– Опишите мне вестибюль.
– Ну, просто прихожая.
– Двери двойные?
– Да.
– Какая-нибудь отличительная особенность – коврик восточной работы, картина?
– Там есть дракон, очень красивый нефритовый дракон; он стоит в вестибюле на столике, и миссис Робинсон, надо сказать, в нем души не чает.
– Значит, это и есть парадный вход в дом, открываемый для особых случаев – обеденных приемов, банкетов и прочее, так? Когда в дом приходит слесарь чинить раковину, его впускают с другого входа, не так ли?
– Да, – с непоколебимым достоинством отвечала миссис Макгуэйн.
– Есть ли на полу ковер?
– В этой части дома он от стенки до стенки.
– Какого он цвета, разрешите полюбопытствовать?
– Ну, светло-бежевого, цвета слоновой кости, я бы так сказала.
– Хорошо. О чем же вы с ним беседовали?
– Кажется, о том, собираются или нет его родители возвращаться с Нантакета.
– Из их летней виллы?
– Да.
Тут он, ради того чтобы произвести впечатление на присяжных, позволил себе маленький антибуржуазный выпад.
– Вилла столь же просторна, как и основной их дом?
– Нет, – моментально ощетинилась домоправительница.
– И чем же закончилась ваша беседа относительно планов мистера и миссис Робинсон?
– По-моему, я сообщила Билли, что его мама звонила, чтобы сказать, что яхта нуждается в небольшом ремонте, надо починить парус, и они на день задержатся.
– У вас отличная память, миссис Макгуэйн.
– Спасибо, – ответила та, заерзав в своем кресле в нетерпеливом желании и в следующем ответе проявить не меньшую компетентность.
– Следовательно, новости, о которых шла речь, были самыми обычными житейскими новостями, подобными тем, что вы могли сообщить в любой день?
– Да.
– А еще о чем вы говорили?
– Думаю, больше ни о чем.
– Сколькими же предложениями вы обменялись?
– Предложениями пятью, наверное.
– Разговор ваш был кратким?
– Да.
– Войдя, он разговаривал с вами около минуты?
– Если и больше, то ненамного.
– А после этого, вечером, ничего особенного не происходило?
– Нет, я легла обратно в постель.
– Повторяю вопрос: не происходило ли потом чего-нибудь необычного, неприятного?
– Нет, я просто легла, и все.
– Это правда? Вы уверены, что так и было?
– Да. Я услышала, что он входит через парадную дверь, встала, поговорила с ним, а потом легла. Сколько раз мне надо это повторять? – бросила она в заключение и, сняв очки, принялась их протирать – обычная бессознательная хитрость лжесвидетелей: не видя лица допрашивающего, они могут лгать с большей легкостью и более убежденно. Питер ждал, а она все терла и терла свои очки. Поняв, что он ждет ответа, она наконец нацепила их на нос.
– Вы говорите правду?
– Да, – отвечала миссис Макгуэйн с легким раздражением в голосе. Поджав губы, она с невинным видом подняла брови.
Подойдя к барьеру, он сверху вниз вперился в нее взглядом.
– И можете поклясться?
– Да, – отрезала она.
– Я лишь пытаюсь уточнить некоторые вещи. Вы утверждаете, что говорите правду. Ваши показания суду – это правда истинная, абсолютная?
– Да. Я хоть и не окончила школу, но не совсем уж невежда, мистер…
– Скаттергуд.
– Да. Может быть, вам я кажусь невеждой, но уверяю вас, что я отлично понимаю все, что здесь происходит, и говорю вам правду, как перед Богом! Разрази меня гром, если я лгу!
– Возражаю!
Морган вскочил и, размахивая руками, сердито запрыгал вокруг стола.
– Ваша честь, я совершенно не могу согласиться с подобным отношением к свидетельнице! Прошу осудить поведение прокурора на основании…
– Я с радостью объясню причину моего скептицизма, – прервал его Питер.
– Просьба защиты отклоняется, – объявил судья. – Продолжайте, мистер Скаттергуд, но переходите к делу. Пока что, насколько я вижу, мы еще далеки от ясности.
Робинсон, более догадливый, чем его защитник, вскинул глаза на Питера и неожиданно улыбнулся, очевидно поняв стратегию Питера. А тот опять повернулся к свидетельнице:
– Не расскажете ли мне, с чего вы обычно начинаете день?
– Встаю и спускаюсь в кухню.
– Вы встаете первой?
– Да.
– А сыновья Робинсонов?
– По выходным они обычно спят часов до десяти.
– И что вы делаете, встав?
– Варю кофе и выхожу за газетой.
И тут внезапно во взгляде миссис Макгуэйн появилось напряженное внимание; не мигая и глядя куда-то мимо него, сквозь стены зала, мимо всех собравшихся в этом зале, она мысленно перебирала обычные свои утренние дела. Теперь она знала, чего добивается от нее прокурор.
– Газету приносят к кухонной двери? – спросил Питер.
– Да, – сказала она упавшим голосом.
– Потому что так предпочитаете вы и Робинсоны?
– Да.
– В кухне имеется большой стол, где можно завтракать, расстелив газету?
– Да.
– И газету приносят к кухонной двери, не к парадной?
– Да. Мальчик-почтальон огибает дом.
– А почему?
– Так проще.
– Чем же?
– Ну, потому что по утрам в кухне всегда нахожусь я.
– Так. Теперь следующее. Вы рассказали нам о замечательной системе сигнализации, установленной в доме Робинсонов. Я не слишком хорошо разбираюсь в этих системах, однако знаю общий принцип их работы – пульт или коробочка с цифровым набором, с помощью которых домовладелец, или в данном случае домоправительница, может включать или отключать сигнализацию. Например, отключать ее прежде, чем открыть окно. Похоже это на то, как действует ваша система?
– Да.
Прошлым летом Питер приценялся к подобной системе для установки в собственном доме, так как примерно за месяц до этого наркоманы что-то очень уж обнаглели и стали использовать слесарные ножовки и гидравлический инструмент для перепиливания металлических решеток на окнах. Он даже сравнивал между собой те или иные системы, но в конце концов они с Дженис предпочли отдохнуть на Карибах, надеясь в дальнейшем подкопить денег.
– Сигнализация в доме включена постоянно?
– Да. – Домоправительница, потупившись, разглядывала ноги Питера.
– Компания, устанавливающая эти системы, обычно использует электронику, и электронику весьма хитроумную. Относится ли это и к вашей системе?
– Да.
– Правильно ли будет предположить, что установленная система не менялась ни вами, ни кем-либо из домашних?
Она кивнула.
– Отметьте в ваших записях утвердительный ответ свидетельницы, – обратился Питер к Бените, судебному репортеру. – А будучи домоправительницей и ведающей всем хозяйством, вполне ли вы понимаете, что и компания, устанавливающая системы сигнализации, ведет записи всего, что она делает – когда и какая именно система устанавливается?
– Да.
– Робинсоны конечно же обратились бы к первоклассной компании, скрупулезно ведущей отчетность. Так?
– Да. Они всегда предпочитают лучшее.
– Правильно ли предположение, что, выходя каждое утро за газетой, вы отключаете систему?
– Да.
– Вы отключаете ее, вводя пароль или набирая код?
Свидетельница бросила взгляд на судью:
– Не думаю, что я должна отвечать на такие вопросы.
Судья подался вперед:
– Сообщать суду те или иные коды вы не должны, но попрошу вас ответить на все поставленные вопросы.
– Хорошо, – согласилась миссис Макгуэйн. – Да, надо ввести код.
– Для кухонной двери или всей системы вообще?
– Я могу сделать и то и другое.
– Набирая код, вы отключаете сигнализацию?
– Да.
– И где находится пульт управления?
– В кухне.
– Где именно?
– В одном из шкафов.
– В самой кухне?
– Да.
– И это единственный способ отключить сигнализацию?
– Да.
– Таким образом, если кто-нибудь открывает ключом дверь кухни, немедленно срабатывает сигнализация?
– Нет.
– Почему же нет?
– Потому что предусмотрена маленькая пауза, чтобы можно было успеть подойти к пульту и набрать код.
– И через сколько включится сигнализация? Минут пять?
– О нет, – возразила миссис Макгуэйн, – всего лишь тридцать секунд.
– Это относится также к каждой двери?
– Нет, только к кухонной.
– Тогда зачем же, ради всего святого, Уильям Робинсон, поставив машину возле кухонной двери, единственной двери, через которую, как это ему известно, он мог бы проникнуть в дом, не выключив сигнализацию, проходит пятьдесят футов, входит в дом через парадную дверь, пачкая мокрой обувью светлый ковер у входа, которым пользуются только в особых случаях, а затем беседует с вами? И почему все это происходит без того, чтобы сработала сигнализация?
Миссис Макгуэйн бросила тревожный взгляд на Робинсона, и Питер почувствовал угрызения совести за то, что вынужден был заставить ее сделать.
– О, возможно, я сказала что-то не то, – вырвалось у миссис Макгуэйн, – но я точно знаю, что Билли тогда вечером был дома.
