Отрицать этого Кэтрин не могла.
Она почти ничего не знала о Монкрифе, новом герцоге Лаймонде, чьей резиденцией был замок Балидон. За три дня этот человек стал распоряжаться в ее доме, как настоящий хозяин. К нему обращались слуги, даже викарий предпочел обсуждать свои нужды с ним, а не с Кэтрин, Глинет утверждала, что герцог следил за ее пищей, пробовал предназначенные ей блюда, но на ночь оставлял Кэтрин в покое, предпочитая спать в комнате ее отца. Со дня свадьбы они впервые проводили утро вместе.
Как странно ничего не знать о своем муже.
– Вы не нравитесь моей компаньонке, – сообщила Кэтрин, инстинктивно пытаясь вывести Монкрифа из равновесия. Герцог промолчал, и она заговорила снова: – Глинет говорит, вы грубо с ней обошлись.
На этот раз Монкриф обернулся, и Кэтрин поразила сила чувства в его взгляде.
– Не сомневаюсь, что она так и сказала. Она пренебрегла своим долгом. Терпеть не могу лентяев, которые изображают из себя невинных страдальцев.
– Мне Глинет всегда казалась очень старательной.
– Она ничего не предприняла, когда вы были почти при смерти. И это ее первая ошибка. Потом она оставила вас наедине со мной. Добросовестная компаньонка так не поступает.
Кэтрин не сумела ничего возразить.
– Расскажите, пожалуйста, о нашей первой встрече.
– Вы сами еще не вспомнили? Она покачала головой.
– Возможно, вы никогда не вспомните. Опиум повреждает память.
Кэтрин не желала вступать в разговоры про опиум. У нее никогда не было к нему того пристрастия, в котором Монкриф ее подозревал. Она всегда была очень осторожна с этой настойкой и следила, чтобы не принять слишком много. С другой стороны, Кэтрин никак не могла объяснить двухдневный провал в памяти.
– Я приехал к вам с визитом, – начал Монкриф, откидываясь на подушки. – Я был другом Гарри.
– Вы ничего мне об этом не говорили.
– Вы просто не помните.
Кэтрин нахмурилась, потом ее лицо вдруг посветлело.
– Гарри когда-нибудь говорил обо мне? Монкриф прикрыл глаза.
– Солдаты всегда говорят о тех, кого любят, и кто остался дома. Гарри не был исключением.
– Что он говорил?
Монкриф долго не отвечал, потом вздохнул и произнес:
– Иногда он читал мне ваши письма.
Кэтрин была удивлена. Для нее самой письма Гарри были святыней, которую она ни с кем не желала делить. Ей казалось, что муж должен испытывать такие же чувства. Сейчас ее щеки вспыхнули, она отвела глаза.
– Это были прекрасные письма, Кэтрин.
Теплая волна окатила все тело Кэтрин. Она опустила взгляд на свои руки. Ногти отросли, надо бы ими заняться. Лунки стали какие-то странные – цвета бледной лаванды. Казалось, все ее тело погрузилось в траур.
Кэтрин молча кивнула, надеясь, что Монкриф оставит эту тему. Ее охватил стыд, но не из-за того, что она писала мужу, а оттого, что чужой человек знал, содержание ее интимной переписки.
Монкриф бросил на нее быстрый взгляд.
– Гарри просто делился со мной своим счастьем. Сам я не получал писем. Отец написал мне лишь однажды, перед смертью, а брат вообще не любил писать. Мне кажется, я никогда не получил от него ни строчки.
– Вы были близки с ним?
– Не особенно. Колин был на двенадцать лет старше меня. Он почти не интересовался младшим братом. – И не давая ей задать следующий вопрос, Монкриф продолжил: – У меня был еще один брат. Дермотт был на пять лет старше меня. Он погиб в возрасте тринадцати лет. Дурацкая история – брал препятствие на необученной лошади.
– Вы так говорите, как будто из-за своей глупости он заслужил смерть.
Его синие глаза снова впились в лицо женщины.
– В жизни существуют причины и следствия, Кэтрин. Как он самоуверен!
– Значит, вы должны быть довольны, что стали герцогом. Имея двух старших братьев, едва ли вы могли на это надеяться.
Да, лицо Монкрифа – просто воплощение заносчивости: форма носа, острые скулы, твердый квадратный подбородок – все отражало надменность и высокомерие.
– Конечно, я этого не ожидал. Но теперь, когда Колин умер, ответственность легла на меня. Я должен исполнить свой долг.
– Вы всегда столь благородны?
– Разве поступать правильно – это благородство?
У него была сбивающая с толку привычка отвечать вопросом на вопрос. Кэтрин решила сменить тему:
– Вас не беспокоит мысль о том, как отнесется ваша семья к вашему появлению вместе с женой?
– Я не был в Балидоне больше четырнадцати лет. Все это время семья не поддерживала со мной никаких связей. И сейчас меня мало интересует, что они об этом подумают.
– Вы всегда были таким властным?
К удивлению Кэтрин, Монкриф улыбнулся.
– Нет ничего дурного в том, чтобы знать себе цену. Четырнадцать лет я самостоятельно пробивал себе дорогу в жизни, но никто из моей семьи не интересовался моими достижениями. Моя ценность для Балидона состоит в том, что я его унаследовал. С этого момента все, что я буду делить, будет продиктовано тем, что я – двенадцатый герцог Лаймонд.
– А где же мое место?
– Вы – герцогиня Лаймонд, – бесстрастным тоном произнес Монкриф.
– Я не состою в родстве со знатью, за исключением, пожалуй, дальнего кузена – графа. Мой отец – простой землевладелец, разве что не фермер. Нас можно считать мелким дворянством, но и то с натяжкой. – Кэтрин вопросительно взглянула на мужа.
– Зачем вы решили копаться в генеалогии? – Монкриф удивленно поднял брови.
– Не могу понять, как герцог может жениться, на ком попало. Ведь вы почти принц.
– Я Монкриф, – произнес он таким непререкаемым тоном, как будто дальнейшие объяснения не требовались и даже были нежелательны.
– Неужели вас не волнует, что я – просто дочь фермера?
Он улыбнулся широкой улыбкой. Сверкнули белые ровные зубы.
– Сомневаюсь, что вас можно назвать фермерской дочерью, мадам. Ваш отец был самым богатым землевладельцем в графстве, а Колстин-Холл вовсе не убогая хижина.
– Мой отец был скромным человеком, он не хотел, чтобы я ставила себя выше других.
– В таком случае он, без сомнения, будет разочарован, узнав, что вы вышли замуж за герцога.
– Он бы очень удивился, если бы был жив, – возразила Кэтрин.
– Мне кажется, что если от меня потребуется следить за стадами овец, то дочка фермера окажется ценным, приобретением. У нас в Балидоне море овец.
Кэтрин не смогла сдержать улыбку.
– Монкриф, ну говорите же серьезно!
– Вот если бы ваш отец был пивоваром или виноделом, то в Балидоне вас встретили бы с распростертыми объятиями. Мы делаем прекрасное виски и отличный эль.
– Неужели наш союз не кажется вам неравным?
– Абсолютно не, кажется. – Улыбка исчезла с его лица, а в глазах появилось уже знакомое Кэтрин напряженное выражение. – Если вы спросите меня, являюсь ли я поборником равноправия, то я отвечу – нет. Я не обращаюсь со своим адъютантом как с другом. У меня нет желания дружить со служанками и водить компанию с лакеями.
