— Дьявол! — это было лучшим подтверждением получения вызова. — Что за черт?
— Извини. Это Курт.
— Спасибо, дружище! Ты мне здорово удружил.
— Шлепнулся в лужу?
— Нет, но, вроде, вывихнул лодыжку… Мне кажется, эти проклятые люфтмейстеры нарочно лупят по голове со всей силы, когда вызов направлен тоттмейстеру… Тебе никогда так не казалось?
— Сложно сказать. Я всегда был тоттмейстером.
— И верно… Я надеюсь, ты вызвал меня не для того, чтобы поболтать? Потому что если так…
— Нет. Помнишь вчерашнее?
— Постой… Ты сейчас в полицай-президиуме? — Макс насторожился.
— Да. Но не по той причине, о которой ты думаешь. В общем, ситуация усложнилась.
— Как усложнилась?
— Достаточно сильно, чтобы нам пришлось вновь встретиться.
Макс мог долго дурачиться, но был способен и быстро перейти к серьезному тону. Он понимал, когда шутки заканчиваются.
— Понял. Там же?
Я задумался. Мой вчерашний знакомец видел меня на Стромштрассе, а значит, мог наблюдать и наш с Максом путь до ресторации.
— Нет. В нескольких кварталах отсюда есть трактир, «Император Конрад».
— Знаю, — быстро отозвался Макс. — Ужаснейшая дыра и в придачу прокисшее пиво с мухами.
— Придется потерпеть. У тебя есть пара пистолетов?
Макс замолчал и молчал достаточно долго, чтобы я предположил разрыв вызова. Но люфтмейстер по-прежнему лежал, откинувшись в своем специальном кресле, и я вскоре услышал голос Майера:
— Я не думал, что все так усложнилось. Понял тебя, Шутник, прихвачу. Что-нибудь еще?
— Да, печень покойника, утопленного собственной дочерью в новолуние.
Макс рассмеялся:
— В «Императоре Конраде» найдется закуска получше.
— Тогда серьезно… Мне нужно дело по твоему покойничку.
— Дело? Все?
— Да. Рапорты, включая твой, протокол осмотра, в общем, все. Сможешь?
— Оно у обер-полицмейстера в участке. Но должна быть копия, на которую я, возможно, сумею наложить лапу.
— Отлично. Тогда в трактире через полчаса. Хватит?
— Вполне. Бывай, Шутник.
* * *
В «Императоре Конраде» собирались преимущественно сами жандармы. Трактир был неподалеку от полицай-президиума, что делало его желанной целью жандармов Альтштадта, спешивших после службы перехватить пару кружек пива или на обеденном перерыве утолить голод изрядной миской айнтопфа с гренками и чесноком.
Здесь было многолюдно, шумно, накурено — как и в любом трактире к полудню, скрипели половицы, звенели кружки, официантки без спешки разносили увесистые подносы, заставленные все теми же кружками, бутылками, мисками и прочим. Над входом, как и полагается, висел портрет императора Конрада в тяжелой дубовой раме. То ли художник попался нерадивый, то ли от вечного кухонного чада и жара поплыли краски, но выглядел император то ли расстроенным, то ли обескураженным. По крайней мере, державной гордости и обычной в таких случаях надменности я на его лице не усмотрел. Трактир был выбран мной с умыслом, так как захаживали сюда исключительно жандармы, и любой посторонний на их фоне будет привлекать внимание, как голубиная клякса на начищенной кокарде. И если мой таинственный друг решит продолжить слежку, здесь ему придется выдумать что-то похитрее.
Когда вошел Макс, я допивал вторую кружку альтбира — в меру вкусного, с тонким ароматом хмеля, хоть и излишне пенного. Я поднял руку, привлекая его внимание, но Макс сразу от входа направился в мою сторону, к облюбованному угловому столику в самой глубине трактира. Видимо, в своем магильерском синем мундире на фоне жандармов я привлекал внимание, как галка в воробьиной стае. Не утруждая себя ожиданием официанта, Макс попросту перехватил с ближайшего подноса кружку и двинулся дальше. Вслед ему смотрели нахмурившись, но я видел, что ни у одного из присутствующих не шевельнулись губы.
Макс плюхнулся напротив меня, сорвал с головы кивер и, швырнув его на лавку, запрокинул кружку. Пил он жадно, шумно дыша, роняя с обвисшего подбородка пивные капли.
— Жара — ты не поверишь… — выдохнул он наконец. — А пиво здесь все такое же дрянное, как и год назад. Из чего они его варят? Из картошки?
Однако я слишком долго просидел тут, чтобы слушать шутки Макса.
— Принес? — спросил я сразу.
Он вздохнул, но покорно протянул мне объемистый ящик, который держал под мышкой. Лакировка местами облезла, да и в скрипе петель угадывался не один год, проведенный без масла, но когда я полностью откинул крышку, в нос ударил знакомый кисловато-металлический запах.
— Голландские, — сказал Макс, наблюдая за тем, как я осторожно вынимаю из ящика длинные тяжелые пистолеты. — Я смазал, почистил, все в порядке. Машинки изрядные, с полусотни шагов — хоть в желудь, хоть в сердце!
В руке пистолет казался нелепым и неудобным предметом из дерева и стали, а ствол его походил на уменьшенную во много раз мортиру, оканчиваясь черным и ничего не выражающим пустым глазом. Глазом самой смерти, должно быть. Я неловко переложил оружие в другую руку, поддел курок пальцем.
— Из меня паршивый стрелок. Но шагов с десяти промахнуться не должен.
— Кто бы он ни был, второго выстрела не понадобится — бой у пистолетов приличный, проверял. Собираешься обновить коллекцию бродячих чучел?
— Надеюсь, что до этого не дойдет. Хотя, не скрою, если у Арнольда появится компания, мне будет спокойнее в этом городе.
— Выкладывай, — проворчал Макс.
Истории была недолгой, слушал он внимательно, потирая дном кружки и так гладкую, как клавиши фортепиано, столешницу.
— Так, значит… — сказал он, когда я замолчал. — Занятно.
— Чрезвычайно. Я польщен оказанным мне вниманием.
— Скажи спасибо, что он с перепугу разрядил в Арнольда оба пистолета, мог бы и для тебя пулю припасти… Ну ладно, обошлось все-таки. Значит, один и тот же?
— Пока единственное объяснение. До сих пор в Альтштадте не было ни одного случая, чтоб меня пытались продырявить. У меня нет врагов, долгов, словом, нет ни единого приличного предлога превратить меня в мертвеца.
— Нету, — подтвердил Макс. — Это оттого, что у тебя нет ни единого близкого товарища в городе, ты не ходишь на приемы, чураешься трактиров и избегаешь женского общества.
— Макс!
— Будет… — он махнул рукой. — На совпадение это, и верно, не похоже. Совпадения бывают всякие, как-то раз по пустячному совпадению застрелили банкующего в одном игорном доме под Кельном, напомни мне как-нибудь про него… Но тоттмейстеров не убивают — и уж точно не убивают на улице или по совпадению.
— Хаккль тоже считает, что это вздор.
— Хаккль старый служака. Умри он, никому из наших ребят его не поднять. Уверяю, окажется, что у него в черепушке вместо мозга — портрет императора да пара страниц из кодекса, ну разве что еще паутина времен последней войны… Он не тоттмейстер, ему не понять. Люди вроде него вообще редко понимают разницу между живым человеком и мертвецом.
— В моем случае разница едва не оказалась нулевой, — неохотно сказал я. — Про наши подозрения я ему не говорил, сам понимаешь, только про нападение…
— Уже никакой разницы.
— Еще бы. Ни один имперский тоттмейстер или простой некромант-самоучка не выпалил бы в труп, приняв его за живого человека. Мертвечина разит за версту.
— Значит? — Макс опять запрокинул кружку. То ли его настиг очередной приступ жажды, то ли он хотел, чтоб я продолжил мысль.
— Значит, убийца не тоттмейстер, — признал я, — и, видимо, вообще не смертоед. А просто нахватавшийся откуда-то по верхам того немногого, что позволяет ему пока три дня уходить от жандармов.
— Умение разбивать головы еще не говорит об обладании каким-то особенным знанием. Это, в конце концов, может быть и интуитивное действие.
— Хватит об этом. Главное — это обычный человек.
— Обычный?..
— Это может быть и магильер, — поправился я. — Уже неважно. Главное, он не из наших. Никаких подозрений на Орден, никаких погромов, расправ и уличных судов. Ты ведь этого опасался?
У Макса дернулся угол рта. Едва заметно. Удар в болевую точку был направлен верно, я надеялся, что и пистолет меня не подведет в нужную минуту.
— Что теперь? — спросил он деланно-равнодушным тоном. — Будешь менять квартиры? Клеить фальшивые усы?
— У меня не такая внешность, чтоб можно было забыть. Да и найти тоттмейстера в городе проще, чем собаку в курятнике. Укрываться бесполезно.
— Я не говорю о бегстве. Но ты мог бы некоторое время хотя бы не показываться на улице. Не думаю, что твой поклонник решится штурмовать дом… Когда жандармы поймают его, сможешь покинуть свою келью, а?
— Почему ты думаешь, что они его поймают?
— Ну… Насколько я понимаю, он достаточно неаккуратен в действиях. Два убийства за два дня — это говорит не о хладнокровии, напротив, о неутоленной жажде крови. А значит, он будет искать дальше. С каждым телом шанс на его поимку возрастает, как понимаешь.
