Этот маневр ясен: яички в коконе нуждаются в равномерном прогревании со всех сторон.
Во время этих солнечных ванн тарантул ничего не ест. Насекомые, подползающие к норе, ему только мешают, и он прогоняет их ударами передних лап. Разве только ночью тарантул перехватит одного — двух жучков, случайно свалившихся в вертикальную нору.
Особенно досаждают тарантулу везде и всюду шныряющие муравьи. Их паук ожесточенно прогоняет. Но вот один муравей все же забирается на кокон. Чего ради он там копошится и постукивает усиками по поверхности кокона?
Оказывается, это необычный муравей! У него сзади торчит едва заметная черная иголочка — то ли жало, то ли яйцеклад. Вот он как-то странно изогнулся и, направив иголочку вертикально, проткнул ею оболочку кокона, застыл на мгновение, потом, вынув иголочку, перешел на другое место. Через каждые десять — двадцать секунд он старательно прокалывает кокон, и видно, как при этом напрягается его брюшко.
Теперь не может быть сомнений. Мнимый муравей — настоящий наездник, самка с иголочкой-яйцекладом, но почему-то бескрылая. И протыкает она кокон неспроста, а откладывает яички. Видимо, она так ловка и осторожна в движениях, что чуткий тарантул не замечает ее присутствия. Далее, оказывается, что наездник откладывает яйца не во всякий кокон, а только в тот, в котором из яиц еще не развились паучата. И, кроме того, если до этого в кокон отложит яички другой наездник, он равнодушно проходит мимо, как-то угадывая, что тут ему уже делать нечего. У него, видимо, отличное обоняние. Едва прикоснувшись усиками к входу норы тарантула, он не тратит попусту время и уходит прочь, если только нора пуста, или самка тарантула еще не изготовила кокон, или кокон изготовлен, да слишком давно, и уже с паучатами.
Что же будет дальше с отложенными в кокон тарантула яичками наездника? Это совсем не так уж трудно выяснить. Нужно только собрать побольше коконов.
Вначале в пораженном коконе ничего не видно, и даже при помощи сильной лупы не разыскать микроскопически маленьких яиц наездника. Но потом среди яиц паука неожиданно оказываются маленькие червеобразные личинки розового цвета. Они приклеиваются к яйцам паука и высасывают их содержимое.
Интересно, что никогда две личинки не станут присасываться к одному яйцу. Да в этом и нет необходимости, так как личинок никогда не бывает много и еды им хватает вдоволь.
Личинки очень быстро растут, скоро становятся большими, а тарантул помогает их быстрому росту, прогревая на солнце кокон. Но как медленны движения личинок! Они едва-едва шевелятся. Это тоже, видимо, приспособление, чтобы не выдавать своего присутствия в коконе и не беспокоить его чуткого обладателя.
Вскоре большая часть яиц тарантула оказывается выпитой, а еще большая — испорченной и склеенной в комочки. Личинки же наездника, свив шелковистые кокончики, превращаются в куколки. Кокончики располагаются не как попало, а один возле другого, рядышком, как соты в улье. Иначе для кокончиков не хватило бы места в тесном коконе паука.
Проходит еще несколько дней — и из куколок выходят наездники, прогрызают оболочку и выбираются наружу.
Но вот что интереснее всего! Из пораженного кокона тарантула появляются совсем не такие наездники, какие занимались откладкой яиц. Они стройнее, чуть длиннее, без яйцеклада и с самыми настоящими крыльями. Расправив сверкающие на солнце прозрачные крылья, они легко вспархивают и разлетаются во все стороны. Только потом, через один — два дня, начинают появляться самки наездника: бескрылые, с яйцекладом, похожие на муравья. Они тихо выбираются из норы тарантула. Оказывается, самцы этого вида, в отличие от самок, имеют крылья и вылетают неспроста раньше своих бескрылых сестер. Им ведь надо еще много попутешествовать.
Расправив прозрачные крылья, наездник легко вспархивает в воздух.
Что же стало с коконом? Несколько случайно уцелевших паучков вышли из него и уселись на спине своей матери. Но тарантул все еще прогревает обезображенный и весь дырявый кокон. Как же его бросить! Ведь он не пустой, а инстинкт тарантула позволяет бросить кокон лишь тогда, когда от него остается только одна легкая оболочка.
Проходит много дней. В тщетных ожиданиях выхода паучат из кокона самка тарантула худеет и истощается. В ожидании расселения уцелевшие паучки или сами разбредаются в стороны или, прежде чем это сделать, нападают друг на друга. Жалкая и похудевшая самка теряет последние силы и погибает, обняв свое уничтоженное наездниками детище. Впрочем, не все пауки одинаковы и не столь уж однообразны их инстинкты, как принято думать. Некоторые, очень немногие, тарантулы после долгих ожиданий разрывают на клочья пораженные коконы и тогда покидают норы. Такие тарантулы иногда успевают изготовить еще другой кокон.
Но куда же делись наездники?
Весна кончилась, все взрослые тарантулы давно уже вывели паучат, расселили их, сами погибли, и нет больше в природе коконов с яичками.
Когда с наступлением лета пустыня выгорает, кончается юность ядовитого паука-каракурта, и выросшие пауки переселяются во всевозможные теневые укрытия. Здесь из плотной паутины выплетается шаровидное логово, единственный выход из которого ведет к широко раскинутым над землей паутинным тенетам. С этого момента жизнь каракурта становится однообразной: чуткое ожидание добычи, стремительное нападение, потом обжорство, откладка яиц и изготовление коконов. Чем больше добычи, тем больше коконов. Вскоре все стенки логова паука обвешиваются трофеями — панцырями убитых и высосанных насекомых.
Ничьего присутствия не терпит в своем логове паук и бросается на все живое, попавшее в его сети. Только муравьи безнаказанно забредают в жилище паука и растаскивают остатки несъеденной добычи. Разве убережешься от этих надоедливых насекомых, сующих свой нос решительно во все закоулки!
И вот среди муравьев, неотличимая от них по внешнему виду, осторожная и ловкая, появляется самка наездника. Она обстоятельно обследует коконы каракурта и обстукивает их долго и внимательно своими нежными усиками — который из коконов с яичками? И, найдя свежеизготовленный кокон, откладывает в него свои яички.
Наездник обстоятельно обследует кокон каракурта.
Личинкам наездника не угрожает голодная смерть. До самой осени будут появляться свежие коконы каракурта. А если их нет, так выручат коконы агалены. Только добраться до них гораздо труднее, так как этот паук осторожнее и, кроме того, тщательно укутывает яички в толстый и рыхлый слой паутины.
Потом, с наступлением осени, окуклившиеся наездники останутся в коконах каракурта и агалены и проведут там долгую зиму. Вылетят они весной, как раз к тому времени, когда тарантул начнет изготовлять свои коконы.
И если бы не было тарантулов, наездникам негде было бы развиваться весной и они погибли бы, не дождавшись появления яичек каракурта и агалены.
Так, попеременно на трех пауках, и развивается наездник Он так сильно истребляет яички пауков, что в местностях, где находятся тарантулы, каракурт и агалена не бывает много ядовитых пауков. Поэтому население этих местностей живет спокойно, не опасаясь ядовитых укусов.
Вот какое замечательное насекомое наездник!
Мнимый самоубийца
Попробуйте в каменистой пустыне перевернуть несколько камней: сколько под ними окажется разнообразных жителей! Большим скопищем собрались вместе уховертки и, очутившись внезапно на ярком солнечном свету, совсем как скорпионы замахами своими клешнями и стали разбегаться в разные стороны. Мокрицы — гладкие, блестящие, стального цвета — уползают тихо, стараясь ускользнуть в какую-нибудь норку или щелочку. Жужелицы сразу стремительно бросаются куда-нибудь в заросли травы, угрожающе раздвинув свои острые челюсти. Удивительно спокойны жуки-медляки. Лишившись убежища и оказавшись на свету, они как бы раздумывают некоторое время, потом нехотя плетутся искать новое пристанище. А если побеспокоить медляка, то так же не спеша он поднимет как можно выше задний конец тела, низко наклонится передом и, приняв такую смешную позу обороны, надолго замрет.
Медляк, приняв позу обороны, замирает.
«Конечно, в вашей воле меня съесть, — кажется, говорит медляк, — но если вы обладаете тонким вкусом и, главное, обонянием, вы будете глубоко разочарованы».
Серо-желтые, мохнатые, с безобразно голым брюшком фаланги всего лишь на долю секунды застывают в нерешительности и сразу бросаются наутек, свирепо прищелкивая своими черными зазубренными челюстями. Все эти ночные насекомые на день прячутся от знойного солнца в прохладу и тень, под камни.
