Несмотря на то, что время от времени Рав прибегал к наказаниям [16], многочисленные истории рисуют образ мягкого, обходительного человека. Эти Душевные качества проявлялись и в семье, и во взаимоотношениях Рава с другими людьми [17]. Он был почтителен к тем, кто стоял намного ниже его на социальной лестнице и всегда выражал готовность выслушать критику в своей адрес, причем не только из уст товарищей, но и от учеников. Порой в ответ на каверзные вопросы и нападки Рав молчит, словно пребывает в замешательстве, а ведь ему есть что сказать, разъяснения по данному поводу мы находим в других источниках. Каждому, в том числе своим близким, Рав предоставлял свободу самовыражения, давал возможность для самореализации.
Личность Рава окружал ореол святости. Это отразилось в титулах, присвоенных мудрецу учениками, таких как Рабейну га-кадош — наш святой учитель, или наш великий учитель, да поможет ему Господь [18]. По всей видимости, Рав вел себя согласно обычаям своего рода, прославленного святыми, но также в соответствии с традициями мудрецов Эрец Исраэль. От своего наставника, рабби Иеѓуды ѓа-Наси, он научился довольствоваться малым, но требовал этого только от себя. Рассказывают о десяти обычаях, сопровождавших Рава всю жизнь [19]: его никогда не видели без цицит и тфилин, он не поднимал глаз от земли, и т. п. На протяжении поколений многие стремились подражать образу жизни и обычаям Рава и доходили до крайности, пытаясь скопировать детали его поведения.
Рава отличал педагогический дар. Он заложил в Вавилоне фундамент талмудической академии — в том масштабе, какого прежде здесь не знали. Несомненной удачей Рава оказалась взращенная им плеяда учеников, почти все они стали выдающимися законоучителями и главами своего поколения. Более того — пример Суры оказался заразительным, и подобные группы талантливых учеников возникли в других местах. Талмудическая академия, основанная Равом, во многом напоминала дома учения Эрец Исраэль, но в то же время отличалась от них. В Израиле йешива складывалась вокруг бет-дина, или Великого Санѓедрина. В Вавилонской диаспоре, на базе местных обычаев, создалась собственная традиция. Она определила облик здешней талмудической академии. Пожалуй, наиболее характерным элементом этой традиции стали ярхей калла — регулярные учебные сессии, проводившиеся в сезон, относительно свободный от сельскохозяйственных работ. Два месяца в году мудрецы и ученики со всей страны проводили за совместным изучением Торы, собираясь в одной из академий. А промежутки между стали ярхей калла каждый посвящал самостоятельной учебе и готовился к обсуждению вопросов, намеченных на следующую сессию. Со времени Рава подобная форма учения стала в Вавилонии традиционной. Она существовала до тех пор, пока там пребывала Тора. Ярхей калла позволяли одновременно привлекать к интенсивной учебе большое количество людей. В то же время они сделали изучение и преподавание Торы уделом не одних только профессиональных законоучителей.
Рав старательно взращивал плеяду выдающихся знатоков Торы, на которых могла бы держаться его академия, при том, что большую часть времени эти люди посвящали каждый своему ремеслу. В этом причина того, что, хотя обычай ярхей калла существовал прежде, лишь благодаря деятельности Рава он приобрел свое подлинное значение и размах. Учебные сессии, устраиваемые талмудической академией в Суре, послужили примером для других академий Вавилонии, и этот обычай просуществовал несколько столетий.
Шмуэль
Рав и Шмуэль — первая чета амораев, создателей Вавилонского Талмуда. Несмотря на то, что они выросли в разных условиях и трудились каждый на своей ниве — период их активного сотрудничества был кратким — в памяти грядущих поколений имена обоих мудрецов сохранились рядом. Их дискуссии, получившие название споры Рава и Шмуэля [1], как и более поздние споры Абайе и Равы, легли краеугольным камнем в основание Вавилонского Талмуда.
Своим характером и обликом Рав и Шмуэль представляли прямую противоположность. Рав отличался высоким ростом и представительной внешностью. Своему росту он обязан прозвищем Аба Ариха — Длинный Аба [2]. Что касается Шмуэля, то о его внешности в наших руках имеется живое свидетельство. Оно принадлежит женщине, и потому несколько карикатурно: маленький, черный, с большим пузом и огромными зубами [3]. Несмотря на такое несходство — а, быть может, благодаря ему, — Рав и Шмуэль считаются парой.
В драгоценной россыпи амораев и танаев звезда Шмуэля сияет ярким светом. Личность его поистине уникальна. Шмуэль был замечательным мудрецом и главой академии, оставившим по себе славную и долгую память. При этом, в отличие от Рава и многих других мудрецов своего поколения, он не был официально посвящен в законоучители и потому титул рав не предшествует его имени [4]. Шмуэль был первым из мудрецов Вавилонской диаспоры, который не удостоился формального рукоположения. По его стопам пошли другие не имевшие титула мудрецы. Звание рав можно было получить только в Эрец Исраэль. Быть может, причина того, что Шмуэль так и не стал равом Шмуэлем заключалась в происхождении: он был потомком таны Ханании, племянника рабби Иеѓошуа, который два поколения назад пытался создать в Вавилонии независимый очаг Торы [5]. Та попытка не удалась, однако грех Ханании, как его назвали впоследствии, не был прощен и тяготел над его потомками, включая Шмуэля.
В противоположность Раву, который большую часть своих знаний приобрел в Эрец Исраэль, где воспитывался и учился, Шмуэль был ярким и самобытным представителем Вавилонии. Расходятся мнения относительно того, бывал ли он вообще в Земле Израиля [6]. Если принять версию, что бывал, то он еще успел поучиться у рабби Иеѓуды ѓа-Наси. Шмуэль являлся также его личным врачом. Однако рабби Иеѓуда ѓа-Наси ценил его не только как лекаря, но и как мудреца, сведущего в Торе, и пытался добиться посвящения Шмуэля в законоучители. Рабби так и не представился подходящий случай. В силу разных причин рукоположение откладывалось вновь и вновь. В конце концов Шмуэль произнес фразу, которую можно понимать в двух смыслах: Видел я в книге праотца Адама запись — хакимом станет Шмуэль Ярхинай, а равом ему не бывать [7].
Как было принято среди ученых той эпохи, Шмуэль не ограничился ремеслом врачевателя. Он постиг также астрономию. Если упоминаемый в трактате Бава Меция Шмуэль Ярхинай действительно наш Шмуэль, то этим прозванием (происходящим от слова луна), он обязан своим выдающимся знаниям в области астрономии. Шмуэль признавался, что небесные тропы ведомы ему как дороги родной Негардеи [8]. Врач, астроном и мудрец — в тот период подобное сочетание было беспрецедентным. В Шмуэле удивляло не то, что наряду с изучением Торы он занимался медицинской практикой — в большинстве своем мудрецы Израиля этой эпохи также владели ремеслами, как правило, они были земледельцами. Удивительным было другое — Шмуэль, уроженец торгового города, носившего отпечаток космополитизма, много занимался светской наукой. Его принадлежность к обоим мирам — Торы и научных знаний — в ту пору вызывала недоумение.
Отношение законоучителей Эрец Исраэль к Шмуэлю известно нам, в частности, из посланий рабби Иоханана к мудрецам Вавилонии. Рабби Иоханан, глава мудрецов Израиля, был моложе Рава и Шмуэля. При жизни Рава письма адресовались — учителю нашему в Вавилонии. Когда же Рава не стало, а его роль во многом перешла к Шмуэлю, послания рабби Иоханана стали начинаться со слов собрату и коллеге нашему в Вавилонии, без приставки рав. Надеясь убедить рабби Иоханана, что он тоже заслуживает подобающего титула, Шмуэль прислал в Эрец Исраэль календарь, составленный им на шестьдесят лет вперед. Однако рабби Иоханана это отнюдь не привело в восторг и он лишь сдержанно заметил, что Шмуэль действительно силен в счете. Лишь после многолетних попыток Шмуэлю все же удалось убедить рабби Иоханана, что он действительно великий мудрец и знаток Торы [9].
Медицинская практика и занятия астрономией, а в известной мере и астрологией, послужили причиной тесных контактов Шмуэля с нееврейскими учеными. Среди его ближайших знакомых был вавилонский мудрец по имени Аблат (возможно, это сокращение имени Убалит). Их дискуссии на темы философии, астрономии и другие, касающиеся жизни в Вавилонии, приводятся в ряде мест Талмуда [10]. Шмуэль посещал места, где собирались образованные люди его города, и охотно участвовал в обсуждении религиозных и философских вопросов — излюбленные темы их споров. В отличие от него Рав, также обладавший широким кругозором, никогда не появлялся в подобных местах. Контакты, завязанные Шмуэлем с широким миром, проистекали не только из его профессии и учености. Они в значительной мере были обусловлены его характером. Им, как и внешностью, Шмуэль напоминал своего предшественника и родственника Иеѓошуа бен Хананию. Как в свое время рабби Иеѓошуа бен Ханания, Шмуэль считался в Вавилонии величайшим мудрецом своего поколения. Как и он, отличался теплотой и человечностью в отношениях с окружающими. До прибытия Рава, Шмуэль и рав Шила стояли во главе вавилонских йешив, пребывавших еще в колыбели. Рав Шила оценил величие Шмуэля. Рассказывают, что когда оба отправлялись приветствовать Главу Изгнания, рав Шила уступал Шмуэлю первенство. Шмуэль признал превосходство Рава, когда тот возвратился из Эрец Исраэль. В то же время рав Шило, по крайней мере поначалу, отказывался видеть себя третьим. И потому Шмуэль, не меряясь почетом, занял третье место сам [11]. Способностью завязывать дружеские отношения с людьми разных сословий без ущерба для своей чести, Шмуэль напоминал отца. Оба ценили в человеке реальные достоинства, а не положение и знатность. Отец Шмуэля не раз упоминается в Талмуде. Его звали Аба бар Аба, однако Талмуд почти не называет его этим именем, предпочитая говорить об отце Шмуэля. Это весьма необычно, поскольку называть отца по имени сына не было принято в ту эпоху — тем более что Аба бар Аба сам был выдающимся мудрецом, с чьим мнением считались даже в Эрец Исраэль [12]. Однако мудрость и слава сына были столь велики, что затмили отца.
