Но Надя из бригады содействия! Она должна вмешаться! И, кроме того, Ярангу практика.
— Слезай! — звонко крикнула Надя, придерживая Яранга за ошейник. — А то собаку спущу!
— Испугала!
— Яранг, барьер! Фас!
Яранг рванулся так, что комья земли брызнули из-под когтей, прижал уши, ощерился, прыгнул с глухим клокотанием в горле. И в ту же минуту тяжелое полено угодило ему в голову. К счастью, оно летело по касательной и лишь задело острым углом Яранга, прочертив на нем глубокую рваную рану от пасти до уха.
Бандит дико захохотал, как вдруг чьи-то руки ухватили его сзади за рваные штаны, потянули на себя; он хотел вырваться, но потерял равновесие и, пересчитав ребрами поленья, грохнулся наземь.
Яранг бросился и мгновенно прижал его к земле. Бесчинство кончилось.
Когда хулиган поднялся, от вызывающе-разнузданного вида не осталось и признака.
Надя прикладывала платок к ране Яранга. От растерянности (все вышло так быстро!) она не знала, что делать дальше. Неожиданно сзади чей-то молодой и бодрый голос произнес:
— Разве можно так пускать собаку! Так вам ее хватит ненадолго! Скажите спасибо, что он промазал!
Надя обернулась и… Да это же тот самый парень, что подарил ей щенка.
— Э, да это вы, принцесса! — (Он тоже узнал ее!) — А это, — перевел взгляд на Яранга, — если не ошибаюсь, тот самый найденыш, которого я презентовал? Я тогда даже не спросил, как вас зовут…
— Надя… Надежда.
— Алексей.
Он был такой же беловолосый, такой же энергичный. Если б не его вмешательство, неизвестно, как могла бы окончиться схватка на поленнице. Надя не могла не испытывать чувства признательности.
Парень осмотрел рану Яранга.
— Ничего. Заживет. Но в другой раз так баловаться не надо. Может получиться хуже. Ясно?
— Ясно, — покорно ответила Надя. Положительно во всем ей приходилось с ним соглашаться.
Он нажал на какую-то жилку, пульсирующую на голове собаки, и кровотечение почти прекратилось. Странно, но Яранг принимал его как нечто неизбежное, покорно позволял манипулировать над собой. Неужели — чуял? Запомнить этого человека он вряд ли мог: был слишком мал, и времени прошло достаточно.
Народ стал расходиться. Только отдельные зеваки, сбежавшиеся на шум, продолжали судачить о случившемся, разглядывая собаку, подавали советы. Задержанный стоял, переминался с ноги на ногу, потирал ушибленные места. Хмель его прошел. Вероятно, ему хотелось улизнуть, но присутствие овчарки удерживало.
— А ты давай, ножками, — обратился к нему Алексей.
— Куда?
— В аптеку, примочки делать. Отведем?
— Конечно! — ответила Надя.
Яранг проконвоировал задержанного до отделения милиции по всем правилам караульно-сторожевой службы. Прохожие останавливались и качали вслед головой: «Попался, голубчик…».
Кто бы мог знать, что эта случайная встреча человека с поленницы и собаки явится началом длительного знакомства и приведет к цепи многих злоключений, что этим двум существам, таким непохожим, суждено столкнуться еще не раз!…
— Хорошая собака, — говорил новый (или старый?) знакомый Нади, одобрительно поглядывая на Яранга. — И образованный. Воспитывать научились, хвалю.
— Ой, он теперь стал такой серьезный! Недавно у нас целая неприятность из-за него получилась… А у вас ведь тоже пес?
Ее спутник сразу посерьезнел, даже голос изменился:
— Был… Коротки сроки собачьей жизни…
Замолчали оба, а Надя впервые ясно подумала: «Он хороший».
Вот оно как. Выходит, у Нади есть собака, а у него — нет. Хоть он-то и сделал ее собачницей. Хоть Яранга ему обратно отдавай. Ведь в некотором роде Яранг — его…
— А что у вас, говорите, получилось из-за Яранга?
— Ох, и смех и слезы… — Надя оживилась.
Глава 4. «ХИРУРГИЯ» ПО-ЯРАНГОВСКИ
Если признаваться откровенно, виновата не собака. Небрежность и оплошность допустили люди. Ведь надо было знать: овчарка есть овчарка. Не телок. Ну, а если говорить о Яранге, он вообще уже начал показывать свой характер.
Дома шел капитальный ремонт. Надя была в школе, отец на службе. Матери понадобилось сходить за чем-то в город.
Обычно Яранг слонялся по дому свободно, никто не ограничивал его. А тут — маляры, плотники, кровельщики… Привязывать его не хотелось: на привязи он принимался бешено лаять, выть. Беспокойство жильцам в других домах. Елена Владимировна и надумала: отведу-ка я его к соседям.
Сосед — зубной врач-протезист, практиковавший на дому, — отлично знал Яранга. И Яранг знал его. На улице всегда встречались, как друзья: сосед любил животных, а четвероногие тонко чувствуют это и сами тянутся к тому, кто благоволит к ним.
У врача был прием. Один больной сидел в кресле, другой, с завязанной щекой, покряхтывал от боли, ждал своей очереди.
— Вы не возражаете? — спросила Елена Владимировна вышедшего в прихожую соседа. В руках у него были щипцы: он только что приготовился тянуть зуб.
— Господи, мы же с ним приятели! Пусть посидит.
Приятели-то приятели, да только до поры до времени. У собаки свое понятие долга и вежливости. И стоило хозяйке скрыться с глаз, Яранг беззвучно поднялся и встал у двери, потом лег на резиновом коврике у порога, совершенно недвусмысленно давая понять, что теперь здесь за главного — он.
Да и это, быть может, было бы полбеды… Но тут из кабинета донесся крик. Шерсть на овчарке мгновенно встала дыбом, и, забыв свое первоначальное намерение никого не выпускать из квартиры, Яранг ринулся к кабинету и лапами распахнул дверь.
Вероятно, он хотел сделать лучше. Наверное, пытался оградить от боли того, кто кричал. Но, к сожалению, собачье разумение не всегда сходится с человеческим.
Тщетно его старался уговорить врач-сосед.
— Ну, Яранг… ну, пусти… ну, что ты! Дружок!
«Дружок» был неумолим. Говорить он еще позволял. Но — не более.
Получилось и смешно и глупо. Больной сидит с раскрытым ртом. Врач застыл с щипцами в руках. И оба боятся пошевелиться. Чуть что — Яранг угрожающе скалит зубы. Недоверчивый пес встал над душой, как часовой на посту, и — ни туда, ни сюда!
В этой позиции и застала их вернувшаяся Елена Владимировна. Яранг, завидев хозяйку, сразу оставил свою вахту, завилял радостно хвостом и вообще, кажется, считал, что все обстоит нормально, а если что и начиналось, так он пресек вовремя; даже, возможно, ждал, что его похвалят за проявленную бдительность.
С соседом после этого надолго испортились отношения. Поговаривали также, что некоторые бывшие клиенты стали обходить его сторонкой: вдруг еще раз кому-нибудь придется пережить такое… Уж лучше обратиться в поликлинику… А если к этому прибавить, что вскоре после описанного происшествия доктор по милости Яранга вывалялся в грязи (Яранг несся за кошкой и так влетел ему в колени, что тот и с ног долой), то понятно, какие чувства отныне он испытывал, когда видел эту собаку.
Глава 5. ЧТО С НИМ?
Теперь, когда утекло столько времени и пронеслось много неизмеримо важнейших событий, вспоминать о том, что связано с мирными ушедшими днями, было приятно и дорого. Эх, жаль, нет доктора, чтобы посмеяться вместе. Но он еще поприветствует Яранга и его проводника.
— Ты, конечно, заночуешь у нас, — сказал старшему сержанту отец Нади. — Квартиру-то твою разбомбило…
— Если разрешите…
— Что за разговор, — вмешалась Елена Владимировна. — Пошли без рассуждений! Стол давно накрыт, ждет. Надюшка-то сегодня поднялась ни свет, ни заря, все к твоему приезду готовилась… Как стало известно, что возвращаешься, так и часы у нас стали медленнее идти, и то не так, и это не эдак…
— Мама!
Надя отвернулась, чтоб скрыть порозовевшие щеки. Алексей сделал вид, что не понял намека.
— У меня машина, — сказал отец. — Поедем? Или, может, хочешь пройти пешком, посмотреть город? Тут ведь недалеко. Соскучился, поди, по родным местам…
— Пешком, конечно, пешком!
Они пошли. Алексей жадно осматривался, отмечал перемены в облике города. Все они главным образом вызваны временным пребыванием врагов в городе, тяжким периодом оккупации. Были, кажется, недолго, а сколько разрушили, напакостили, навредили!
Степан Николаевич напоминал: здесь помещалась фашистская комендатура — не забыл? Партизаны рванули ее на воздух. А тут были полицейское управление и гестапо, тоже, наверное, никогда не выветрится из памяти…
— Помнишь, как мы тут…
— Еще бы не помнить! — отозвался Алексей.
Гестапо… Страшнее, кажется, ничего не выдумала история. По лицам вновь прошла тень. Наде стало зябко. Как она вынесла тогда? Мама права: жутко вспомнить, жутко даже сейчас, когда все прошло и больше никогда не повторится!
