Антоний Дженкинсон почувствовал в воздухе что-то необычное и приготовился ко всяким неожиданностям.
А неожиданности уже начинались: в город никого из подворья не выпустили. Как только привезли кормовые припасы, приставы со всех сторон подворья поставили вооруженную охрану. Посольские дьяки с низкими поклонами попросили купцов не обижаться и повременить с прогулками до царского приема.
Погода в Москве держалась приятная, легкий морозец прихватил грязь на улицах и дорогах. Небо было синее, ярко светило солнышко. На подворье жарко топили печи, англичане обливались потом. Слуги то и дело бегали в погреб с кувшинами за холодным пивом.
В день святого Матвея прибыл гордый и важный дьяк Иван Висковатый, хранитель государевой печати и глава посольского приказа. Дьяк приехал поздним вечером, англичане давно поужинали и собирались ложиться спать.
— Приготовься, — сказал он Дженкинсону, сняв шапку и усевшись на стул, — сегодня ты будешь перед лицом государя. Он хочет принять тебя тайно, — добавил канцлер. — Возьми с собой толмача, верного человека.
— А ты, — спросил Дженкинсон, — разве забыл английский язык?
— Государь хочет говорить через английского толмача.
— Хорошо, я возьму купца Ральфа Рюттера.
На все остальные вопросы Иван Михайлович Висковатый отвечал одним словом — «не знаю» или отмалчивался.
Антоний Дженкинсон, моряк по профессии, надел парадный капитанский камзол, которым очень гордился, с золотыми шевронами и позументами. К царю без подарков идти было неудобно, и Дженкинсон приготовил корзинку с упакованными в ней настольными золотыми часами.
Дело шло к ночи. Когда совсем стемнело, к воротам подворья подъехали вооруженные всадники. Из царской конюшни Дженкинсону привели породистого серого коня в богатом убранстве. Ральфу Рюттеру конь достался победнее.
Город давно спал. В домах огни потушены. На улицах темно. Стрельцы освещали дорогу яркими смоляными факелами. Уличные сторожа и огневщики18, бродившие с большими фонарями, по приказу стрелецкого сотника поднимали решетки. У деревянного моста через реку Неглинку Дженкинсон заметил зловонную кучу. Подъехав ближе, он различил человеческие руки и ноги.
Всадники свернули влево по берегу Неглинки. На реке, протекавшей под самыми стенами Кремля, были построены плотины. Миновали несколько длинных бревенчатых мельниц с огромными колесами. У Троицкого моста повернули направо, по дороге, идущей среди лужков и зарослей кустарников.
Отряд подъехал к каменным стенам крепости, не виданной раньше Дженкинсоном. У тяжелых ворот, окованных железными полосами, отряд остановился. Это были восточные ворота, через которые проезжать мог только царь. На них яркими красками были нарисованы диковинные львы в коронах.
Англичане сошли с лошадей, ворота отворились. И они увидели белевшее в темноте высокое крыльцо опричного царского дворца, построенного совсем недавно. Дьяк Иван Висковатый проводил их к крыльцу, к ступеням, ведущим к дубовым тяжелым дверям.
— Я буду неподалеку, дождусь вас.
Стражники закрыли за англичанами ворота и скрылись в маленькую, незаметную дверь в каменной стене. На дворе темно, где-то во дворе протяжно выли собаки… В души купцов стал вползать страх.
— Пресвятая богородица, спаси нас… — неожиданно раздался хриплый голос с ближней воротной башни.
— Святой Николай-чудотворец, моли бога о нас… — ответил ему от другой башни голос молодой и звонкий.
— Святые московские чудотворцы, молите бога о нас… — нараспев произнес издалека третий голос.
— Все святые, молите бога о нас.
— Славен город Москва! — перекликались (не заснул ли кто?) часовые на стенах крепости.
— Славен город Владимир!
— Славен город Суздаль!.. — Последний отзыв еле-еле был слышен.
Внезапно дубовая дверь открылась. На крыльцо вышел царский оружничий Афанасий Вяземский. Он жестом пригласил купцов во дворец.
— Вы первые иноземцы, которым царь разрешил войти в новый дворец, — сказал Вяземский вместо приветствия.
Шли долго, по узким переходам и лестницам, сворачивая то в одну, то в другую сторону. Купцам казалось, что дорога никогда не кончится. Шли в полумраке, переходы освещались плохо. С потолка кое-где свешивались фонари из кованого железа со слюдой. В них горели восковые свечи.
Наконец царский оружничий открыл еще одну низкую дверь. Англичане, наклонив головы, вошли в просторную комнату. В золоченом паникадиле19 горело шесть свечей. Увидели стол с разложенными на нем бумагами, у стола — кресло. По двум стенам — лавки с мягкими сиденьями. Иноземцев удивили книги. В несколько рядов стояли они на полках. Дженкинсон прикинул: книг было никак не меньше тысячи.
В красном углу — иконы, горела большая красная лампада в золотом подвесе.
Неожиданно в комнате возникла фигура в черной монашеской одежде. Высокий человек, опираясь на посох, подошел к англичанам.
Это был царь Иван Васильевич.
Купцы были готовы поклясться, что царь появился прямо из стены, вдоль которой стояли книжные полки.
Царь повернулся к иконам, кланяясь и осеняя себя размашистым крестом.
— Антон Янкин, — сказал он, помолясь, — я знаю тебя, полюбил и поверил тебе.
Антоний Дженкинсон, встав на одно колено, поцеловал царскую руку.
— Благополучен ли был в дороге? — спросил царь.
— Благодарю вас, ваше величество.
Вынув из кармана письмо королевы, он подал его царю. Иван Васильевич принял письмо и положил на стол.
— Об этом мы поговорим особо, — сказал он. — А теперь я хочу доверить тебе великую государскую тайну… Поклянись, что только моя сестра, английская королева, услышит из твоих уст слова, которые я здесь произнесу.
Царь взял со стола книгу в кожаном переплете с золотым крестом и внимательно слушал.
— Клянусь передать слова вашего величества только моей госпоже, божьей милостью королеве английской, французской и ирландской, оборонительнице христианской веры, — торжественно сказал Дженкинсон.
Он снова опустился на колено и поцеловал Евангелие.
— Клянись и ты, — обернулся царь к Ральфу Рюттеру. — Для такого тайного, великого дела, как у нас, кроме тебя, не нашлось толмача.
И Рюттер поцеловал Евангелие.
— Ты его знаешь, Антон, — сказал царь, указывая на князя Афанасия Вяземского. — Это мой первый советник и воевода, от него у нас нет тайного.
Англичане молча поклонились знатному опричнику.
— Если мои слова дойдут до ушей королевы и она согласится с ними, — раздельно сказал царь, — многие и многие милости и выгоды в моем государстве получишь ты, Антон Янкин.
