– Вам не удастся вечно держать меня здесь.
Его слова пронзили ее, словно ножом. У нее перехватило дыхание, и она замерла. Хорошо хоть он не видел выражения ее лица. Конечно же, Роут хочет уехать, но нетерпение, прозвучавшее в его голосе, ранило Кейт – ведь она почти целую неделю ухаживала за ним, предвосхищая каждое его желание и беспокоясь, как бы он не умер. Она рассердилась на себя – стоит ли обижаться на этого надменного джентльмена.
– Мне нужно встать, – раздраженно сказал он.
Кейт промолчала, но мысленно обозвала его неблагодарным, высокомерным нахалом. Ей захотелось силой влить молоко ему в глотку.
– Черт возьми, девчонка, я должен воспользоваться ночным горшком!
Кейт мгновенно обернулась.
– А кто вам его подавал, пока вы болели?
Его лицо посуровело и застыло, а глаза метали молнии, так что Кейт даже сделала шаг назад, испугавшись той внутренней силы, что временно была заглушена лихорадкой. Небритые щеки и подбородок делали его похожим скорее на разбойника, а не на маркиза. Противником он был бы грозным, и Кейт пожалела, что не удержалась от своего поспешного замечания. Такие, как он, никогда не просят помощи и не ценят, когда ее получают, независимо от обстоятельств.
– Я помню, как вы дотрагивались до меня, – его голос ранил, как лезвие ножа. – Вы снова хотите оказать мне эту услугу… или вы нежно касаетесь лишь мужчин, лежащих без сознания?
Кейт чувствовала, как у нее пылает лицо. Она с такой силой оттолкнулась от стола, что посуда на подносе с завтраком задребезжала. Быстрыми шагами она направилась к двери, проклиная мешающие движению юбки. Вот было бы славно, если бы Грейсон и все сложности, с ним связанные, провалились к черту, а она вернулась бы к прежней жизни и вновь надела бы мужские штаны! На пороге Кейт обернулась. – Если упадете носом вниз, то я вас больше поднимать не стану, – холодно и с бесстрастным выражением на лице произнесла она.
Но ее колкость осталась без ответа. Грейсон не выругался, не нахмурился, а просто поднял темные брови. И как ему только удается выглядеть таким надменным, ведь он сидит всего лишь в одной старой отцовской ночной рубашке!
Кейт сдержалась и не хлопнула дверью. Она вернулась к себе в комнату, где стянула выцветшее, узкое платье и переоделась в поношенные штаны, рубашку и жилет. Хватит изображать служанку перед этим наглым упрямцем!
Затем она отправилась на кухню печь хлеб, что давно пора было сделать. Свой гнев она выместила на мягком комке теста. Если Грейсон так прекрасно себя чувствует, что может ходить, пусть уезжает! Пусть отправляется сегодня же, решила Кейт, несмотря на сердечную тоску. Она так яростно шлепала тесто о стол, что вспугнула Циклопа, одноглазого кота, который грелся у очага.
Кейт выпрямилась, удивляясь своей горячности. Ведь она всегда отличалась спокойствием и уравновешенностью и не помнила, чтобы хоть раз вышла из себя. Это все из-за Грейсона. В его присутствии она теряется, глупеет, да к тому же она устала, ухаживая за ним.
Теперь он здоров, и самое лучшее – это отделаться от него. Пусть Том сегодня же вечером отвезет его в Лондон. В темноте он не поймет, в какой местности находился, и поэтому не сможет выследить их в Харгейте. Вроде бы разумно, но Кейт наморщила лоб – одурачить хитрого маркиза трудно. Скорее всего, он их обнаружит, если захочет.
Обескураженная подобным выводом, Кейт решила, поскольку выхода нет, больше об этом не думать. Маркиз, очевидно, сам жаждет поскорее от них уехать. Если удача им улыбнется, то он не станет их преследовать, тем более в судебном порядке.
Кейт сама понесла маркизу обед. На Люси рассчитывать было нечего, а что касается Тома… тот вел себя, словно дворняжка, на чью территорию забрел чужак. Кейт разложила на блюде кусочки свежевыпеченного хлеба, пирожки с мясом и вишней. Она любила печь хлеб и пирожки и заметно воспряла духом. Нельзя допустить, чтобы Грейсон испортил ей хорошее настроение!.
Когда она вошла, он лежал в постели, но не спал, а устремил на нее зоркий, оценивающий взгляд. Кейт смутилась, так как поняла, что от этих проницательных глаз ничто не укроется.
– Вот ваш обед, – сказала она и поставила поднос на кровать. – Когда вы закончите, Том отвезет вас в Лондон.
Итак, она это произнесла. Пусть прыгает от радости. Кейт отошла к столу, чтобы не видеть выражение облегчения на лице маркиза.
– Я никуда не собираюсь уезжать.
Пораженная, Кейт оглянулась на него через плечо и увидела, что он спокойно наблюдает за ней.
– Я уже сказал вам, что не уеду, пока не разыщу негодяя, воспользовавшегося моим именем.
Он действительно так говорил, но когда-то раньше. Кейт уставилась на поднос с остатками завтрака, не зная, что сказать. Наконец она вымолвила:
– Но вы говорили, что не хотите вечно здесь… торчать.
– Я имел в виду – не хочу быть прикованным к постели, девчонка.
Густой тембр его голоса проникал Кейт в душу и растекался внутри теплом. Не желая расслабляться, она решительно выпрямилась:
– Не называйте меня так.
– Как? Девчонкой? Ну, тогда малышка, – сказал он. Его губы сложились в некое подобие улыбки, и в лице его она не увидела надменности. – Я не привык долго находиться в постели и даже в одной комнате – меня это угнетает, – объяснил Грей-сон. – Я никогда не болею, и бездеятельность мне претит.
Кейт была готова ответить ему в тон, но передумала, так как все же это было хоть какое-то извинение. Она взяла с подноса оставшийся от завтрака стакан и увидела, что он пуст. Повернувшись к Грейсону, она спросила:
– Что вы сделали с молоком? Он приподнял бровь:
– А как вы думаете? Кейт уперлась рукой в бок.
– Я думаю, что вы выплеснули его в окно.
Он улыбнулся, и у нее потеплело на душе.
– Какого же вы обо мне плохого мнения!
Я выпил его.
– Что вы сделали?
– Выпил. Меня мучила жажда, а я знал, что вы не принесете мне ничего другого, пока я не выпью молоко.
– Какого же вы обо мне плохого мнения! – повторила его слова Кейт.
Он снова улыбнулся, и какая же у него замечательная белозубая улыбка! Наверняка даже Люси поддалась бы ее очарованию. Кейт же молча опустила глаза.
– Черт побери, что на вас надето? – спросил он.
Кейт покраснела, вспомнив, что она в брюках. Она их напялила в сердцах. А теперь жалела – не хотелось, чтобы он ее презирал из-за этого наряда.
– Я собираюсь заняться работой, – отрезала она.
– Какой?
– У меня много всякой работы.
– Вы мне не ответили.
– Это не имеет значения. Просто в такой одежде удобнее работать, мне она нравится. – Кейт знала, что щеки у нее покраснели, но она гордо задрала подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.
