— И ничего это нам не даст! — хмуро ответил подполковник. — Следовало бы заметить лейтенант, что вся система тайных ходов в замке построена по одному принципу: ход открывается изнутри. И думаю, что если даже мы взломаем панель, то далеко не пройдем…
Лейтенант сосредоточенно разглядывал накладной орнамент на панели. Он потер ладонью лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Не могу согласиться с вами, товарищ подполковник, — возразил он, все еще ощупывая взглядом выпуклый орнамент панели. — Я считаю, что входы в систему потайных ходов замка обязательно должны открываться не изнутри, а снаружи, из помещений.
— Почему вы так думаете?
— Железный Рыцарь создал всю эту систему секретных ходов и переходов, чтобы при необходимости скрываться в них от опасности. Но ведь жил-то он не в каких-нибудь каменных каморках, а в покоях замка. Значит, основные ходы должны открываться из коридоров и комнат замка. Только мы пока не сумели их обнаружить.
— Логично! — согласился подполковник. — Логично, если не учитывать, что входы в секретные коридоры замка могли быть переделаны позже.
Лейтенант вдруг прилег на ступени, и его сосредоточенный взгляд снова устремился на орнамент панели. Серков упорно силился вспомнить одну деталь…
Когда, повинуясь команде подполковника Смирнова, он упал на ступени и вытаскивал свой пистолет, его поразило, что в рисунке орнамента произошло нарушение симметрии. В одном месте выпуклая середина дубового мальтийского креста ушла вглубь, а рисунок из дубовых листьев стал вертикальным. Разглядывать, где именно произошло это нарушение орнамента, лейтенанту было не время. Как раз в этот момент над ним просвистели пули, и он стал стрелять в черное отверстие хода.
Сейчас орнамент снова был безукоризненно точным.
— Что с вами? — недоуменно спросил подполковник, глядя на лежащего Серкова.
— Вспомнил! — воскликнул лейтенант.
Гибким движением он вскочил на ноги, бросился к панели и стал нажимать на мальтийские кресты. И вот полукруглый выступ упруго ушел внутрь! Другой рукой Серков пытался сдвинуть дубовые листья. Выпуклый рисунок повернулся, листья пошли вниз.
— Открылся! Ход открылся! — взволнованно заговорили на лестнице.
— Старшина Ничипуренко! — окликнул подполковник. — Двух бойцов с автоматами и двух с топорами… Принести фонари. Быстро!
Прошло не больше трех минут, а бойцы уже стояли перед подполковником.
— Впереди идет лейтенант Серков, — сказал подполковник. — За ним — автоматчики и бойцы с топорами. Идти осторожно. Возможны всякие неприятные сюрпризы.
Потайной ход был похож на первый, выходящий в склеп семьи фон Шлиппенбахов — узкая, мрачная дыра внутри толстой каменной стены. И здесь приходилось идти цепочкой.
Ход закончился через полсотни шагов. Направо и налево от него шли короткие коридорчики-тупики. Стены их выглядели монолитными и неподвижными.
— Дальше нам не пройти, хотя здесь обязательно имеются какие-то проходы, — сказал лейтенант Серков. Он осветил фонарем стену, в которую упирался ход, и воскликнул: — А вот здесь стоит посмотреть, товарищ подполковник…
Впереди была не каменная, а кирпичная кладка. И сразу можно было заметить, что стена, перегораживающая коридор, сложена недавно: ее скрепляла не древняя известковая масса, а цемент.
Лейтенант постучал в стену рукояткой пистолета. Раздался гулкий звук, свидетельствующий о том, что за стеною пустое пространство.
— Попробуем проломать эту перегородку, — решил подполковник Смирнов. — По-моему, она всего в один кирпич.
Лейтенант и бойцы-автоматчики отступили в боковые ходы-тупики. К кирпичной стене подошел Ничипуренко. Он поплевал на руки, взял кирку и, чуть отступив, ударил острием в стену. Кирка легко вошла между кирпичами, вся стена зашаталась, посыпались комья затвердевшего цемента.
— Це не работа, це халтура! — пробасил Ничипуренко.
Не вытаскивая застрявшей кирки, он уперся в стену руками, крякнул и надавил. Стена рухнула внутрь. Облако пыли на несколько минут затмило свет фонарей, затруднило дыхание.
Когда пыль осела, все увидели за стеной глухую каморку, заставленную деревянными ящиками, закрытыми плотными крышками на петлях и опечатанными круглыми сургучными печатями с оттисками фашистского орла, держащего в когтях свастику.
— Посветите, лейтенант! — подполковник внимательно осмотрел весь штабель зеленых ящиков, а затем сорвал печать с самого верхнего и откинул крышку.
Ящик был заполнен синими картонными папками. На каждой из них в правом углу, над орлом со свастикой, жирным шрифтом было напечатано: “Секретно”. Подполковник Смирнов перелистал бумаги, подшитые в одной из этих папок, и сказал:
— Архив местного гестапо. С ним следует внимательно ознакомиться. Распорядитесь, лейтенант, чтобы ящики перенесли в одну из комнат и поставили к ним часового.
14Ящики были тяжелыми, а ход очень узким. Переноску гестаповского архива закончили только в пятом часу утра.
— Ну, сейчас проверю часовых — и спать! — мечтательно проговорил лейтенант Серков. — Устал я так, точно километров на пятьдесят бросок сделал.
Он потянулся и сладко зевнул.
— Может, нижний этаж я проверю, товарищ лейтенант? — сказал Ничипуренко. — Мне же, можно сказать, по дороге…
— Спасибо, старшина. — Я отвечаю за охрану замка — значит мне и проверять.
Они спустились на нижний этаж и прошли по коридору.
— Покойной ночи, старшина! — пожелал лейтенант.
— Спасибо, товарищ лейтенант, — Ничипуренко остановился у дверей своей комнаты. — Вот перекурю и пойду. В хате мы не курим, товарищ лейтенант, — пояснил он.
— Правильно, старшина!
Лейтенант Серков направился по коридору.
“Почему так темно? — удивился лейтенант, сворачивая к часовому и окликнул:
— Часовой!
Ему никто не ответил. В зале, где стояла статуя Железного Рыцаря, почему-то не горел фонарь.
— Часовой! — снова крикнул лейтенант и, уже предчувствуя что-то недоброе, выхватил пистолет, достал из кармана фонарик. Голубоватый конус света ощупал пустой зал, две закрытые двери и зловещую статую.
У ног статуи, на каменном полу, неподвижно лежал часовой. Глаза его были широко раскрыты, руки застыли у горла, словно он пытался разорвать какое-то кольцо, мешавшее ему дышать.
Лейтенант склонился над лежащим, прощупал пульс и уловил еле заметное биение.
И вдруг над головой Серкова что-то еле слышно щелкнуло. Лейтенант поднял голову и с удивлением обнаружил, что глаза статуи светятся странным голубоватым светом. От этого света лицо Железного Рыцаря словно ожило.
Серков выпрямился, приподнялся на цыпочках, чтобы разглядеть источник света.
В это мгновение руки статуи дрогнули, сдвинулись, легли на его шею и стали сдавливать ее. Лейтенант рванулся, но страшные металлические пальцы не отпускали его. Кровавые круги замелькали в глазах лейтенанта. Последним усилием он поднял руку и выстрелил в грудь статуи.
Уже теряя сознание, лейтенант услыхал топот чьих-то ног.
А когда лейтенант пришел в себя, он узнал голос старшины Ничипуренко:
— Врешь, болван фашистский! Не переборешь!
Подхватив лежащий на полу фонарик, лейтенант направил его на статую.
Около Железного Рыцаря стоял Ничипуренко. Его плечи и руки подрагивали от напряжения, лицо налилось кровью. Богатырь-старшина разводил сжимающиеся руки статуи.
Внутри статуи что-то защелкало, заскрипело. Глаза Железного Рыцаря сверкнули огненной вспышкой, массивные руки вдруг раскинулись в стороны и с лязгом бессильно опустились.
— От так-то лучше, бисова вражина! — пробасил Ничипуренко.
А в зале уже гудели голоса. Медсестра и врач склонились над бесчувственным часовым.
— Ну, тут как будто ничего страшного, — сказал Никита Семенович, — отлежится парень!
Лейтенант Серков нагнулся и поднял с пола какой-то предмет. Это была пуговица, обыкновенная крупная медная пуговица с пятиконечной звездой и эмблемой серпа и молота. Она оказалась не просто оторванной, а вырванной с куском материи.
Солдат-часовой носил гимнастерку, на которую пришиваются пуговицы меньшего размера. А эта, судя по всему, была вырвана из офицерского кителя.
“Надежда Михайловна! — лейтенант вспомнил, что двери комнаты начальника госпиталя выходили в зал. — Не случилось ли чего-нибудь с Надеждой Михайловной. Почему она до сих пор не вышла на шум?”
Лейтенант Серков постучал в дубовую дверь и прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука.
Лейтенант распахнул дверь и осветил комнату фонарем. В ней никого не было. Но все здесь свидетельствовало о недавней борьбе — на полу валялись стащенные с кровати матрац и подушки, стол был опрокинут, и возле него виднелись алюминиевые кружки и чайник.
