Вырос Торлейв подле своей матери, и начал он с очень ранней поры проявлять в себе незаурядные способности. Решили тогда люди, что это, должно быть, дар — следствие добрых пожеланий эльфы 70. Позже стал Торлейв скальдом и считали его крафта-или аквайда-скальдом (поэтом-магом). Полагали также, что занимается он волхованиями 71, и прозвали его потому Чаро-лейфи.
Краткое примечание
Традиционно принято при комментировании подобных рассказов обращать внимание на «лейтмотив» людской помощи эльфам при родах. Хотя ведь и сами эльфы весьма часто помогают смертным в подобных ситуациях, о чем известно множество свидетельств. Однако, на наш взгляд, бо лее интересно здесь упоминание того, что эльфы способны наделять понравившихся им людей осо быми («эльфийскими») дарами:
…Время настало, когда предначертано было, чтоб Артур родился.Как только он появился на свет, эльфы приняли его.Они заговорили (bigolen) ребенка могучими чарами (galdere ).Они дали ему силу величайшего воина.Во-вторых, они предначертали ему быть благородным, королем.Третье он получил от них — дар долгой жизни.Они вручили ему, королевскому наследнику,наиболее превосходные дары, — дабы он стал самым щедрымизо всех живущих людей.Этим эльфы наделили его и, затем, этот ребенок процветал.
Так написал в XIII веке английский священник Лайамон в поэме «Брут». Это было одним из пос ледних отголосков древней германской веры в то, что сразу после рождения к каждому ребенку при- ходят «богини» судьбы норны (сравн. с гречески ми мойрами), и предначертывают всю его буду щую жизнь. От того, норны какого именно рода пришли к новорожденному, зависела его судьба:
И эти (норны) из рода «богов», а другие эльфийского рода. Третьи же из семейства карликов-двергов. Т. е. некоторые норны из рода асов, некоторые эльфо-рода, а некоторые дочери Двалина.
Младшая Эдда («Видение Гюльви»)
Много их и все они разные: некоторые из семейства асов, некоторые из семейства эльфов, некоторые дочери Двалина.
«Сага о Вёльсунгах», гл. 18
Позже, в период упадка представлений об образе истинных эльфов, их отделили от норн, и объявили и тех, и других «злыми», определив их в пособники колдунам и (см. «Сагу о Хрольве Жердинке», главы 15, 47—48).
В данном рассказе благодарные «добрые» эльфы (хотя уже не норны эльфо-рода) наделили Торлейва Тордарсона (Чаро-лейфи) одним из основных эльфийских даров — способностью к волшебному стихосложению, имеющему магическую силу завораживать (очаровывать) слушателей, и к белой магии: искусству постигать таинства чародейских знаков (galdra-stafir), резать руны (runir), разбираться в травах (gros), диво-камнях (natturu-steinn), силой изгонять призраков, «немертвых» и т. д. (Подробнее об этом см. продолжение саги о Чаро-лейфи в сборнике Йоуна Арнасона.)
Таких, как Чаро-лейфи, поэтов в Исландии называли krafta-skald, или akvoetha-skald. Йоун Арнасон дает им следующее определение:
«Те люди, которые всегда были начеку, готовые выдать стихотворные «висы» экспромтом своей защиты [от злых сил] ради и, особенно, те, что произносили слова, которые непременно сбывались (ahrins-orth) прозывались «скальдами силы» (krafta-skald), или «поэтами, провозглашающими грядущее, повелевающими, чему должно сбыться» (akvoetha-skald). Их называли так, ибо полагали, что настолько могучая чародейская сила (kynngi-kraftur) была присуща их стихам, или были они настолько духовно сильны (and-rikur), что ничто не могло им противостоять. Самый лучший пример тому — «Прядь о Торлейве Ярловом скальде» (Торлейве), который отомстил Хакону Языческому Ярлу за смерть своих товарищей и захват имущества, сочинив о Хаконе «нид» (позорящую поэму), результатом прочтения которой стали самые печальные для Хакона последствия».
(См. также краткое примечание к рассказу «Юная эльфа по имени Има».)
Кроме того, «силовые скальды» обладали способностью, посредством своей поэзии, насылать глубокий сон на врагов, и так часто спасались они от близкой смерти. (См. например, «Сагу о Хёрде», гл. XVII и «Сагу об Одде-стреле», гл. XVI.) Здесь же уместно вспомнить эльфу Лютиэнь из книги Дж. Толкина «Сильмариллион», которая обладала подобными талантами. Об эльфах, наделяющих смертных особыми «духовными» дарами повествует и рассказ того же автора под названием «Кузнец из Большого Вуттона».
Ф. Нансен утверждает, что в известной ему версии исландской баллады про эльфов «Сон Катлы» (XVI в.) ребенок этой смертной Катлы, получивший имя от эльфа Ари (но не его сын), некий Ари Марссон, стал прославленным мореплавателем, ибо «унаследовал» вместе с эльфийским именем таланты и удачу моряка. (См. F. Nansen. In northern mists.)
Краткая версия рассказа о Чаро-Лейфи дается также в книге К.Маурера (на немецком языке).
Говоря о Чаро-Лейфи (Торлейве Тордарсоне), в заключение необходимо упомянуть самое громкое событие его жизни, — в 1611 г. вместе с другим «силовым поэтом» того времени Йоуном Гвюдмундссоном Ученым (наиболее, кстати, известным «специалистом» по Сокрытому Народу в средневековой Исландии), Торлейв посредством сочиненных ими магических стихов изгнал самого страшного за всю историю Исландии «немертвого» (draugur), который своими яростными нападениями запугал было целую область Стад (Поселение) в Снай-фьоле (Снежных Горах).
ВИЗИТ В ХОЛМ
из собрания исландских легенд и преданий, составленного Йоуном Арнасоном
О священнике Эйрике из Вогр-оса (1667—1716 гг.) существует довольно много саг и противоречивых рассказов. Из Сельвог, области священника Эйрика, присланы самые лучшие и наиболее примечательные истории о нем. Преподобный Магнус Гримесон также собрал немало саг об этом священнике «со слов и по записям Брюньольва Йоунссона, школьника из Хруни, со ссылками на то, что рассказывают об Эйрике жители Борга-фьорда. Эйрик был сведущ в древних знаниях 72 и чародействе 73. Часто входил он в холмы и, вообще, совершал множество необычных вещей. Он никому не повредил своим ведовством 74, хотя иногда и «подшучивал», особенно над теми, кто приставал к нему со своим любопытством и навязывался к нему, непрошеный, в спутники. Обычно Эйрик исчезал со своего хутора каждый субботний вечер и возвращался не раньше воскресного утра. Никто не знал, где проводил он все это время».
Прислано преподобным Магнусом Гримссоном
Однажды попросил некий юноша позволения у священника Эйрика отправиться вместе с ним туда, куда уходил тот каждый субботний вечер. Эйрик долго отказывался и говорил, что не будет юноше большой пользы от этого. Однако парень очень настаивал, так что, наконец, уступил священник и пообещал как-нибудь взять его с собой. И вот, некоторое время спустя, отправился он, как обычно, в путь и взял юношу с собой. Погода тогда стояла тихая и ясная. Они перешли через возделанное поле у хутора и подошли к одному холму. Священник ударил по нему тонким прутом спроти 75. Тогда холм открылся, и вышла оттуда некая зрелая женщина. Приветствовала она Эйрика как старого знакомого и пригласила его внутрь. За ней следом явилась юная девица и позвала внутрь его спутника.
Все вместе вошли они в холм и оказались в просторной комнате. Сидело там по кругу множество народу на дощатом возвышении на полу. Эйрик посадил юношу у самой двери, сам же сел среди людей напротив. Показалось юноше весьма странным то, что все молчат, словно воды в рот набрали, и потому стоит внутри гробовая тишина.
Тут ушли прочь обе женщины, но вскоре вернулись обратно, неся в руках нож и корыто. И вот направляются они к сидящему с самого края круга, на противоположной от парня стороне, человеку. Подхватывают они его, кладут головой на корыто и режут беднягу, словно ягненка. Покончивши с этим, хватают его соседа, а вслед за ним всех остальных, по порядку, и повторяется с каждым несчастным вновь вся ужасная процедура. Никто даже и не пытался сопротивляться, и притом ни один не проронил ни звука.
Незаметно было по Эйрику, чтоб он проявлял хоть какое-нибудь беспокойство по поводу происходящего, чего нельзя было сказать о пришедшем с ним юноше. Видит он, что страшные эти женщины не остановятся, пока всех там не перережут; и когда приходит очередь Эйрика, хватают они его и режут как прочих. Тогда возопил парень, вскочил на ноги, бросился опрометью к двери, и был таков. Побежал он домой на хутор со страшной вестью, и пятки его так и сверкали.
Но когда, запыхавшись, прибежал он на родной хутор, то увидел, что стоит там священник Эйрик в дверях, опершись руками в верхнюю их перемычку. Улыбнулся он при виде парня и говорит:
