— Вот, ваше величество! — Пипин, бессменный Майордом Австразии, гордо повел рукой по сторонам, где тянулись к морозному небу дымки от множества мелких деревушек. — За Маасом бросовые земли распахиваем, до самого Андоверписа(2)! А тут ведь отродясь зерно не росло. Эти хомуты из Словении просто чудо какое-то! Многие уже вместо волов стали на лошадях пахать. Раньше на лошадку ярмо повесишь, а она задыхается. А теперь совсем другое дело! Вполовину больше теперь крестьянин за день вспахать успевает. Лошадка — она ведь куда резвее, чем вол.
— Тут не Аквитания, — с удивлением смотрел на это Дагоберт и едва заметно поморщился. Он не любил, когда ему напоминали про успехи соседнего княжества. Он по-прежнему считал вендов обнаглевшими дикарями, которых придется раздавить. — Неужели здесь зерно вызревает? Холодно же и земля как камень.
— Рожь с полбой пополам сеют, государь, — охотно пояснил Пипин. — У нас так давно заведено. Мягкая будет зима — полба вырастет и рожь задушит. А коли зима суровая — полба вымерзнет, а рожь останется.
— Подати наложил на них?
— Само собой, ваше величество, — радостно оскалился Пипин. — Зерном подати платят. У меня к весеннему походу все готово.
— Герцог Камбре тут свое войско поведет, — сказал король. — По старой римской дороге до Кельна. Снабдишь их зерном. Иначе они разорят тут все.
— Все сделаю, государь, — кивнул Пипин. — Тут народец позабыл уже о грабежах. Саксы тихо сидят, сербы вашему величеству служат. И венды-ободриты, как я слышал, теперь тоже…
— Да, — поморщился Дагоберт. — И я тебе скажу, это обошлось мне недешево. Дикари начали богатеть на глазах. И если раньше я подарил бы ему за эту услугу воз сукна, воз железа и полсотни коров, то теперь мне пришлось платить золотом. Он ударит на князька вендов с севера.
— Я слышал, его крепости неприступны, — испытующе посмотрел на короля Пипин. — Купцы рассказывают поразительные вещи.
— Тем лучше для нас, — пожал плечами Дагоберт.- Не придется строить самим.
— Надо ли нам соваться туда, мой король? — Пипин задумался, подбирая слова. — Эта война не станет прогулкой. Венды сильны в своих лесах. Мы потеряем очень много воинов.
— Ты ничего не понимаешь! — с ледяным спокойствием ответил Дагоберт. — У меня просто нет выхода. Герцоги и графы наглеют с каждым днем. Каждый город бьет свою монету, и я ничего не могу с этим сделать. Они просто плевать хотели на мои указы. Еще десять лет, и этот Само нас просто сметет, потому что я не смогу собрать войско в поход. Я даже этих изменников, бургундских фаронов(3) вынужден был простить, и позволил им иметь отдельное войско. Аквитанские сенаторы сидят на своих виллах, читают старинные свитки и мечтают о власти императора, чтобы, как и их предки продавать свое вино в Константинополь, Карфаген и Александрию. Франки в Париже и Кельне говорят на разных языках, но одинаково презирают римлян, которые их, в свою очередь, ненавидят. Я! Только я держу эту страну на своих плечах, но я не вечен. И у меня всего один сын. Один, понимаешь! Он же младенец, ему сгинуть от любой хворобы просто раз плюнуть. Мой брат дурак, и он слаб здоровьем. Его сын Хильперик еще в колыбели. Наша страна висит на волоске, а каждый граф хочет стать королем на своем клочке земли. Мне нужна победа, Пипин, большая победа и большая добыча, и неважно, чего нам это будет стоить. Мне плевать на потери! Будет золото, серебро и соль, воины набегут со всего света. Мне нужны новые земли, чтобы раздать их своим лейдам, иначе я скоро стану королем без земли. Мои слуги стали просто ненасытны. Мы не можем проиграть, Пипин. Если это случится, то короли из рода Меровея снова будут править осколками страны и опять начнут резать друг друга, как мои предки когда-то.
— А зачем ты мне говоришь это, мой король? — посмотрел прямо на него Пипин. — Разве я не герцог, не майордом, которого твой отец поклялся до самой смерти не лишать власти?
— Ты самый верный из моих слуг, Пипин, — ответил Дагоберт. — Ты правишь этой землей честно, у тебя сердце болит за нашу страну. Но ты у меня такой один. Остальные только и ждут, как бы получить от меня еще земель или золота. Я верю тебе, как себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо за доверие, государь, — склонил голову Пипин. — Мне и, впрямь, не все равно. Это и батюшка ваш покойный знал. Я свою службу несу в точности так, как клялся ему.
— Поедем, — вздохнул Дагоберт. — Нам еще нужно в Кельн. Подумать только, я отдал кучу золота тому, кто сжег мой собственный город! Своими руками зарубил бы эту сволочь, но он мне сейчас нужен.
— Мы победим одних вендов, — пожал могучими плечами Пипин, — а потом победим остальных. Там много земли, мой король. Хватит и тебе, и твоим слугам. Никто не сможет остановить наш натиск на восток.
1 Площадь стационарного легионного лагеря — около 20 га.
2 Антверпен
3 Фароны — бургундские аристократы. После завоевания Бургундского королевства франками знать захватчиков стала активно подражать бургундам даже в одежде и обычаях, и очень скоро стала отделять себя от своих же родственников — франков.
Глава 28
Две недели спустя. Земли племени глинян. Племенной союз бодричей.
Городок Лучин изменился сильно. Круглый частокол на пригорке был разобран, а вместо него стояла небольшая крепостца по тому обычаю, что завел князь Самослав. Двести на двести шагов и четыре башни, поставленные на земляных валах, покрытых сверкающей ледяной коркой. Немыслимая твердыня для нынешних мест. Вот так вот рачительно распорядился владыка Прибыслав теми немалыми доходами, что достались ему после разграбления Кельна и от торговли с Новгородским княжеством. В середине городка стоял просторный терем со службами, а вокруг — домишки поменьше, разбросанные в художественном беспорядке. Фанатичной тяги к правильным геометрическим линиям у владыки глинян не наблюдалось.
Земли эти были на подъеме. Неждан, который был тут лет пять назад, только башкой крутил от удивления. Все же потоки соли, меха, рыбы и янтаря, что шли через эти земли, оставили тут немалый след, прилипнув к рукам местной знати. Он смотрел тренированным взглядом пса государева, подмечая все новые и новые странности. Все дальше и дальше в лес вгрызлись люди, дети у которых перестали помирать от голода. Добрый доспех появился у дружинников местного владыки, и даже купеческие караваны в дороге встречались из одних лишь глинян, о чем раньше и помыслить было нельзя. Тут, в Поморье, раньше жили откровенно бедно. Уж больно холодно здесь было, и плохо родила земля, на которой выживала почти что одна рожь. А теперь, гляди ты, у терема Прибыслава знакомый деревянный домик с дырочкой в двери стоит. Неужели и тут к высокой столичной культуре приобщаться стали?
Впрочем, жизнь обычного родовича поменялась не сильно. Как жили в землянках, так и живут, в отличие от богатеющей знати. Валят лес, чтобы каждые три-четыре года перейти на новый участок. Тут скота было очень мало, а соответственно, мало было и навоза, чтобы удобрить землю. Зато дичи было еще множество, и не раз в дороге Вацлав видел стада тарпанов, мелких злых лошадок с копытами, напоминающими по твердости камень. Крупная дичь, вроде зубров и туров уходила все дальше на восток. Она не терпела людского шума. И только вездесущий кабан никуда не уходил, он, как и везде, разорял поля и огороды, и не было от него спасения. Потому-то и рос каждый словен с копьем, острогой и луком в руках. Иначе тут было не выжить.
— Кто такие? Куда идете? — лениво поинтересовался стражник у ворот Лучина. Еще одно новшество. Тут раньше никаких стражников не было.
— Купцы мы из земель лужичан, — ответил Вацлав. — В Гамбург идем. Тут остановиться хотим, остальных подождать. Не знаешь ли, добрый человек, вдовицу какую, чтобы нам угол сдала? И сани с товаром чтобы можно было оставить?
— Э-э-э… — многозначительно промычал стражник и перестал мычать, лишь когда разрубленный пополам новгородский гривенник перекочевал в его ладонь. Он махнул рукой. — Там! Дом тетки Елки спросите. Вам каждый покажет.
