– Значит, нам повезло.
– Сомневаюсь. Сейчас явятся жрицы, а я как безбожница буду оскорблена и с позором выдворена отсюда.
– Преувеличиваешь.
– Нисколько.
– Приветствую тебя, ярл, в храме Матери. Приветствую и тебя, уважаемая Йеннифэр из Венгерберга.
Крах ан Крайт поклонился.
– Будь благословенна, почтенная мать Сигрдрифа.
Жрица была высокая, почти с Краха ростом, а значит – на голову выше Йеннифэр. У нее были светлые волосы и глаза, продолговатое, не очень красивое и не очень женственное лицо.
«Где-то я ее уже видела, – подумала Йеннифэр. – Недавно. Где?»
– На лестнице Каэр Трольда, ведущей к порту, – с улыбкой напомнила жрица. – Когда драккары выходили из пролива. Я стояла выше тебя, когда ты оказывала помощь уже начинавшей рожать беременной женщине, не заботясь о платье из очень дорогого камлота. Я это видела. И уже никогда не поверю байкам о бесчувственных и расчетливых чародейках.
Йеннифэр откашлялась, наклонила голову в поклоне.
– Ты стоишь пред алтарем Матери, Йеннифэр. Да снизойдет на тебя милость ее.
– Почтенная, я… Я хотела смиренно просить…
– Молчи. Ярл, у тебя наверняка достаточно много дел. Оставь нас одних здесь, на Хиндарсфьялле. Мы сумеем понять друг друга. Мы – женщины. Не важно, чем мы занимаемся, не важно – кто мы; мы всегда служим той, которая одновременно и Дева, и Матерь, и Старуха. Опустись рядом со мной на колени, Йеннифэр. Склони голову пред Матерью.
– Снять у богини с шеи Брисингамен? – повторила Сигрдрифа, и в ее голосе было больше недоверия, чем праведного гнева. – Нет, Йеннифэр. Это просто невозможно. Дело даже не в том, что я не осмелюсь. Даже если б я отважилась, Брисингамен снять невозможно. У ожерелья нет застежки. Оно намертво сплавлено с изваянием.
Йеннифэр долго молчала, спокойно изучая жрицу.
– Если б я знала, – сказала она наконец холодно, – я сразу же отплыла бы с ярлом на Ард Скеллиг. Нет-нет, я вовсе не считаю потерянным время, проведенное в беседе с тобой. Но у меня его очень мало. Поверь мне, очень. Признаюсь, меня обманули твои доброжелательность и сердечность…
– Я доброжелательна, – спокойно сказала Сигрдрифа. – Твоим планам я тоже сочувствую всем сердцем. Я знала Цири, я любила эту девочку, меня волнует ее судьба. Я восхищаюсь тобой и той решительностью, с которой ты собираешься идти на помощь ребенку. Я выполню любое твое желание. Но не Брисингамен, Йеннифэр. Не Брисингамен. Об этом не проси.
– Сигрдрифа, чтобы отправиться на помощь Цири, мне необходимо получить некоторые сведения. Кой-какую информацию. Без этого я бессильна. Знания и информацию я могу получить только путем телекоммуникации. Чтобы связываться на расстоянии, мне нужно построить при помощи магии магический артефакт – мегаскоп.
– Устройство вроде вашего знаменитого хрустального шара?
– Гораздо более сложное. Шар обеспечивает телесвязь исключительно с другим, сочетающимся с ним шаром. Даже у местного краснолюдского банка есть такой шар, используемый им для связи с центральным банком. У мегаскопа намного большие возможности… Впрочем, к чему теоретизировать. Без бриллианта все равно ничего не получится. Ну что ж, давай прощаться…
– Не спеши так…
Сигрдрифа встала, прошла через неф, остановилась перед алтарем и изваянием Модрон Фрейи.
– Богиня, – сказала она, – покровительствует также вещуньям, ясновидящим, телепаткам. Это символизируют ее священные животные: кот, который слышит и видит укрытое, и сокол, который видит сверху. Это символизирует драгоценность богини – Брисингамен, ожерелье ясновидения. Зачем строить какие-то видящие и слышащие приборы, Йеннифэр? Не проще ли обратиться за помощью к богине?
В последний момент Йеннифэр удержалась, чтобы не выругаться. Как ни говори, а это было место культа.
– Подходит время вечерней молитвы, – продолжила Сигрдрифа. – Вместе с другими жрицами я посвящу себя медитации. Буду просить богиню помочь Цири. Той Цири, которая не раз бывала здесь, в храме, не раз глядела на Брисингамен на шее Великой Матери. Пожертвуй еще часом или двумя твоего бесценного времени, Йеннифэр. Останься здесь, с нами, на время молитвы. Поддержи меня, когда я буду молиться. Поддержи мыслью и присутствием.
– Сигрдрифа…
– Я прошу. Сделай это для меня. И для Цири.
Драгоценность Брисингамен. На шее богини.
Йеннифэр сдержала зевоту.
«Хоть какое-нибудь бы пение, – подумала она, – какие-нибудь заклинания, какие-нибудь мистерии… Какой-нибудь мистический фольклор… Было б не так нудно, не так бы клонило в сон. Но они просто стоят на коленях, склонив головы. Неподвижные, молчаливые…
А однако могут, когда хотят, оперировать Силой, и порой – не хуже нас, чародеек. И по-прежнему остается загадкой, как они это делают. Никакой подготовки, никакого обучения, никаких занятий… Только медитация и молитва. Вдохновение? Разновидность самогипноза? Так утверждала Тиссая де Врие… Они черпают энергию бессознательно, в трансе, и в трансе обретают способность ее преобразовывать подобно тому, как делаем мы нашими заклинаниями. Трансформируют энергию, трактуя это как дар и милость божества. Вера дает им силу.
Почему нам, чародейкам, никогда не удавалось ничего подобного?
А что, если попытаться? Воспользоваться атмосферой и аурой этого места? Ведь я могла бы сама погрузить себя в транс… Ну, вот хотя бы глядя на этот бриллиант… Брисингамен… Интенсивно размышляя о том, как изумительно он выполнял бы свою роль в моем мегаскопе…
Брисингамен… Он горит, как утренняя звезда там, во мраке, в дыме кадил и коптящих свечей…»
– Йеннифэр!
Она подняла голову.
В храме было темно. Сильно пахло дымом.
– Я уснула? Прости…
– Прощать нечего. Иди за мной.
Снаружи ночное небо горело мерцающим, меняющимся как в калейдоскопе светом. Полярное сияние? Йеннифэр протерла глаза, пораженная увиденным. Aurora borealis[38]? В августе?
– Чем ты можешь пожертвовать, Йеннифэр?
– Не поняла.
– Готова ли ты пожертвовать собой? Своей бесценной магией?
– Сигрдрифа, – зло ответила она. – Не испытывай на мне свои вдохновенные штучки. Мне девяносто четыре года. Но прими это как тайну исповеди. Я открываюсь тебе только для того, чтобы ты поняла, что нельзя относиться ко мне, как к ребенку.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– И не собираюсь. Ибо это мистицизм, который я не принимаю. Я уснула во время вашего моления. Меня оно утомило. Потому что я не верю в твою богиню.
Сигрдрифа отвернулась, а Йеннифэр помимо воли вздохнула. Очень глубоко.
– Не скажу, что твое неверие мне льстит, – сказала женщина с глазами, заполненными расплавленным золотом. – Но разве твое неверие что-нибудь изменит?
Единственное, что Йеннифэр была в состоянии сделать, это выдохнуть.
– Придет время, – сказала златоглазая женщина, – когда абсолютно никто, включая детей, не будет верить в чародеек. Я говорю тебе это намеренно зло. В виде реванша. Пошли.
– Нет. – Йеннифэр наконец удалось переломить пассивные вдохи и выдохи. – Нет! Никуда я не пойду! Довольно! Это наговор или гипноз. Иллюзия! Транс! У меня выработаны защитные механизмы… Все это я могу развеять одним-единственным заклинанием, вот так! А, дьявол…
Златоглазая подошла ближе. Бриллиант в ее ожерелье горел как утренняя звезда.
– Ваша речь постепенно перестает служить взаимопониманию, – сказала она. – Она превращается в искусство ради искусства, чем менее она понятна, тем считается более глубокой и мудрой. А ведь я призывала вас уже тогда, когда вы только и умели, что «Э-э-э-э» да «Гу-гу». Идем.
– Это иллюзия, транс… Никуда я не пойду!
– Я не собираюсь тебя принуждать. Это было бы позорно. Ведь ты разумная и гордая девушка. С характером.
Равнина. Море трав. Вересковые заросли. Камень, выступающий из вересков, будто спина притаившегося хищника.
– Ты возжелала обладать драгоценностью, Йеннифэр. Я не могу ее тебе дать, предварительно не уверившись кое в чем. Я хочу проверить, что в тебе сокрыто. Поэтому я привела тебя сюда, на то место, которое с незапамятных времен было и осталось местом Силы и Могущества. Утверждают, что твоя бесценная магия действует всюду. Кажется, стоит протянуть руку. Ты не боишься ее протянуть?
У Йеннифэр пресеклось дыхание. Она молчала, не в состоянии произнести ни единого слова.
– Сила, способная преобразовывать мир, – сказала женщина, которую нельзя было называть по имени, – есть, по-твоему, Хаос, искусство и наука? Проклятие, благословение и прогресс. А случайно, не есть ли она Вера? Любовь? Жертвенность?
Слышишь? Поет петух Камби. Волна бьет о берег. Волна, которую разрезает нос Нагльфара. Поет рог Хеймдалля, стоящего лицом к врагу на радужной дуге Бифроста. Подступает Белый Хлад, надвигаются Вьюга и Пурга… Земля дрожит от содроганий Змея…
