Внезапно Николас увидел Алексу фон Годенхаузен. На ней было платье из нежно-голубого шифона с аппликациями в форме медальона у подола платья и на высоте колен. Короткие рукава заканчивались двойными буфами, заходившими на перчатки из белой лайковой кожи принятой при дворе длины. Старинное ожерелье и подходящие к нему серьги из жемчуга и бирюзы выглядели на фоне ожерелий из бриллиантов, рубинов, изумрудов и сапфиров, сверкающих на головах и декольте дам, довольно скромно. Высоко зачесанные волосы были украшены несколькими ландышами, что придавало ей в какой-то степени облик нимфы. Для Николаса она была самым ослепительным явлением в зале, и не только из-за ее сходства с Беатой.
Он пристально смотрел на Алексу, пытаясь поймать ее взгляд и одновременно пытаясь разобраться в себе. Она не была такой загорелой, как Беата в это время года, и в ее волосах не было таких выгоревших на солнце прядок, как у Беаты. То, что она смотрела на все с вежливым скучающим видом, было следствием того, что за три года замужества она принимала участие во многих подобных празднествах.
Приглашения на Олимп являются для простых смертных великой честью, но по прошествии некоторого времени они теряют свою прелесть новизны, особенно когда обитатели Олимпа произносят всегда одни и те же речи и угощают одной и той же амброзией. Беата во время единственного зимнего сезона, который они провели в Вене, была исполнена несказанного восторга от балов, светского общества и приемов при дворе и радовалась как ребенок; ей нравилось знакомиться с новыми людьми, неважно, кем бы они ни были: обедневшими родственниками, ветеранами забытых войн или пребывающими на отдыхе придворными дамами. Она любила оставаться дома, но так же охотно выезжала в свет, и блеск ее глаз никогда не исчезал, так же как и улыбка на ее лице.
Алекса не заметила Николаса, или только сделала вид, так как ее лицо по-прежнему оставалось любезно-скучающим. На другом конце зала Николас обнаружил ее мужа в парадной форме гвардейского корпуса. То, что он приглашен вместе с женой на этот банкет, говорило об определенном общественном статусе, которому вообще-то ранг Ганса Гюнтера не соответствовал. Красота Алексы, конечно, была отнюдь этому не помеха, но женаты они были только три года, что заставляло сделать вывод, что восхождение Годенхаузена в придворное общество должно было начаться гораздо раньше.
Появление гофмаршала графа Августа Ойленбурга заставило все разговоры смолкнуть. После трех ударов жезла из слоновой кости о пол гофмаршал начал движение по проходу, за ним следовал кайзер, или, как он любил себя называть, Наиглавнейший, ведущий графиню, а за ним — Франц Фердинанд с императрицей.
Николас видел Вильгельма и раньше, но только на природе и издали. Теперь же, увидев его в ярко освещенном зале, он удивился некоторому замешательству монарха. Кайзер напоминал актера, которого ожидают поклонники у выхода со сцены. Приветственные движения руки знакомым, механически вспыхивающая улыбка, игривые шуточки, которые он то и дело бросал гостям, — все это напоминало какое-то представление. Кайзер был меньше ростом, чем казался на портретах, худощав, строен и выглядел моложе своих сорока семи лет. Закрученные кверху усы выглядели более чем воинственно.
Этот закоренелый эгоцентрик использовал каждый свой выход в общество как представление собственной персоны и надевал соответствующий каждому такому случаю костюм. Для этого вечера он выбрал парадную форму полка венгерских уланов, носящего его имя, и играл роль доброго дядюшки, который простил племяннику его юношеские глупости.
Полнейшим воплощением подобной глупости была опирающаяся на руку кайзера женщина, которая, казалось, совершенно спокойно воспринимала высокую честь — быть принятой немецким кайзером. Это была женщина с довольно пышными формами, хорошо сложенная и всем своим видом излучающая здоровье и самодовольство. Графиня улыбалась дамам и господам, между которыми она проходила, без тени снисходительности или насмешки, хотя знала, что многие из них, особенно австрийцы, до и после ее замужества злословили по ее адресу и старались унизить, как только могли. Супруг ее, очень высокий, но с плохой осанкой, в парадном мундире, плохо сходившемся на животе, пребывал в редком для него благодушном настроении; в конце концов, его супругу с почестями, которые соответствовали члену королевского дома, принимал один из ведущих дворов Европы.
Эрцгерцог узнал Николаса и нахмурился. Несколько секунд он смотрел неодобрительно, затем коротко кивнул и повернулся к императрице. Каради не стал ломать над этим голову; только спросил себя, чем он мог вызвать неудовольствие эрцгерцога. Возможно, тем, что его перевели в Берлин, предварительно не доложив об этом эрцгерцогу. Казалось, что Франц Фердинанд не совсем уютно чувствовал себя в роли наследника одного из старейших престолов Европы, роли, которую неожиданно для себя он должен был принять после загадочного самоубийства эрцгерцога Рудольфа.
Николас до этого никогда не видел императрицу Августу Викторию и нашел, к своему удивлению, ее — женщину около пятидесяти лет и мать семерых детей — довольно привлекательной. У нее было румяное лицо, фигура с приятными округлыми формами, мягкие пышные волосы — типичный облик немецкой домохозяйки. Ее наряд был сшит из пурпурной камчатой ткани, плечи обнажены, вырез на платье был настолько глубоким, что взгляду открывались очертания пышного белого бюста, который украшала цепочка из бриллиантов, рубинов и нескольких нитей жемчуга, уложенных так тщательно, как будто они располагались в витрине ювелирного магазина. На правой груди у нее был приколот орден Золотого руна.
Кайзер и его гости приближались к Мраморному залу, а дамы и господа, стоящие по обе стороны зала, напоминали заросли камыша, над которыми проносился порыв ветра. Они склонялись в глубоких поклонах и реверансах. Это могло бы быть финальной сценой какой-нибудь оперетты, разница заключалась лишь в том, что в качестве первого любовника, примадонны, субретки и комического персонажа выступали не артисты, а одни из самых могущественных личностей Европы. В качестве хора выступала элита их империи, а то, что здесь сверкало, это были не стразы, а золото и благородные камни, стоимости которых хватило бы, чтобы накормить большую часть населения Земли.
Как только все заняли места в Мраморном зале, по четыре человека за каждым столом, гофмаршал дал знак персоналу сервировать. Николас оказался за столом между одной гофдамой и женой баварского дипломата, привлекательными остроумными женщинами. Но близость Алексы, место которой оказалось неподалеку, сделало его неразговорчивым собеседником. Алекса и Ганс Гюнтер сидели за одним столом с генералом фон Мольтке, комендантом Берлина, советником французского посольства Лекомтом и адъютантом кайзера графом Вильгельмом фон Хохенау. Эта группа, казалось, состоит из старых друзей — за столом раздавались шутки и смех, тем самым стол отличался от других, где люди чопорно сидели почти на краю стула, в каждый миг готовые вскочить по приказу.
Князь Филипп цу Ойленбург-Хертефельд обедал в обществе князя Бюлова и его элегантной итальянской принцессы. Другой Мольтке, новый шеф Генерального штаба, племянник легендарного героя войны 1870–1871 годов, привлекал почти такое же внимание, как и сам Его Величество. Он был идеалом кавалерийских офицеров прусской армии. Казалось, что он сидит высоко на коне даже тогда, когда шел пешком. В Вене шутили, что одним только назначением его шефом Генерального штаба кайзер Вильгельм II надеялся привести в ужас английского короля Эдуарда VII.
Кайзер ел мало, главным образом потому, что он непрерывно говорил. Его когда-то резкий юношеский голос был теперь приглушенным, и не столько от возраста, сколько от перенесенной в 1903 году операции по удалению полипов. Но если голос кайзера и тонул в общем шуме разговоров, то его звонкий смех врывался в этот шум так же внезапно, как молния на облачном небосклоне. Видно было, что он с удовольствием развлекается, тогда как эрцгерцог ограничивался вежливым слушанием и одобрительным поддакиванием.
За обедом следовал ритуал общения. Чета кайзера и супружеская пара эрцгерцога прохаживались через анфилады залов дворца и вели с избранными гостями короткие беседы. Один из адъютантов предупредил Николаса о том, что кайзер изъявил желание с ним поговорить. Вместе с другими дамами и господами он был препровожден в один из салонов. В этой группе, за исключением двух мужчин, никто не был знаком друг с другом. В смущенном молчании, негромко покашливая, они стояли в ожидании. Наконец два лакея, стоявших слева и справа от двери, объявили о приближении государя. Вильгельм вошел, сопровождаемый эрцгерцогом и одним из адъютантов. Дамы остались позади.
