К утру 28 февраля первый номер газеты «Известия Петроградского Совета Рабочих Депутатов» был напечатан. На первой странице было помещено обращение, которое начиналось так:
«К населению Петрограда и России
от Совета Рабочих Депутатов
Старая власть довела страну до полного развала, а народ – до голодания. Терпеть дальше стало невозможно! Население Петрограда вышло на улицу…».
Вслед за обращением следовал манифест социал-демократической партии, которая, собственно, и образовала Петроградский Совет:
«Ко всем гражданам России
Граждане! Твердыни русского царизма пали. Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа.
По всей России поднимается красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов, зовите солдат на борьбу!
Вперёд! Возврата нет! Беспощадная борьба!
Под красное знамя революции!
Да здравствует демократическая республика!
Да здравствует революционный рабочий класс!
Да здравствует революционный народ и восставшая армия!
Центральный Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии».
И вновь воспоминания Александра Тихонова, который поручение Петросовета выполнил – газету напечатали:
«На рассвете, с кипой сырых оттисков, я вышел на улицу.
Город трясло в лихорадке.
Невзирая на ранний час, на улицах было много народа.
Около Невского на меня налетел Маяковский в расстёгнутой шинели и без шапки. Он поднял меня и все лицо залепил поцелуями, он что-то кричал, кого-то звал, махал руками:
– Сюда! Сюда! Газеты!
Я стоял перед ним, как дерево перед ураганом.
Около вокзала послышалась перестрелка. Маяковский бросился в ту сторону.
– Куда вы?
– Там же стреляют! – закричал он в упоении.
– У вас нет оружия.
– Я всю ночь бегаю туда, где стреляют.
– Зачем?
– Не знаю. Бежим!
Он выхватил у меня пачку газет и, размахивая ими, как знаменем, убежал туда, где стреляли».
О первом дне февральской революции вспоминала и художница Валентина Ходасевич:
«Утром, услышав выстрелы и шум, мы с мужем выскочили на улицу и были вовлечены в энтузиазм мчащихся грузовиков, наполненных рабочими с красными флагами, стрелявшими по крышам и окошкам чердаков кадетского корпуса, где укрывалась полиция. Перестрелка. Кто-то, взобравшись на крышу, тащил и сбрасывал на улицу укрывшихся на чердаке полицейских, лилась кровь, раздавалось пение революционных песен и проклятия противников».
Видимо, в тот же день Маяковского встретил на квартире Горького видный социал-демократ Василий Алексеевич Десницкий, впоследствии написавший:
«Улица его пьянила, и в сообщениях о своих уличных впечатлениях он забывал о всякой сдержанности и насторожённости».
Оставил воспоминания писатель и поэт Михаил Васильевич Бабенчиков, зашедший в один из тех мятежных дней в мастерскую художника Алексея Радакова, который тоже служил в Военной автошколе:
«… раздался нетерпеливый, заставивший невольно насторожиться стук. «Это я, отворите!» – послышался за дверью зычный голос Маяковского.
Не здороваясь ни с кем, когда ему открыли, он одним махом перешагнул через порог и, не снимая кожанки и головного убора, возбуждённо спросил: «Слышите? Шарик-то вертится? Да ещё как, в ту сторону, куда надо!» Было ясно, что он говорит о событиях последних дней, да и самый вид его подтверждал это.
Лицо Маяковского выглядело помятым и донельзя утомлённым.
Он был небрит. Но карие его глаза весело улыбались, а сам он буквально ликовал.
– Зашёл мимоходом. Забыл записную книжку, а в ней – адреса. Да вот она! Закурить есть? Два дня не курил. А курить хочется до одури. Даже не думал, что так бывает, – скороговоркой сказал он, обращаясь к Радакову.
Говорил Маяковский осипшим голосом человека, которому пришлось много выступать на воздухе, а в тоне его речи и порывистости движений чувствовалось, что нервы его напряжены до последнего предела.
Походив беспокойно по комнате, Маяковский на минуту присел на край стола, устало вытянув длинные ноги. И, жадно вдыхая табачный дым, не без некоторого, как мне показалось, задора добавил: «У нас в автошколе основное ядро большевиков. Н-да. А вы думали…»
При последних словах он… шумно спрыгнул со стола и, не прощаясь, быстро исчез, уже в дверях весело крикнув: «Буржуям крышка!»
Было ясно, что Владимир Владимирович не только захвачен происходящими событиями, но что он сам «сеет бурю»».
В своём стихотворении «Революция» он потом напишет:
«Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
жизнь переделаем снова».
Становление демократии
В Военной автошколе «Известия Петроградского Совета» тоже читали и перечитывали. Манифест эсдеков и все их призывы солдаты поддержали безоговорочно. Со всех сторон звучали голоса, требовавшие свергнуть начальника автошколы генерала Секретарёва.
1 марта вышел второй номер «Известий». Газета сообщала:
«Москва
Трамваи не ходят. Митинги по всему городу… Ждут с часу на час присоединения войск, среди которых ведётся агитация.
Петроград
Занятие Зимнего дворца революционными войсками.
Петропавловская крепость перешла на сторону народа».
Петроградцам было уже известно, что царские министры арестованы и перевезены в Таврический дворец.
Узнав об этом, солдаты автошколы решили расправиться и со своим командиром, генерал-майором Павлом Ивановичем Секретарёвым, царским холопом, держимордой и взяточником.
Капитан Иван Николаевич Бажанов, занимавший должность помощника начальника школы по технической части, потом рассказывал:
«Я шёл к Секретарёву. Внизу, у дверей, увидел солдата с винтовкой.
– Ты что тут стоишь? – спросил у него.
– Да вот жду, как генерал выйдет, я застрелю его.
– Ну, жди, жди! – сказал я и пошёл наверх к генералу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
