комоде, и утирала глаза.
– Кто ты? – прохрипел я, несмотря на жгущую боль в горле.
Девушка обернулась, но я не узнал её.
– Наава умерла, – тихо сказала девушка, продолжая рассматривать фотографию. – На этом фото она такая счастливая. Седые волосы собраны в пучок, этот взгляд, круглые чёрные глаза и удивительная улыбка… Чёрт. Ей бы ещё жить и жить! Но я должна была… – вздохнула рассматривающая фото девушка. Она испытывала сострадание.
Наава. Я помнил её. Осмотревшись, я наконец понял, где нахожусь. Я был дома! Тот же деревянный стол, а к нему приставлены стулья, как будто бы на них только что кто-то сидел. Кастрюли на железной плите, и на столе оставшиеся с завтрака тарелки для каши. Печь, которой часто пользовалась Наава. Наши стрелы и колчаны, свисающие со стропил крыши, ружьё на стене. Всё было знакомым и на своих местах. Что произошло? И кто эта девушка? Моя спасительница? Но где Наава? Она же не могла умереть?
– Это ты её убила? – спросил я.
Девушка ничего не ответила, продолжая стоять на своём месте.
Я начал вспоминать. Та девушка, именно та дикарка, которая сейчас с сочувствием рассматривает фото Наавы, и была убийцей! Я не мог ощущать горечи потери Наавы, так же, как не чувствовал ненависти по отношению к этой женщине, но всё равно… я убью её. Из принципа.
Я скинул шкуры и приподнялся. Медленно. Заставил себя. Прикладывал усилия, чтобы встать. По очереди опустил ноги одну за другой на пол и заставил себя сесть. Широкие швы дощатого пола мелькали у меня перед глазами. У меня закружилась голова. Боль пронзала плечи и живот. Внезапное сильное жжение заставило меня задержать дыхание, но я не обращал на боль внимания. Убийца Наавы должна умереть, чего бы мне это ни стоило. Так будет правильно.
Я попытался встать, но ноги не держали. Я упал, ударился плечом и затылком о что-то твёрдое. В глазах возникли яркие мерцающие вспышки. Я перевернулся на спину и вздохнул. Я чуть не утонул, я помнил это. Я словно рассматривал своё израненное тело со стороны.
Красивое лицо с выражением сочувствия возникло надо мной, и я узнал его. Сейта! Этот взгляд я запомнил на всю жизнь. Я помнил его с того самого момента, как впервые увидел эту девочку в приюте в шестилетнем возрасте. Нежные глаза Сейты, как глаза Бемби, всё ещё светились с той же заботой, что и десять лет назад. Я снова попытался вспомнить, что чувствовал тогда, но не смог воскресить это в своей памяти. Я не смог вызвать в себе ни единого чувства. Я хоть когда-то мог что-то чувствовать?
Глава 13
Расплата
Я проснулся от яркого солнечного света, прикрыв глаза онемевшей рукой. Пахло яблоками и корицей, железная печь пылала огнём. Я вспомнил, что Сейта убила Нааву. Я один в этом мире.
Я скинул шкуры и осторожно встал.
Сейты нигде не было видно.
Голова больше не кружилась, боль поутихла, и я мог стоять на ногах. Я подошёл к шкафу и оделся. Увидел порезы и следы ногтей на боковине шкафа. Наава отмечала там мой возраст и рост с шести- до шестнадцатилетнего возраста. Наава, которой больше нет.
На верхней полке шкафа лежали два рюкзака. Один из них был моим. Внутри него – оставшиеся от матери и отца компас, карта и бинокль в футляре. Второй рюкзак принадлежал Сейте. Она оставила его в приюте после своего побега десять лет назад. Я бросил его на стол у окна. Плечо свело болью.
Мороз облачил оконные стёкла в иней. Сквозь окно, окаймлённое сосульками, я увидел во дворе Сейту, пробирающуюся сквозь снег, доходящий почти до пояса. На мгновение мне показалось, что в овальной корзинке, которую она несла под мышкой, был младенец. Но Сейта вытащила из корзинки мою рубашку и повесила её на верёвку. Сначала она зашила мои раны, а затем заштопала и постирала мою одежду.
Я смотрел на Сейту. Солнечный свет играл на её лице, капюшон толстого пальто свисал на спине, и растрёпанная грива волос была покрыта белоснежной пеленой. Она что-то напевала и насвистывала, изо рта у неё шёл пар. На верёвке висела белоснежная простыня, с которой ей каким-то образом удалось вывести пятна моей крови. Я потерял много крови.
Ездовые собаки резвились в рыхлом снегу под бельевой верёвкой. Зачем нужно было убивать Нааву? Я убью Сейту! Я снял со стены ружьё и потянул цевьё назад. Патрон вошёл в патронник.
Я надел на ноги сапоги, распахнул дверь и вышел во двор. Солнце отражалось от поверхности снега, и мне пришлось зажмурить глаза. Ездовые собаки уставились на меня. Я держал ружьё на изготовку и обошёл территорию. Задний двор, дровяной сарай, сауна… Казалось, что Сейта рассеялась, как дым на ветру.
– Сей-та-а! – позвал я, не прекращая поиски.
С какой стороны ожидать её появления? Я услышал низкое рычание и обернулся. Огромный серый волк беззвучно возник рядом со мной. Шерсть у него на спине и холке стояла дыбом. Он навострил уши. Я узнал волка по шраму на морде.
– Раккаус. Тише. Это я, Армас, – сказал я, не отводя с него прицела. – Я не собираюсь причинить тебе вред.
Волк приблизился ко мне на полусогнутых лапах. Он рычал и обнажал огромные клыки. Каждый мускул моего тела был в напряжении. Я был готов выстрелить.
Всё произошло с быстротой молнии. Я слишком поздно заметил, что с бельевой верёвки исчезла чистая простыня. Простыня, которая помогла Сейте слиться с пейзажем, упала на землю, когда девушка напрыгнула на меня и повалила не снег. Волк прыжком оказался рядом с нами, и Сейта выхватила ружьё из моих рук.
Вместе с Сейтой мы провалились в глубокий сугроб. Раккаус возбуждённо лизал мне лицо влажным языком. Мне стало легче от мысли о том, что волк узнал во мне того мальчика, который кормил его и ухаживал за ним, когда тот был ещё щенком. Раккаус обнюхивал меня со всех сторон, радостно виляя хвостом.
– Он узнал тебя по запаху, – с улыбкой сказала Сейта и отодвинула ружьё в сторону. – Ты вырос, но у тебя всё те же седые волосы, как у старика. И твой запах… Он такой же противный, как и раньше. Я бы тоже без труда его узнала.
Сейта лежала на мне сверху и смотрела на меня большими сияющими глазами. Я ничего не говорил. Лишь чесал за ухом волка, который никуда от меня не отходил.
– Неужели ты всё ещё не понял, почему я
