В кармане запищал телефон. Час ночи! Неужели снова Эд? Даша с раздражением вытащила телефон и увидела, что звонит Нина Петровна. Усольцевы обложили со всех сторон! Но трубку пришлось взять:
— Слушаю вас.
— Даша! Срочно! Дай трубку Матвею!
— Но… — она растерянно обернулась, словно рассчитывала найти Оленева в этой толпе работяг. — Я не знаю, где он. Я пошла в поесть, а он…
— Найди его немедленно! У нас тут ЧП, его ищет директор. Скажи Матвею, пусть срочно перезвонит.
Нина Петровна бросила трубку, а Даша хлебнула киселя и ринулась к выходу.
В комнате Оленева не оказалось. Настольная лампа бросала круг света на стол и уголок дивана, всё остальное тонуло в полумраке. Даша беспокойно покружилась по комнате, выглянула в окно, выглянула в коридор. Куда он мог уйти?
Может быть, в душ?
Даша вышла в тёмный коридор и двинулась вдоль длинного ряда запертых дверей. Срабатывали датчики, на потолке по мере продвижения зажигались и гасли лампочки. Последние двери были распахнуты и вели в просторную раздевалку, где на скамейке лежали джинсы и свитер, а на нём — мобильный телефон. Даша прикоснулась к экрану. Высветился значок беззвучного режима и пять пропущенных звонков: два от директора, три от Усольцевой. Это был телефон Оленева. Из соседнего помещения доносился звук льющейся воды.
Она заглянула туда и позвала:
— Матвей Иванович!
Ответа не было. Шум воды заглушал её голос. Она направилась в душевую, но на пороге остановилась. Помедлив три секунды, вернулась в раздевалку.
Чувствуя странное оцепенение на грани робости и решимости, Даша сняла куртку и бросила на лавочку рядом с джинсами. Вышагнула из кроссовок, стащила брюки и водолазку. Чуть посомневавшись, избавилась от трусиков и лифчика. Осторожно ступая по скользкому полу, она вошла в душевую, где справа и слева зияли пустые кабинки, а из самой дальней валил пар.
Оленев стоял задом к проходу, упираясь ладонями в противоположную стену и низко опустив голову. Горячий водопад обрушивался ему на затылок, и брызги веером разлетались во все стороны. Даша застыла, разглядывая согнутую спину. Шейные позвонки плавно уходили в ложбинку, которая сбегала к ямочкам на пояснице. Там ложбинка выглаживалась по копчику и исчезала между плотно сомкнутых ягодиц. Даша засмотрелась на ручейки, струящиеся по ногам. Сердце громко стучало. Или это долбёжка свайной машины эхом отражалась от стен…
— Матвей…
Не меняя позы, он оглянулся через плечо. Посмотрел сквозь потоки воды, стекавшие по лицу:
— Даша, ты можешь оставить меня в покое? — и снова опустил голову.
Но Даша уже не могла развернуться и уйти. Ей хотелось объясниться, чувства просились наружу, на кончике языка трепетали невысказанные слова. Она шагнула под горячие брызги. Встала близко-близко, но так, чтобы не соприкасаться телами.
— Нет, я не могу оставить тебя в покое, — она перешла на «ты», не заметив этого. — Рада бы, да не могу. Я в тебя влюбилась.
Она произнесла своё нелепое признание и тут же почувствовала облегчение. Пусть он знает! Пусть учитывает этот факт, пусть страдает вместе с ней.
— Это что ещё за бред?
— С того дня, как ты спас оленя, я только о тебе и думаю. Даже не думаю, нет, ты просто стоишь у меня перед глазами. Для меня пятница — самый плохой день, потому что впереди выходные, и я тебя не увижу. А когда ты улетаешь в командировку, я так скучаю, что даже аппетит пропадает.
— Какие глупости, — сказал Оленев в стену.
— Да знаю я! — Даша плеснула воды в лицо. — Спасибо, что терпишь мои выходки, для меня это много значит. Ты очень добр ко мне. Я постараюсь вести себя прилично, обещаю. — Она вздохнула: — Теперь, когда ты всё про меня знаешь, может, у нас получится что-то вроде дружбы? Я слышала, геям нравится дружить с женщинами, которые в них влюблены.
Он издал какой-то звук — то ли смешок, то ли вода в нос попала. В ожидании ответа Даша сверлила взглядом мокрую спину. Наконец, не выдержала и тронула пальцем ложбинку:
— Чёрт, ну почему я не мальчик? Ты бы не игнорировал меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Оленев повернулся. Кончик его потяжелевшего члена провёл влажную черту по бедру Даши и упёрся ей в лобок.
— Меня вполне устраивает твой пол. И я согласен с тобой дружить. Проблема не в этом.
— Ты не гей… — прошептала Даша, не сводя глаз с члена, который продолжал твердеть и набухать.
Оленев прикрыл его рукой и отвёл в сторону:
— Даша, у нас всё равно ничего не получится.
14. Я тебе верю
Вокруг них клубился пар, ступни заливала вода, в голове стучало «бум-бум-бум». Даша спросила:
— Почему?
— Потому что я не хочу испортить тебе жизнь. Мне тридцать четыре года, и чего я добился? Разрушил карьеру, потерял друзей и жену. Люди брезгуют подать мне руку, а те, кто остались со мной, всё равно думают, что я извращенец. На работе меня держат из жалости: я гожусь только платёжки подписывать. Даша, я не хочу вовлекать тебя в эту грязь. Ты пожалеешь, что связалась со мной.
— Не пожалею, — Даша потянулась к нему, положила руки на плечи. — Матвей, это всё неважно, главное — я хочу быть с тобой.
— Нет, это очень важно. Ошибёшься — будешь жалеть всю жизнь, я через это проходил.
— Этого не случится! Мне не нужен никто, кроме тебя. Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?
— Я тебе верю.
— Тогда что тебя останавливает?
— Я боюсь снова ошибиться, — признался он. — Сделать больно тебе, себе, кому-то ещё. Не знаю, как ты, но я свой лимит ошибок исчерпал. В этот раз я хочу поступить правильно, а не… — он запнулся, но закончил фразу: — не как тот немец.
— Какой немец?
— Который врезался в Альпы три года назад. Сто пятьдесят трупов… — Оленев провёл ладонью по лицу, словно отгоняя видение лётчика-самоубийцы, направившего самолёт в гору. — Поэтому давай притормозим и попробуем мыслить трезво…
Даша встала на цыпочки и накрыла его рот губами. Он заткнулся, а через мгновение притянул её к себе и начал целовать — быстро, крепко, жадно. Уступая натиску и млея от мысли, что он тоже её хочет, что он больше не в силах отрицать свои чувства, Даша откинула голову и подставила шею и плечи под град поцелуев. На лицо ей лилась вода, в ушах звенело. Звенело. Звенело. Это звонил телефон в раздевалке! Она вспомнила, зачем пришла в душевую. Оттолкнула Оленева и, задыхаясь, сообщила неприятную новость:
— Матвей, я совсем забыла! Там случилось какое-то ЧП! Тебя разыскивают директор и Нина Петровна. Она позвонила мне и попросила тебя найти…
Он тут же отпустил её и поспешил в раздевалку. Даша постояла под душем, успокоилась и тоже вышла. Оленев торопливо натягивал джинсы на влажное тело:
— В Ты-Ю разбился вертолёт МИ-8. Предположительно из-за обледенения. Мне нужно идти, — он подошёл к ней, протянул полотенце: — Даша, извини, если я…
— Всё в порядке, иди, не жди меня. Пострадавшие есть?
— Пока неизвестно.
* * *
В посёлке Ты-Ю при взлёте упал МИ-8. Экипаж и четверо пассажиров выжили. Даже беременная женщина, за которой и вылетел вертолёт санавиации, благополучно разродилась, но ЧП уже попало во все новости и требовало немедленного расследования. Ночью Оленев провёл по скайпу несколько совещаний, дал интервью местному телеканалу и долго разговаривал с пилотом. Сначала Даша ждала, когда Оленев освободится, потом задремала на диване и не заметила, как под головой у неё появилась подушка, а на плечах — шерстяное одеяло.
Проснулась от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза. Зато свайная машина замолкла и больше по ушам не била. Какое прекрасное утро! Первое из тех сотен и тысяч, что им предстоят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В комнату зашёл Оленев. В одной руке он нёс стакан кофе, а в другой — тарелку каши с булочкой на краю. Поставил всё на стол и достал из кармана мини-упаковку масла, джема, пакетик сахара и столовую ложку. Даша села на диване, улыбнулась:
— Это мне?
— Тебе, — ответил Оленев. — Я позавтракал ещё в пять утра, а сейчас сходил за кофе. Заодно и кашу тебе прихватил. Ты любишь кашу?
