Важнейшие приметы Жандровского («главного») списка: он тщательно выправлен автором, который настойчиво устранял малейшие описки переписчика; в частности, Грибоедов вписал своей рукой некоторые пропущенные копиистом слова и целые строки (в двух-трех случаях, однако, ошибки Грибоедовым не были замечены). В списке была продолжена работа по совершенствованию текста; на месте зачеркнутых появились новые варианты многих строк. Два же листа списка были драматургом заменены другими, на которых им самим записаны новые редакции двух монологов (рассказ Софьи о своем «сне» и последний монолог Чацкого). Приведенный выше рассказ Жандра не совсем точен (возможно, беллетризован мемуаристом, Д. А. Смирновым): множество списков могло быть изготовлено в канцелярии лишь после окончания работы Грибоедова над главным списком: среди огромного количества списков комедии, дошедших до наших дней (около тысячи), мы не знаем таких, которые бы сохранили нижний слой текста Жандровского списка, соответствовавший, очевидно, грибоедовским «брульёнам» (да и копирование последних было, несомненно, возможно лишь при помощи самого автора, который в этом случае мог работать только с одним переписчиком). Оставляя Жандру «главный» (правленый) список, Грибоедов, безусловно, изготовил для себя, как и при отъезде из Москвы, рукописный экземпляр комедии, который, по всей вероятности, находился у него и в Тегеране в день гибели (возвратив вдове писателя оставшиеся после гибели Грибоедова книги и личные вещи, персидское правительство ни ей, ни официальным представителям не возвратило ни одного листка из архива погибшего дипломата, а ведь там наверняка находились не только документы, но и творческие рукописи).
Изучение дошедших до нас списков позволяет с большой уверенностью заключить, что поощрять распространение их драматург стал лишь с октября 1824 года, когда для него стало ясно (см. письмо Н. И. Гречу на с. 505 наст. изд.), что в полном виде комедия не будет пропущена в печать. В истории новой русской литературы комедия «Горе от ума» (в этом отношении сравниться с ней могут лишь произведения вольнолюбивой лирики – прежде всего стихи Пушкина) имела особую читательскую судьбу: с ней знакомились преимущественно в рукописном виде, причем процесс изготовления списков не был остановлен и появлением пьесы в печати. Он прекратился лишь с выходом в 1862 году текста комедии без цензурных купюр.
Бытующие до сих пор представления о том, что Грибоедов не считал в 1824 году работу над «Горем от ума» завершенной и продолжал ее чуть ли не до самой смерти, не имеют под собой никаких достоверных оснований. В 1828 году писатель отчетливо выразил свою авторскую волю относительно текста комедии: отправляясь из Петербурга в свою последнюю поездку в Персию, он оставил список «Горя от ума» Булгарину с собственноручной пометой на титульном листе: «Горе» мое поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов. 5 июня 1828». Надпись эта не была просто этикетной: она давала Булгарину печатать текст, тот текст, который данный список сохранил, идентичный тексту Жандровского списка (1824), за исключением мелких разночтений, которые можно объяснить ошибками переписчика, автором не замеченными или не сочтенными важными. Никаких существенных редакционных изменений в текст Грибоедов не внес, тем самым фактически подтверждая, что творческая работа над произведением была им завершена три с половиной года назад. Это необходимо особо подчеркнуть потому, что и после 1913 года, когда во втором томе академического издания Полного собрания сочинений Грибоедова был опубликован текст «Горя от ума», основанный на Жандровском (прошедшем тщательную авторизацию) списке, появилось несколько изданий, где была сделана попытка пересмотреть научно обоснованные Н. К. Пиксановым принципы установления окончательной (дефинитивной) редакции произведения. Аргументация при этом была разной. В. Л. Бурцев решил уточнить пунктуацию и орфографию текста, а заодно ввел ряд ремарок, отсутствующих у Грибоедова, и перестановок слов в строках в угоду кажущейся легкости чтения (Грибоедов. Горе от ума, под ред. В. Л. Бурцева. Париж, 1919). П. П. Гнедич исходил из практики театральной традиции, в соответствии с которой он не только расставил знаки препинания, но и редактировал текст, нарушая авторскую волю, заявленную в Жандровском и Булгаринском списках (см.: Грибоедов А. С. Горе от ума. Редакция театрального текста и примечания П. П. Гнедича. Пг., 1919). Е. А. Ляцкий считал, что ранняя редакция (по Музейному автографу) комедии представляла «наиболее полное идеологическое выражение замысла», которое при доработке показалось автору опасным «с цензурной точки зрения» (Грибоедов А. С. Горе от ума. Редакция Е. А. Ляцкого. Стохгольм, 1920); это привело в стокгольмском издании к контаминации ранней и окончательной редакций пьесы в бесперспективной попытке отгадать все случаи грибоедовской автоцензуры. И, наконец, И. К. Ениколопов опубликовал текст, исправив его по допиксановским публикациям, а также по неавторизованному, заведомо во многих случаях испорченному списку, сохранившемуся в его семье (см.: Горе от ума. Комедия в четырех действиях А. С. Грибоедова. Подготовил И. К. Ениколопов. Тбилиси, 1978). Все эти случаи подтверждают то обстоятельство, что, несмотря на декларации редакторов дать «новый», «более достоверный» текст «Горя от ума», ничего собственно нового они все же не сообщают (все их «новации», которые можно найти во множестве неавторизованных списков, являются несостоятельными с точки зрения научной текстологии).
Прижизненная публикация отрывков из пьесы в альманахе «Русская Талия» (вышел в свет 15 декабря 1824 г.), хотя и сильно искаженных цензурным вмешательством, имела тем не менее огромное общественное и литературное значение. Бурная полемика по поводу пьесы, разразившаяся на страницах всех основных журналов того времени, побуждала столичных и провинциальных читателей обзавестись полными списками комедии Грибоедова. Сам драматург, впрочем, был не удовлетворен критической перепалкой по поводу его произведения (см. с. 516 наст. изд.). Принципиальная оценка «Горя от ума» шла из декабристских кругов. В альманахе «Полярная звезда на 1825 год» А. Бестужев пророчески заявил: «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее среди первых творений народных». Значение комедии «Горе от ума» в истории русской литературы наиболее точно определил В. Г. Белинский в «Статьях о Пушкине»: вместе с романом в стихах «Евгений Онегин» она «положила прочное основание новой русской литературе… она, как произведение сильного таланта, глубокого и самостоятельного ума, была первою русскою комедиею, в которой нет ничего подражательного, нет ложных мотивов и неестественных красок, но в которой и целое, и подробности, и сюжет, и характеры, и страсти, и действия, и мнения, и язык – все насквозь проникнуто глубокою истиною русской действительности».
Первая постановка на сцене комедии готовилась в 1825 году воспитанниками Театральной школы в Петербурге, под руководством Грибоедова (см. с. 513 наст. изд.; Воспоминания, с. 106), но в день представления, 18 мая 1825 года, спектакль был отменен по распоряжению военного генерал-губернатора Петербурга М. А. Милорадовича. В 1827 году пьеса была поставлена в Эривани (по преданию, в присутствии автора) офицерами Кавказского корпуса. На профессиональной столичной сцене комедия сначала появилась в отрывках: 2 декабря 1829 года в составе интермедии-дивертисмента «Сцена позади сцены» (7-10-е явления первого действия), 5 февраля 1830 года – «Московский бал, или III-е действие из комедии «Горе от ума», 16 мая – четвертое действие. Только 26 января 1831 года, в бенефис Я. Г. Брянского, «Горе от ума» было поставлено в Петербурге целиком, в Москве премьера состоялась 27 ноября того же года. Но еще долгое время после этого представление комедии на провинциальной сцене допускалось только по специальному разрешению местных властей.
(1) Большие часы. – Ср.: «Стенные часы с флейтами в большой моде» (Московский телеграф, 1825, ч. 2, Прибавления, с. 87). Ср. ниже реплику Фамусова: «То флейта слышится, то будто фортепьяно».
(2) …амур проклятый… – амур, амуры – в просторечии волокитство, любовные шашни.
(3) Ну что бы ставни им отнять… – Ставни в московских особняках закрывали окна изнутри комнат.
(4) …будет гонка… – т. е. наказание.
(5) Зелье – в просторечии так говорили о неугомонных детях.
(6) Кузнецкий мост – улица в Москве, где было много французских лавок (в том числе «бисквитных», т. е. кондитерских).
(7) Берем же побродяг, и в дом и по билетам… – Имеются в виду приходящие учителя-иностранцы, с которыми расплачивались за уроки квитанциями (билетами).
