будто по ней провели кусочком сухого льда. Губы дрожали, а от кончиков пальцев к затылку расходилось приятное покалывание.
Ольга закашлялась, отстранилась и укоризненно посмотрела на меня.
– Последнее было грубовато, – с упреком произнесла она. – Самую малость. Впрочем… Мне даже понравилось.
В глазах Ольги плясали искорки полученной Силы.
– С добрым утром, сестренка, – промурлыкала старшая Юсупова и встала с пола. – Как самочувствие?
Только сейчас я посмотрел на Кристину. Она стояла в дверях кухни и наблюдала за нами. В отличие от сестры, блондинка успела одеться. Судя по красным щекам и расширенными зрачкам, зрелище очень ей понравилось.
Ольга уселась на стул, элегантно закинула ногу на ногу и кивнула в мою сторону.
– Не хочешь повторить фокус?
Блондинка на секунду задумалась, а затем покачала головой в сомнении.
– Почему бы и нет?
Голос девушки прозвучал неуверенно. Ольга встала со стула, подошла к сестре и взяла ее за Руку.
– Ну, идем. Я тебя научу…
Моего мнения никто не спросил. Но я не был в обиде.
«Главное… не забыть… про встречу», – мелькнула в голове последняя мысль. А затем сестры опустились на колени. И я потерял всяческое самообладание…
* * *
Старик-консьерж в парадной склонил голову.
– Девушек, с которыми вы вчера прибыли, забрал автомобиль.
Я нахмурился. В душе заскребли тревожные кошки.
– Что за машина? – осторожно уточнил я.
– Черная «Волга». Судя по номерам, принадлежащая семье Юсуповых.
Считай официально познакомились. Значит, родственники все-таки узнали, где пропадали сестры. Это может обернуться прескверной историей. Впрочем, когда в моей жизни таких не бывало?
– Все хорошо, мастер Алексей? – уточнил консьерж, заметив замешательство.
– Да, все прекрасно, – ответил я. – Удачного дня.
– И вам всяческих благ. – Старик кивнул.
Я вышел на улицу и довольно прищурил глаза. Стояла отличная погода. За ночь ветер разогнал низкие темно-серые тучи, и над городом ярко светило солнце.
У ворот меня уже ожидала машина. Возле открытой водительской двери стоял парень в длинном черном плаще. Он был молод, но лицо его хранило выражение свойственной старикам скуки, а коротко стриженные волосы были абсолютно седыми. Высокий и жилистый, он не внушал опасений и мог показаться безобидным. Но я уловил некую злую Силу, исходящую от него.
– Прошу в машину, – с едва заметной глумливой усмешкой парень склонился, открывая передо мной пассажирскую дверь. Он старательно пытался походить на лакея, который всеми силами пытается угодить своему господину. Но это было похоже скорее на плохо прикрытое издевательство.
Я улыбнулся и подошел к нему. Крепко обнял старого приятеля. И по совместительству одного из дружинников Федора.
– Иван! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?
– Ваш родич преставился, – просто ответил боец. – А вы скоро вступите в Семью с долгой и богатой историей. Сыны Карамаза, который сражался бок о бок с самим Святославом.
– Отчего он конкретно… ну…
Не знаю, почему я не стал говорить «умер». Но Иван, который уже сел на водительское сиденье и захлопнул дверь, понял, что я имел в виду.
– Возраст, стресс и переживания сделали свое. И Федор Иванович обзавелся саркомой.
– А целители?
– Магия Света здесь бессильна. Как говорят жрецы: на все воля Единого. Едем, княжич. Вас уже ожидают.
Я качнул головой в знак согласия и уставился в окно. Кто бы мог подумать, что деда добьет банальный рак. Мне всегда казалось, что только рухнувшее небо способно упокоить старика.
* * *
Особняк на Крестовском острове выглядел заброшенным. Тронутый ржавчиной кованый металлический забор, неухоженный сад, заросшая травой дорожка, выложенная гранитными плоскими камнями. Корявые деревья раскачивались под порывами холодного, промозглого ветра. Кусты разрослись, ощетинившись необрезанными ветвями.
– Дом, – задумчиво прошептал я, глядя на открывающийся пейзаж через окно машины. – Добро пожаловать в семейный склеп.
Каждая дворянская семья считала своим долгом иметь здесь особняк. Или летнюю резиденцию, куда аристократы приезжали, чтобы отдохнуть от шума и городской суеты. Поэтому по древней неписаной договоренности здешняя земля считалась священной. И убийства здесь были запрещены. Сам император и Синод обещали любому жителю острова защиту.
Мой сопровождающий остался в автомобиле, бросив на особняк равнодушный взгляд.
Я подошел к воротам и приложил к панели замка открытую ладонь.
– Право крови подтверждено, – послышался из динамика ровный женский голос. – Добро пожаловать домой, мастер Карамазов.
Панель сменила цвет с красного на зеленый, раздался щелчок и металлический лязг.
– Домой, – прошептал я давно забытое слово. Оно казалось мне чужим и неестественным.
Я заметил, что ворота распахнулись без скрипа. Видимо, кто-то заботливо смазывал петли. Дом высился тремя этажами в глубине парка. Кремовый кирпич с годами не утратил своего цвета. По одной из стен вился дикий виноград, который некому было укрощать. Он настырно лез в широкие окна и обвивал балкон с решетчатыми перилами. Покатая крыша из терракотовой черепицы немного посветлела за время. На шпиле виднелся фамильный герб, который некому было начищать до блеска. Но все же поместье не казалось убогим. Даже в запущенном состоянии оно было величественным и внушало уважение.
– Идущий дорогой смертной тени, да не убоюсь я зла, – декламировал я, шагая к широкому полукруглому мраморному крыльцу, на постаментах которого сидели горгульи.
Статуи протягивали в мою сторону сложенные лодочкой ладони. Когда я подошел к входу, в руках тварей вспыхнули красные огоньки, ярко осветив ступени. С навеса взлетела крупная птица.
– Добро пожаловать домой.
У двустворчатой двери стоял мужчина, опирающийся на трость. Я остановился, чтобы рассмотреть его, и удивился, что дворецкий почти не изменился за те годы, которые мы не виделись. Высокий, крепко сбитый мужчина за пятьдесят, с широким лицом, которое обычно хранило выражение вежливого безразличия. И только для важных для него людей оно менялось и освещалось эмоциями. Для меня мужчина улыбнулся и слегка склонил темную голову. Тут я заметил несколько серебристых прядей, рассекающих шевелюру. Раньше их не было.
– Спасибо, что встретил, Мэйхем. – Я крепко обнял старика. – И отдельная благодарность за то, что остался после смерти хозяина.
– Рад служить, – ответил Мэйхем и добавил чуть тише: – Я предан не человеку, а Семье. И Карамазовы не погибли, мастер. Прошу, проходите.
– Спасибо, старый друг. – Я хлопнул дворецкого по плечу и вошел в холл.
Позади послышался стук трости по мраморным плитам крыльца. Этот звук казался родным. Именно он ассоциировался у меня с детством. Старик всегда был неподалеку, и стук его верной трости сопровождал каждый шаг преданного слуги. Сомневаюсь, что дворецкому и впрямь нужна была эта палка, потому как осанка у Мэйхема была отличной, а шаг – твердый. Даже сейчас, столько лет спустя, его походка была уверенной.
Просторный холл с четырьмя колоннами был
