– Помоги мне, – попросил я его.
– Нет, – покачал он головой, – нельзя. Иди, тебя зовет сеньор.
– Какой еще сеньор?
– Эпсилон-Кобальский, – засмеялся Альф. – Парень, ты зря стараешься. Автомобиль они тебе не отдадут.
Я из пробоины спрыгнул на землю, с рубашки и брюк стряхнул въедливую пыль и с ненавистью сказал:
– Думаете, всех обвели вокруг пальца? И меня придавили? Ошибаетесь!
– Пошуми, пошуми, – улыбаясь, посоветовал Альф, – легче будет! Пошуметь что поплакать. А придавили… тебя не все.
Мы направились с ним к берегу, где лежал телескоп.
Я еще раз подошел к исполину. Он на мои слова больше не отзывался, лежал неподвижно, как изваяние.
6
В десяти шагах от телескопа горел костер, на двух камнях стояла какая-то посудина.
Они что-то варили.
На краю зеленоватого парашюта, которым теперь был накрыт телескоп, сидели Георгий-нумизмат и Кобальский. Бет кашеварил неподалеку у костра. Альф зачем-то отправился к лодке.
– Максим! – улыбаясь, пригласил меня нумизмат. – Присаживайся, пожалуйста. Снедь, как видишь, небогатая. Но будем рады всякому хлебу! А там Бет подаст нам и чай. Есть надо всегда – и для того, чтобы помочь друзьям, и для того, чтоб бороться с врагами. Этот завтрак или сблизит нас до дружеского рукопожатия, или разведет на дуэль. Но дело не в этом. Представь, Максим, какая забавная неожиданность: ребята не могут все это потреблять! А я не могу есть один. Как неволя! Ну так что, пир?
– Давай, парень, не чванься, – с прищуром, глядя куда-то вдаль, сказал Кобальский. – Людей надо уважать. Сядь и ешь – возможна тяжкая работа… Работать будем все. И ты. Такой запыленный и усталый.
Я внимательно оглядел фотографа. Его уши стали еще меньше. Седоватой щетины на подбородке почти не осталось, казалось, он только что торопливо побрился. Верхняя часть его лица и руки покрылись пупырчатым налетом какой-то странной ржавчины. Кончик носа был теперь словно срезан или приплюснут…
Откуда-то доносился далекий торопливый рокот. Поискав глазами источник звука, мы километрах в пяти или семи от нас высоко в небе увидели вертолет. Он летел мимо, в сторону моря. Если б они увидели, с вертолета!.. Но вертолет улетел.
– Начали летать… – недовольно процедил Кобальский. – Ох и напрасно мы тут ждем!.. Отберут все до ниточки. Сами себя погубим!
Я сел к «ковру» и принялся за еду.
– Увидал вертолет – и сразу лопать… – злобно выпалил Кобальский в мой адрес. – Сразу видно, как обрадовался!
– Пусть ест, – остановил его нумизмат. – Пригласил молодого человека я.
– От него всего можно ждать! Это же, конечно, он ночью открыл объектив телескопа, хотя я категорически запретил это делать. Везде сует нос!.. Говорить с отражением вздумал! Но, слава богу, похоже, только с плоскуном потрепался. Это хорошо! Полезно. Плоскун тебе мозги вправил. Представляю… Иди еще с ним поговори! – засмеялся он. Помолчал и Георгию сказал: – Хорошо, что недоросль не открыл ночью окуляр. А то я не знаю, до чего бы они с опережающим договорились, до чего додумались… У него, видите ли, – повернул он ко мне свою озлобленную физиономию, – непреодолимая потребность рассуждать! Он, видите ли, любознательный. Во все вникает!
– Да перестаньте же, Станислав! – взмолился нумизмат. – Мелочность погубит вас, ей-богу! Да что это вас так возмущает, что человек пытается рассуждать! Пусть рассуждает. Пусть он скажет что-нибудь полезное. А вы умейте взять из-под руки, – продолжая не спеша, скучно жевать, говорил нумизмат. – Станислав, мне необходимо знать, как вы, точнее, как подлинный Станислав Юлианович наткнулся на кубический грот и проник в хранилище пришельцев. Ни Бет, ни Альф и – увы! – ни Гамм за неимением времени так толком мне и не объяснили, как он оттуда выбрался.
– Да как они вам расскажут и объяснят! – с искренним сожалением вздохнул Кобальский. – Все они получились немного неудачными. Как говорится, первые блины комом! Посмотрите на Альфа. Это настоящая нескладуха. Колобок какой-то плоский, да и мысли у него такие же плоские, я бы сказал… Да и Бет такой же пасынок фортуны. Гамм, конечно, поудачней, но и он, как и Альф и Бет, выдерживался далеко не столько времени, сколько требовалось для полной агрегации создаваемой копии. Да к тому же в первоначальной установке слишком много приходилось возиться с фокусировкой. Сами видите: один сплюснут, другой вытянут, у третьего еще что-нибудь… Но главное – материал! На изготовление этих вот ребят в основной массе были использованы древесный уголь, глина, битум и аммиачная селитра. Как оказалось, физически они вышли покрепче меня, хот-я выдерживались всего минут по сорок…
– Ну а вот именно вы? – спросил нумизмат.
– Я есмь Эпсилон-Кобальский, как вы знаете, Первичный, исходный материал моего тела состоял из голубоватого каолина, белил, поваренной соли и талька.
– Каолин и тальк?
– Да, все белое! – самодовольно подтвердил Кобальский. – Выдерживался я в фокусе установки около трех часов. Три часа неподвижно сидел мой подлинник, наш прототип Станислав-Зеро.
– Если вы Эпсилон, – спросил нумизмат, – то согласно древнегреческому алфавиту, я полагаю, перед вами должен быть еще и Дельт?
– Да, был, но увы!..
– Почему «увы»?
– Его убил вот этот варвар! – кивнул в мою сторону Кобальский.
– Убил?
– Да, молотком ударил по голове, когда тот пришел рано утром к нему в дом с алмазом. С огромным бриллиантом!
– Какой опасный мальчик! – удивленно посмотрев на меня, брезгливо протянул нумизмат.
– Да, – кивнул Кобальский. – От такого молодчика всего можно ожидать. А надо вам сказать, что плут Зет еще до Дельта рано утром появился в доме этого парня в качестве его родного дяди Станислава Грахова, чтоб оказать на недоросля давление. Мальчик сам сообщил нам ночью, во время разговора с ним по телефону, что ему срочно откуда-то должен позвонить его дядя. А дальше все просто. В доме один Максим Грахов, там в качестве его дяди появляется бестия Зет, обрывает провод телефона, вроде бы чтоб Кобальский не мешал ему спать: этот его дядя ведь действительно мог позвонить… Потом появляется сам Кобальский, то есть Дельт, с алмазом. Ну и вот, парень и сразил Дельта молотком. Да прямо наповал. Пока недоросль носится там с алмазом, мне звонит Зет: Эпсилон, срочно приходи, будешь фигурировать в качестве Кобальского, ибо Дельт отошел навсегда. Мы же с Дельтом, как известно, две капли воды. Только вот уши… Мальчишка заметил это. Уши действительно могли меня подвести. Прибежал я, а тело Дельта уже схватилось словно крутой алебастр. Мне же в одно мгновение нужно переодеться в его одежду (кому-то ведь надо ехать к холму!), а мы не можем снять с него пиджак и рубашку. Брюки, конечно, просто… Понесли мы Дельта из дома, чтоб в сарае как-нибудь снять с него верхнее. Торопились сильно… Этот молодчик ведь в любую мину мог бросить алмаз и вернуться из сада. Увидел бы все и побежал бы в милицию признаваться… Ну, мигом притащили мы тело Дельта к сараю. Желаем с телом войти, а дверь по земле скребет, плохо открывается. Зет и уронил тело… Раскололось оно, разбилось на мелкие черепки. Сняли мы пиджак и рубашку, а осколки в сарае оставили… Так он и останки обнаружил! – с ненавистью взглянул на меня Кобальский. – У-у, проныра!.. Кое-как убедил Зет смышленого племянника, что это археологические трофеи…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
