На следующий день Вера оправдывается и просит простить её за письма. И показывает письма к ней мужа, который не теряет надежды её вернуть.
«Помнишь, как я в первый раз затащил тебя в постель? Помнишь, как ты стала плакать после оргазма? А у тебя были такие испуганные глаза, как у маленького ребёнка… Ты просто молча меня тогда обняла, и мы долго молчали… Я тогда попросил тебя остаться, а ты ответила: „Извини, у меня дома ребёнок, я не могу…“ Но всё равно осталась со мной… Я всегда был счастлив, когда ты просто лежала рядом со мной и сопела… Я очень часто на тебя смотрел, когда ты спала… Ты, Вера, замечательная…
А помнишь, когда мне нужна была срочная операция, а меня не приняли в больницу… Но приехала ты, и сразу приняли… А когда я проснулся после наркоза, ты лежала рядом со мной, и твои глаза были полны слёз, потому что ты боялась, что я не проснусь. Я знаю, что ты любишь меня… А помнишь, я попросил со мной в больнице остаться на ночь, и ты осталась? Я всегда удивляюсь, как тебе удавалось договариваться с людьми…
Помнишь, когда ты была пьяная, пришла домой и сказала: „Молчать, я сейчас лягу спать…“ Я до того, как ты пришла, был очень зол на тебя… А когда увидел, то сразу улыбнулся… Это тот вечер, когда ты сказала: „Помой меня, не хочу грязная спать“.
А секс в самолёте, когда мы летели в твой любимый Тай? Ты сказала: „Пойдём, пописаем…“ И началось… Это было незабываемым… Это может быть только с тобой…
Помнишь, как мы занимались любовью в океане, ночью… А потом потеряли свою одежду… Я стал ругаться… а ты так невозмутимо сказала, что сейчас что-то придумаешь… И принесла откуда-то два полотенца, которые одолжила у таек… Опять же, только ты можешь всё, и мне хорошо было только с тобой.
А помнишь, как мы поехали к моим родителям и там сильно заболел твой ребёнок, а ты схватила врача за шкирку и стала его пугать, что ты его грохнешь, если он не вылечит его?
Надеюсь на твоё понимание, на то, что ты не сможешь перечеркнуть всю нашу жизнь, что это невозможно, что ты для меня Всё на свете. Очень жду ответа».
Да, это были красивые, искренние, тёплые письма. Даниель понимал это. Но он ничего не воровал. Вера была одинока на момент встречи с ним!
Да, Даниель не хотел любви, Даниель нуждался пока только в Музе и даже писал требования к ней. От Музы, в принципе, ничего особенного не требуется:
Быть иногда на связи.
Поддерживать «огонь» в авторе.
Искренне любить автора, но не выносить ему мозг.
Иногда, редко, секс-релакс, чтобы автор чувствовал, что он не идиот, который др… чит о клавиши.
Редактировать тексты автора.
А самое главное – вдохновлять!
Часть третья
Выводы
Опять этот чёртов творческий поиск, одиночество. Даниель меряет шагами гостиничный номер, фотографирует сам себя в разных немыслимых позах и ракурсах. Запечатлевает свои эмоции. Хочется потом передать миру, как ему было больно. Ох уж эти творческие натуры, даже в страданиях видят образы, способные возбудить других, найти отклик в чужой душе. Выпивает оставшийся коньяк и сидит с тазом. Больно. Хочется, чтобы вместе с коньяком вышла вся горечь. Он открывает окно своего гостиничного номера и смотрит вниз с девятого этажа. Там кипит жизнь. Шум машин. Люди, укутанные в тёплые зимние одежды, прячут лицо от мокрого снега. Кажется, именно там – свобода! Свобода от всех, от этой бесконечной любви, страданий, расставаний, соединений, одиночества! Там – ответ на все вопросы…
В номер постучали. Писатель не услышал. Дверь своим ключом открыла горничная и, стоя за спиной, тихо спросила:
У вас всё хорошо?
Да… спасибо.
У горничной было немного растерянное, доброе лицо. Писателю захотелось, чтобы она не уходила, но он не осмелился ей предложить провести время вдвоём. Она же видела, видела его мысли!
Он закрыл окно и сел в кресло. Что же делать? Как пережить этот день и эту будущую ночь? Он быстро оделся и выбежал на улицу.
Он был знаком со всеми заведениями этого города. Он взял такси и поехал в знакомый клуб для мужчин. Ещё в дверях он заметил на шесте симпатичную отвязную девушку, которая сразу поймала его взгляд.
Девушка отошла от шеста и подошла к нему.
Могу я вам чем-то помочь?
Да, милая. Выпей со мной.
Они пили коньяк, и она нежно трогала его за плечи. Девушка скоро наскучила ему своей доступностью, и он вышел из клуба один. Ветер лез в душу, не проветривая мозги, а лишь усугубляя его потерянность в этом мире.
У ближайшего магазина он остановился и зашёл купить шампанского. В очереди впереди него стояла красивая пафосная женщина. Она почему-то обернулась и тихо сказала ему в ухо:
– Могу я купить вам шампанское? Мне не с кем поговорить. Мне очень надо.
– И мне… очень, – ответил писатель.
Они сидели в её машине. Пили шампанское по очереди прямо из горлышка. Она рассказала, что её бросил муж ради другой, совершенно обычной, земной женщины, и что жизнь закончилась. Что ей, наверное, стоило тоже быть обычной, такой она бы смогла удержать своё счастье…
– Нет, милая… Ведь это не твоё. Ты не должна менять себя ради кого бы то ни было. Всё проходит. И боль, и тоска, и печаль. И тебе обязательно встретится человек, который будет любить тебя именно такой.
Он всё это говорил, говорил… И на каком-то моменте неожиданно понял, что говорит это самому себе.
«Привет, мой дневник. Как давно я не был с тобой. С того злосчастного утра, которое перевернуло мою прежнюю жизнь…
Как видишь, я могу писать, а значит, я жив-здоров и не совсем погиб от своего ущемлённого самолюбия и несчастной любви. Эгей! Что есть счастье и что есть любовь? Счастье – это когда ты жив, а любовь – когда ты хочешь. Вот так изменились мои принципы, дружище! И никакой иронии.
Знаешь, на Новый год я был с Верой. Вера была такая женственная, в красивом платье. Она так обрадовалась моему подарку – поездке на море. Я правда никогда не видел, чтобы так радовались. Она очень эмоциональна. Было много гостей, все смеялись, веселились, а мы почему-то с Верой сидели вдвоём среди этого домашнего бала и пили водку. И что-то говорили, говорили. Если бы кто-то из гостей захотел нас подслушать, он бы ничего не понял. Да я и сам не понимал, о чём мы говорим.
Потом мне стало почему-то очень грустно, я отбросил все свои амбиции и написал Лизе сам: „С Новым годом. Желаю счастья“. Лиза сразу ответила: „И тебя с Новым годом и с новым счастьем“. Мне опять почудился подвох. Или я опять себе что-то придумываю. Я вспомнил, как Лиза говорила, что улетит с Павлом на море на Новый год. И спросил Лизу: „Ты не на море?“ – „Нет, Даня, я не на море. Павел улетел раньше с семьёй. А я вылечу завтра“. – „Ты отмечала Новый год одна?“ – спросил я. „Да, одна“, – ответила она.
Я подошёл к Верочке и попросил разрешения позвать Лизу к ней в гости. Я прекрасно понимал, что я полный идиот, но мне очень захотелось. Я никому не хотел причинить зло, я хотел только, чтобы никто не был одинок. Я придурок. Я это знаю.
Верочка, на удивление, согласилась, и я позвал Лизу. Лиза очень быстро приехала. У неё была грязная голова и спортивный костюм. Раньше Лиза никогда так не ходила. Она не была подавленной, но и весёлой тоже не была. Она держалась как бы с вызовом, в ней было что-то отталкивающее. Может, просто я от неё отвык, или просто Лиза с Павлом стала другой.
Вера сначала вела себя хорошо, гостеприимно, даже очень дружелюбно. Потом они сели друг напротив друга, и я увидел то, чего никогда раньше не видел. Каждая из двух женщин пыталась как-то меня задеть. Или, может быть, задеть друг друга. Я не понимал, что происходит. Я тупо сел у батареи на пол и там пил вино. Меня пытались несколько раз посадить на стул. Но я не хотел. Я сидел и наблюдал.
– А ты знаешь, что по голове Даниеля трогать нельзя? – спросила Верочка мою бывшую жену. „Ну, Вера даёт“, – подумал я. Ну как же ей не знать-то?
– Знаю, конечно. Там у него живут духи. Голова – это их дом.
Лиза тут меня насмешила. Ну, как умела, так и передала философию. На самом деле всё не так. Не в духах дело! А в том, что я не люблю, когда меня считают ребёнком! А это умилительное целование головы всё-таки говорит о том, что я такой и есть. А значит, меня обманут. Как взрослые обманывают своих детей. И, значит, потом предадут.
– Лиза, а он кусался раньше? – спросила Вера.
– Нет. Я не помню. Если бы и кусался – я бы не позволила. Мне не нравится боль, – ответила Лиза.
Лиза солгала наполовину. Да, Лизу я действительно не кусал, но Лиза любит боль, только другую. Потом обе девушки наконец-то заметили меня. И Вере вдруг показалось, что я что-то не то думаю.
– Ты всё ещё любишь Лизу! – и со всей силы ударила меня по лицу.
От неожиданности и оттого, что меня никогда не била по лицу женщина, я пустил слезу. Да-да… Именно, как последнее слюнявое дерьмо. Как баба!
Лиза, глядя на меня, заревела тоже. Мне показалось, мы не в реальности.
