Или воля, или цивилизация.
Приехали мы в Лоренс уже поздно вечером. Городок сверкал всевозможными огненными украшениями. Был праздник— нечто вроде наших святок с колядками. Все ходят в масках друг к другу, из дома в дом. У детей в руках торбочки, куда им кладут сладости. Домики в этот вечер иллюминированы, особенно дома братств и сестричеств, и «конкурсная комиссия», которая ходит от дома к дому, определяет победителя в выдумке оформления. Чего — чего там только не изобретают! И вертятся какие‑то светящиеся круги, и летают фантастические птицы и всякие сказочные ведьмы и феи. Все это крутится, переливается огнями, а иногда и пищит.
Билла Кулке любят его студенты. Я видел, с каким вниманием слушают они его замечания, а главное, как они на него смотрят.
В Лоренсе я выступал не только на славянском факультете, но и была какая‑то лекция для всех приглашенных. А в студенческом кафе я провел приятное время за «русским столом», за которым всем можно говорить только по — русски.
Ездил я с Джерри Майколсоном на встречу с его, так сказать, частными учениками в Канзас — Сити. В большой комнате собралось десять — двенадцать человек обучающихся русскому языку, ребят и девушек. Это была просто беседа за чаем, и милая хозяйка комнаты преподнесла мне большой альбом по истории американского кино, вернее, истории фирмы «Метро — Голдвин — Майер», где я на первой же странице увидел старых своих любимцев, которых бессчетное количество раз видел на экранах костромских кинотеатров.
Эта громадная книга — альбом лежит у меня дома на видном месте, и в свободную минутку я люблю в нее заглядывать.
В Канзас — Сити произошел со мной, не знаю уж как и назвать, симпатичный, забавный, неожиданный случай.
Решил я в магазине, где продаются изделия индейцев, купить своей дочери тоненькую цепочку с голубым, неведомым мне камушком — кулончик. Я отобрал полюбившуюся мне вещицу и протянул зеленую бумажку. Хозяин заворачивает коробочку, но денег не берет. Я не понимаю, в чем дело. Спрашиваю сопровождающего меня студента. Тот отвечает: владелец магазина не хочет брать с вас денег. Я удивился: почему? «Часы торговли уже кончаются, он закрывает лавку, и так как у него был очень удачный день, он последнему покупателю делает подарок». Правда, другой студент сказал, что продавец — хозяин видел фильм «Летят журавли», и фильм ему понравился, он дарит мне кулончик по этому случаю. Где правда, где неправда, не знаю. Но, чуть помешкав, подарок я принял.
День мой в Лоренсе распределялся так. После завтрака лекция, после обеда кино или другие зрелища и поездки, ночью чтение книг.
Часто я бывал и в гостях. Разговоры там шли не только о литературе, но и о самых житейских делах.
Живут преподаватели в своих домах — коттеджах, очень уютно устроенных и обставленных. Я уже писал: средний уровень жизни в Соединенных Штатах высокий, и, если ты на хорошей работе, живешь довольно комфортабельно. Правда, диапазоны материального различия в Америке феноменальны. Я вращился в сфере среднего класса. Не могу сейчас вспомнить, у кого из профессоров я был в тот вечер. Разговорились о зарплате, о налогах, и хотя в Америке ходит шутка — «Вы в нашей стране можете узнать все, вплоть до тайн Пентагона и ЦРУ, но никогда не узнаете, кто сколько зарабатывает», — хозяин мне сказал, что его зарплата — четыре тысячи долларов в месяц, но на налоги и оплату домашних удобств (свет, воду, газ и прочее) у него уходит тысяча восемьсот долларов в месяц; оставшиеся деньги — две тысячи двести долларов — сумма порядочная, но особой роскоши он и его семья себе позволить не могут.
Правда, в банк на старость каждый старается отложить побольше.
— Вы знаете, господин Розов, налоги просто непосильные. И дерут именно с нас, со среднего сословия. Богачи умеют как‑то лавировать, с бедных взять нечего. Вот и дерут с нас.
В Америке деньги считают аккуратно и точно. Такого, как у нас: «Эх, Петя, у меня в кармане трояк завалялся, давай что‑нибудь сообразим!» — в Америке не бывает.
Спутник второй части моей поездки, переводчик и помощник в бытовом устройстве, во время моего пребывания с ним как‑то слабо питался, экономил деньги и говорил: «Я не могу себе позволить питаться как вы, я не богач». А на днях прислал мне письмо с фотографиями моих путешествий и пишет: «Мы с женой решили переехать из Сан — Франциско в Нью — Йорк и хотим купить себе здесь дом». Я ахнул. Дом в Нью — Йорке стоит сумасшедших денег.
Конечно, отличие домов респектабельных улиц и улиц окраин достаточно разительное, но как там живут люди, какова степень их бедности, я не знаю. Бедность и богатство — понятия относительные. Большую часть своей жизни я прожил в настоящей бедности, но таковой стал ее считать, когда начал жить обеспеченно, а тогда думал, что живу нормально, хотя на просьбу: «Мама, дай еще молочка, хоть четверть стаканчика», слышал строгий ответ: «Ты с ума сошел, а что будет на ужин?» И в том, что перелицованное отцовское пальто мне переворачивали еще два раза, тоже не находил ничего удивительного. Нет— так нет, нельзя — так нельзя. Тогда я так и считал: нельзя же есть столько, сколько хочешь.
Видел я и нищих. Чаще всего это люди не с протянутой ладонью, а чем‑то занимающиеся. Торгуют какой‑то ерундой — спичками или мячиками, или играют на скрипке, или показывают фокусы. Открытое нищенство запрещено.
Один такой фокусник в Нью — Йорке мне очень понравился. Он стоял на близлежащей к Бродвею улице у театрального подъезда и удивлял толпящихся вокруг него людей чудесами своего искусства, номерами, знакомыми нам с детства. Разрезал веревку, а она оказывалась потом целой; лил воду из опрокинутой вниз горлышком бутылки, и когда кричал «стоп!» — вода течь переставала, а когда «гоп!» — вода снова текла; вынимал из пустой шапки платки и ленты. Но главный его номер был в финале. Он обращался к публике со словами: «А сейчас, господа, я совершу такой фокус, что вы все исчезнете. Только не пугайтесь». Он снимал с головы шляпу и протягивал ее, прося платы — подаяния за свой труд. И действительно, толпа быстро исчезала. Редко кто бросал монету.
Ну, разумеется, я не говорю о проституции. Это, как известно, древнейшая профессия, и занимается ею охотно и по доброй воле немалое число лиц, хотя официально проституция в США запрещена. Страшным бичом в последнее, время стала детская проституция. Как ни покажется это чудовищным, но отцы и матери продают своих детей в руки дельцов, пускающих этот товар в оборот. Думаю, что основная масса такой «продукции» поступает не столько из среды американцев, сколько от людей других наций, прибывших из бедных стран. Деньги в Америке имеют фантасмагорическую силу, и каждый желает их получить хотя бы таким страшным способом. За деньги, я уже говорил, вы имеете возможность купить океанский корабль, слона, небоскреб, героин или хотя бы вкусно есть, пить и отправлять все другие естественные потребности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
