдвинутая далеко вперед плоская морда стала раскрываться, и я понял, что сейчас буду проглочен, но мне удалось не впасть в панику. Я помнил, что командир сказал: «Проглотит вместе с нами», и что потому-то меня «увидит мастер». Я мало понимал, но и того хватило для подобия надежды.
Червь лежал на дне рва неподвижно и дышал открытым ртом совершенно как ручные ящерицы с юга. Казалось, он не замечает ни испуганных лошадей, ни Змеев, а те, увидев его, принялись дико орать и лупить оружием или кулаками в нагрудники.
Он же просто лежал, огромный, словно опрокинутая башня, и ждал.
С открытой пастью, напоминавшей городские врата. Повернул башку в сторону и уперся челюстью в пол пещеры.
Раздался стук копыт, визг испуганных коней, которых вели под уздцы прямо в раскрытую пасть, кто-то толкнул меня древком между лопатками. Змеи не раздумывая двинулись в гигантский раскрытый рот, как если бы это было обычнейшее дело, словно направлялись они в городские врата.
Не так я представлял себе «проглатывание». Червь ждал с раскрытой пастью, а мы маршировали прямо в его нутро.
Я трясся от испуга, но меня дергали за веревку, и я должен был идти. В пасть Червя, прямо в вонь его дыхания, шаг за шагом.
В пасть.
Ввели лошадей, одну за другой, внесли сеть с ледяным саркофагом, втолкнули меня.
В частокол бесчисленных зубов, в несколько рядов торчащих из нёба, каждый – длиной с мою ладонь, искривлен внутрь и сверкает, как полированная кость. Казалось, это туннель, украшенный по потолку и стенам бесчисленными клинками стилетов.
В брюхе Червя вовсе не было темно. Синеватое свечение лилось со стен желудка, а изнутри кожа твари казалась прозрачной, как выделанный рыбий пузырь. Я видел сквозь нее стены пещеры, странные знаки заклинаний, мелькающие на стенах. Когда меня гнали сквозь глотку, я сжимался, ожидая, что тысячи зубов раздавят меня, но ничего подобного не произошло. Я не был превращен в кровавую кашицу.
По какой-то причине Червь проглатывал нас целиком.
Я думал увидеть желудок, внутренности, клубки кишок – сам не знаю, что еще. Создание казалось живым, а потому я полагал, что внутри оно схоже с остальными существами в этом мире, однако за зубастым горлом оказалось достаточно места, словно тварь была полой изнутри. Словно мы вошли в большой вонючий кожаный шатер.
Глотка сжалась, потом я снова услышал мрачный, гудящий звук, все затряслось, и я понял, что Червь закрыл рот.
А потом тело его дернулось, и я едва не заорал от ужаса. Я чувствовал, что некая сила влечет меня в сторону хвоста, я пытался ухватиться за что-нибудь связанными руками, но внутренности чудовища были гладкими, как натянутая кожа барабана. От пасти в сторону хвоста, куда меня волокло, по коже пробегали световые узоры, снаружи, за полупрозрачной кожей вдруг сделалось темно – и я понял, что чудовище, вместе с нами в желудке, двинулось сквозь подземные коридоры Прожорливой Горы.
Это не было похоже ни на что, что я переживал ранее. Ни на поездку на повозке, ни на спину орнипанта, ни на любого другого скакуна. Более всего это напоминало пребывание под палубой ледяного корабля, которым я прибыл в город на вулкане. Но сейчас все тряслось и колыхалось из стороны в сторону, и я чувствовал таинственную силу, увлекавшую меня вперед легко и неудержимо. Подобная тварь должна бы, полагаю, извиваться, чтобы двигаться, но эта неслась прямо, разве что телом его пробегали волны пробивающей до самых костей дрожи.
Довольно быстро я почувствовал тошноту, и единственным утешением было то, что Змеи не выглядели лучше. Лица под татуировками посерели, они нервно сглатывали и спотыкались на ровной поверхности, пытаясь за что-то держаться. Вокруг мелькали огни, до нас доносился странный свистящий грохот, с каким чудовище мчалось подземными коридорами. Порой Червь поворачивал, и тогда нас откидывало на противоположную стену, кони принимались испуганно визжать, и я задумывался, что же будет, если кто-то из них впадет в панику и примется лягаться в животе Червя.
Камера, в которой мы стояли, заканчивалась стеной, сжатой, словно горловина завязанного мешка, но, судя по огням, тускло светящимся позади, там была еще одна подобная камера – а может, и не одна.
Мы стояли так довольно долго, ожидая не пойми чего; внутри Червя, который двигался сквозь пещеры, как древоточец в стволе. А может, весь мир был им прогрызен, как старое бревно. Может, Червь мог выскочить по ту сторону гор или где захочет, на много стайе от побережья, где вставала проклятая Прожорливая Гора. Я проглочен и встану перед лицом короля Змеев… Я начал понимать, и страх поселился во мне.
Командир стоял на широко расставленных ногах, опершись одной рукой в стену, и слегка раскачивался с этим своим безумным выражением на лице и ужасными глазами, напоминающими желтые камешки. Он один не бледнел, не блевал и не двигался; даже не пытался сесть в желудке Червя. Я понял, что он уже входил ранее в чрево чудовища и что я был прав.
Пока мы со всем тщанием странствовали по земле, бредя в снегу недели напролет, Змеи давали чудовищу проглотить себя и двигались подземными туннелями, выходя на поверхность внезапно, как крысы в амбаре. Даже если кто-то из Странствующих Ночью – сам Ульф, Люди Огня или Братья Древа – выжили, они могли рассчитывать лишь на мышцы своего коня и собственные ноги. Не могли догнать Червя, скользящего напрямую по выгрызенным в глубинах земли коридорам, – словно он простой червь в гнилом мясе.
В туше чудовища было тепло, но я почувствовал, как меня начинает морозить. Возможно, я сумел бы дотянуться до клинка Бруса, висящего на груди, и перерезать себе вену сбоку шеи. Жизнь вытекла бы из меня раньше, чем сердце ударило бы сто раз, и мой Путь Вверх подошел бы к концу. Я бы избежал короля Змеев и ожидающих меня мук. Вот только что я тогда сказал бы отцу и теням всех убитых кирененцев, вручивших мне судьбу всего народа? Как бы я объяснил им, что заблудился на тропках судьбы, спутавшихся, словно червоточины, выгрызенные в бревне, что позволил, чтобы безумный король получил в свои руки силу Скорбной Госпожи, а Нагель Ифрия превратила мою страну в пустыню, ощетинившуюся лесом Красных Башен?
У меня остался кастетный нож на шее, не больше листочка, спрятанная в поле куртки цепь да маленький клинок в подошве. Противников было семеро, в том числе двое тяжеловооруженных и один Деющий. Единственным выходом было убить их, забрать Деющую, а когда Червь выйдет из-под земли – убегать. Вот только на такое не было и шанса. Возможно, я бы сбил с ног одного-двух, воспользовавшись замешательством, а потом, достав цепь, о которой они не знали, сумел бы еще некоторое время защищаться, но и только. К тому же оставался Деющий, который наверняка мог одним жестом заставить вскипеть мои глаза. С тем же успехом я мог просто перерезать себе горло – так было бы проще и быстрее.
