Бернис обручилась с Тоем, чтобы преподать Сэмюэлю еще один урок, которого он тоже не усвоил, просто взял да и женился на Уиллади, и Бернис ничего не оставалось, как выйти за Тоя; и это был сущий ужас.
Бедняга Той. Добрейшая душа, и любит ее слепо, безрассудно. Но если тебя кто-то любит, ничего не требуя в ответ, то, разумеется, ничего и не получает. Таков закон природы.
Сидя на качелях, Бернис размышляла, как докатилась до такой несчастной жизни, – и вдруг наверху заскрипели пружины. Нет, не вдруг. Сначала тихонько, потом громче и громче.
Первый скрип буквально разрезал ее сердце надвое, а остальные и вовсе разодрали в клочки. А это верный способ вынудить женщину совершить Нечто-Из-Ряда-Вон.
И Бернис спрыгнула с качелей, и чай фонтаном выплеснулся из стакана. Бернис заткнула кулаком рот, чтобы не закричать. Она вся была мокрая от чая, в прическе застряли размокшие ломтики лимона. Бернис рвала на себе волосы, швыряя кусочки лимона в потолок и топая ногами, как ребенок в истерике.
Но главное, Бернис Мозес не заметила, как в дом тихонько прокралась Сван, а следом испуганный восьмилетний мальчуган, одетый в одно исподнее.
Он шел за Сван с таким видом, будто в ней заключалось его спасение.
Глава 8
Сван спала на такой высокой кровати, что на нее приходилось залезать с табуретки. Мальчуган сидел на верхотуре, откинувшись на изголовье, выпрямив ноги, как палки. Сван растянулась на другом конце, приподнявшись на локте, и думала, что же дальше.
– Вот мы и пришли. И что мне с тобой делать?
Черные глаза пристально смотрели на нее.
Сван спросила:
– Ну так как тебя зовут?
– Блэйд.
– Это не имя.
Мальчик кивнул. Что правда, то правда.
Сван повторяла имя снова и снова, будто пробуя на вкус.
– Блэйд Белинджер. Блэйд Бе-лин-джер. Такое же дурацкое имя, как мое.
После столь удачного вступления всякий спросил бы, как ее зовут, но Блэйд молчал, и Сван представилась:
– Сван Лейк. Засмеешься – получишь.
Блэйд не засмеялся, даже не улыбнулся. Сван, подпрыгнув, села на кровати, гадая, о чем бы еще поговорить. Наконец сказала:
– Здесь я живу. Эту неделю. Та тетя на веранде – ты не бойся, она не сумасшедшая, просто злится, что муж работает ночами.
Блэйд все молчал.
– Почему ты шел за мной до самого дома?
Блэйд грустно пожал плечами.
– Знаешь ведь, что придется возвращаться.
Блэйд юркнул под одеяло, натянул его до подбородка, будто залез в броню.
Сван поправилась:
– Да нет, не сейчас. Потом.
Блэйд положил голову на подушку, закрыл глаза. Видно было, до чего он устал. Маленькие руки, сжимавшие одеяло, расслабились – не сразу, понемногу. В свои восемь лет Блэйд Белинджер был слишком осторожен, чтобы сразу уснуть.
Сван почему-то захотелось плакать. Не спеша, осторожно она встала на кровати, не сводя глаз с лица мальчика. От голой лампочки под потолком тянулся спутанный провод. Сван дернула за него, и свет погас. С минуту она стояла на кровати. Спустя годы ей будет казаться, что в тот миг ее жизнь перевернулась. Отныне что бы она ни сделала, все поступки будут вести в ином направлении. Но в ту минуту она об этом не думала. Не думала даже, что Блэйд Белинджер в чем-то изменил ее жизнь, хотя это было так, и чем дальше, тем сильнее она это почувствует. Она думала о том, что папа теперь без места и, строго говоря, она больше не дочь священника и ничем не отличается от других.
В открытое окно струилась музыка из бара – песня в стиле кантри. «Красиво жить, сильно любить, умереть молодым». Кто додумался такое сочинить, ведь никто, никто на свете не хочет умирать молодым?
Сван легла под одеяло. Блэйд шевельнулся и затих. Позже, уже засыпая, Сван услышала, как он бормочет сквозь сон: «Сван Лейк. Ну и имечко».
Перед рассветом Уиллади и Сэмюэль наконец придумали план, и Сэмюэль огласил его за завтраком.
– Мы хотели бы пожить здесь. Пока не придумаем что-нибудь. Если никто не против.
Нобл и Бэнвилл были, ясное дело, не против. Оба издали боевой клич. Не против была и Сван, хоть воплей никаких не издавала. Какие тут вопли, когда таскаешь со стола еду для Беглеца?
Калла сказала, что не против, – да не то слово, ни на что другое она и не согласилась бы. Вот только как Сэмюэль будет жить в доме, к которому пристроен бар? Сэмюэль успокоил ее: что ему бар, если он туда не заходит? К тому же он найдет работу – где угодно, какую угодно, не станет слоняться по дому и брюзжать.
– А как же проповеди? – спросила Калла. Она знала Сэмюэля и понимала: не будет он счастлив без любимого дела. Да и жизнь она знала и понимала: если в доме кто-то несчастен, несчастье липнет к другим, точно заразная болезнь.
– Мы уже обдумали, – заверил Сэмюэль. – По выходным я буду сменным проповедником.
– А как это, сменным проповедником? – проворковала Бернис. Сочно, по-южному, – такое воркованье призвано разбивать сердца. Она сидела за столом в платье из гладкого белого атласа, задуманном, по-видимому, для той же цели. Волосы, спадавшие на плечи, блестели – наверное, от лимонного сока. Словом, картинка из модного журнала.
Уиллади, снисходительно глянув на Бернис, объяснила: пасторам нужно иногда отлучаться – на отдых с семьей, по неотложным делам и так далее. И священник вроде Сэмюэля, у кого есть лицензия, но нет прихода, может замещать постоянного пастора. И всем это на пользу.
– Многим церквям нужны сменные проповедники, – бодро заключила Уиллади.
Калла, отхлебнув кофе, сокрушенно покачала головой:
– Из Сэмюэля вышел бы отменный сменный проповедник, но…
После завтрака Сван заторопилась наверх. Вдруг Блэйд Белинджер проснется один в чужом доме и испугается? Или спустится по лестнице сюда и все в доме узнают, что она его прятала? Но тревога не шла ни в какое сравнение с другими чувствами. Блэйд Белинджер выбрал ее своей защитницей. Не она ли мечтала о настоящем друге? Вдруг, ни с того ни с сего, мечты стали сбываться одна за другой.
Но на пороге кухни ее поймал Сэмюэль. Вместе с Уиллади они увели детей в гостиную, закрыли дверь, собрали их в кружок – сценка в духе семейного журнала.
– В нашей жизни грядут большие перемены, – объявил Сэмюэль. – Придется нам постараться, чтобы удержаться на плаву. Но не хочу вас пугать и расстраивать. Что бы с нами ни случилось – все к лучшему, что ни делает Господь.
– Теперь мне можно носить джинсы? – спросила Сван. – Тоже ведь перемена к лучшему. Мы же на ферме.
Со вчерашнего дня Сван снова облачилась в платье. Ничего удивительного. Как только возвращался Сэмюэль, дети тут же переставали нарушать правила.
– Подумай сама, Сван, – сказала Уиллади.
Сван гневно сверкнула глазами. Уиллади ответила спокойным взглядом. Она умела держать себя в руках.