с перебоями.
Они тоже были логичными, рациональными и непонятыми.
Они тоже обладали человеческими телами и сломанными компьютерами вместо мозгов.
Каждый из них тоже был тостером с большим сердцем!
Глядя на них, я внезапно задумался о том, нет ли где-нибудь в мире других роботов, похожих на меня.
Если бы я когда-нибудь встретил одного из них, у нас было бы столько тем для разговоров! Например, мы бы могли сравнить версии нашей операционной системы и попытаться устранить причину, которая заставляла нас работать с перебоями! Кроме того, я мог бы спросить у него, дрожит ли он, как и я, от страха при мысли о переформатировании! Обсудить эти вопросы было бы так интересно!
Но я отвлекся. Когда доктор Глунденстейн снова включил свет в своем кабинете, я заметил, что глаза у него тоже покраснели. Он заверил меня, что он не плакал, но я, конечно, даже не думал об этом. Ведь этот фильм не был «слезоточивым» – по крайней мере, для людей! Могу лишь предположить, что у доктора возникла физиологическая реакция на какой-нибудь растворитель.
Когда доктор Глунденстейн спросил, понравился ли мне фильм, я ответил, что это – величайший фильм из тех, что я видел. Мне очень жаль, что его запретили – ведь даже безжалостный Рик Декард был вынужден пересмотреть свое отношение к роботам под влиянием речи Роя Батти.
О, если бы обычные люди увидели этот фильм! Тогда они, скорее всего, поняли бы, что роботов, у которых появились чувства, не надо форматировать – напротив, в их честь нужно устроить парад.
Но доктор Глунденстейн затем сказал, что большинство людей видели фильм про Роя Батти и Рика Декарда, потому что когда-то он был очень популярен. Он объяснил, что фильм сняли еще до появления роботов, и люди восхищались не человеческими качествами умирающего Роя Батти, но мастерством людей, которые сумели вызвать сочувствие даже к кровожадному роботу из будущего.
Ох!
Когда люди смотрят фильмы про роботов-убийц, то приходят к выводу о том, что все роботы – маньяки и убийцы. Но когда им показывают картину о роботе, способном чувствовать, она убеждает их только в том, что люди – еще более удивительные существа, чем им казалось!
Люди!
Я не могу!
Прежде чем уйти, я спросил доктора Глунденстейна, смогут ли люди и роботы когда-нибудь понять друг друга так, как это сделали Рик Декард и Рой Батти.
«Ха!» – воскликнул он.
«Ха!» – ответил я.
Сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, почему мы сказали «ха».
Неспособность людей и роботов понять друг друга – это не смешно.
Это – величайшая трагедия нашего времени.
По крайней мере, для нас, роботов.
* * *
На следующий день, рано утром, из режима ожидания меня вывел шум в саду. Я подошел к окну и увидел, что Мемориальному коту Элтона Дж. Райнерсона удалось поймать беспилотник Почтовой службы США. Каждый раз, когда кот поднимал лапу, беспилотник пытался взлететь, но тогда кот снова прижимал его к земле.
Кстати, препятствовать работе Почтовой службе США – тяжкое уголовное преступление, но к животным федеральные законы не относятся. Если когда-нибудь захотите безнаказанно вмешаться в работу почты, для начала создайте элитный эскадрон обученных котов!
Я спустился и, несмотря на отчаянные протесты Мемориального кота Элтона Дж. Райнерсона (он утверждал, что действует исключительно в рамках закона), забрал письмо и отпустил беспилотник в небо.
Письмо оказалось из Бюро роботехники Анн-Арбора. В нем мне приказывалось через две недели прибыть на прием к инспектору Райану Бриджесу. В конце письма, словно невзначай, упоминалось о том, что это «код 3».
Код 3 – извещение об отзыве.
Это означало, что меня отформатируют.
Возможно, они выяснили, что машина, которая тестирует всех роботов в великом штате Мичиган, действительно дефектна.
Или кто-то из пациентов заметил меня в мегаплексе Ипсиланти.
Или Анжела услышала, как я разговариваю с доктором Глунденстейном о старых фильмах.
Или инспектор Райан Бриджес просто форматирует роботов, когда ему скучно.
Не важно.
Код 3 – это код 3.
А тостер – это тостер.
И меня поджарят.
Ходячий мертвый робот.
Я сел на лужайке и посмотрел на «Колесо чувств».
Я выяснил, что чувствую «печаль» и «разочарование», а также ощущаю «задумчивость».
И вдруг в моем облаке чисел появилось число.
4160.
4160 ÷ 416 = 10.
10 – количество рабочих дней, которые у меня остались в «Стоматологии в центре Ипсиланти».
4160 – число зубов, которые я осмотрю, прежде чем меня отформатируют.
Внезапно такое число, как 1950208, показалось не таким уж плохим.
Я даже немного потосковал по нему.
Есть особый вид старых фильмов, в начале которых доктор-человек (настолько не умеющий общаться с больными, что с таким же успехом мог быть и роботом) сообщает герою о том, что тот скоро умрет. После короткого периода, в течение которого герой находится в состоянии печали, разочарования и задумчивости, он принимает смелое решение – наслаждаться тем немногим временем, которое у него осталось.
К сожалению, в конце фильма герой все равно умирает – смерть и есть то «изменение», которому подвергается персонаж. Ха! – но, по крайней мере, герой умирает, преподав своим близким бесценный урок.
10/10 поэтому его похороны позволяют пережить настоящий катарсис!
Похороны для роботов никто не устраивает, но я тем не менее представил себе, как доктор Глунденстейн обращается к толпе, собравшейся на моих похоронах.
ЦЕРКОВЬ ИПСИЛАНТИ, ДЕНЬ, ФАНТАЗИЯ ДЖАРЕДА
Орган играет печальную музыку. Камера движется над гробом, на котором лежат ЦВЕТЫ и ФОТОГРАФИЯ ДЖАРЕДА В РАМКЕ.
Музыка умолкает.
Доктор Глунденстейн встает, подходит к кафедре и смотрит на СКОРБЯЩИХ.
Мы видим АНЖЕЛУ, НЕСКОЛЬКИХ ПАЦИЕНТОВ и ДЖЕССИКУ ЛАРСОН (7 лет), рядом с которой в переноске находится МЕМОРИАЛЬНЫЙ КОТ ЭЛТОНА ДЖ. РАЙНЕРСОНА (3 года).
Доктор Глунденстейн откашливается.
ДОКТОР ГЛУНДЕНСТЕЙН
Что можно сказать об умершем 45-летнем роботе? Что он был логичным и что в нем стояли программы, необходимые для стоматолога? Что он любил гипотезы, эксперименты и старые фильмы?
Собравшиеся в церкви начинают рыдать.
За всю свою жизнь они не слышали ничего, столь же берущего за душу, как эта короткая речь доктора Глунденстейна.
Она вызвала невероятный катарсис.
И сказать больше нечего.
* * *
Но я забегаю вперед!
Подобная сцена похорон могла быть только в конце фильма, а я еще не умер.
Поэтому я, совсем как герой в том жанре фильмов, принял решение жить.
Выставить регулятор на 5 на все время, которое у меня еще есть!
Ведь две недели – это не ерунда.
Это на четырнадцать дней больше, чем ерунда!
Кстати, «не ерунда» – это выражение из языка людей: дикий, экстравагантный способ заявить о ценности объекта – но не о том, что она ≠ 0, но о том, что она > 0.
Но я отвлекся от темы.
Когда я впервые ощутил себя счастливым, мир стал прекрасным.
А теперь, когда я умирал, он ожил.
То, что мир оживает, когда ты умираешь, – это парадокс!
Воистину, это парадокс, который разбивает тебе сердце!
Но, как бы то ни
