Сферой забот и ответственности мистера Кику было все, находящееся вне пределов ионосферы Земли. Он заведовал также всем, что касалось связей Земли с любой исследованной частью Вселенной. Даже дела на первый взгляд сугубо земные не могли миновать круга его забот, если были хоть в малой степени связаны с чем-либо внеземным, межпланетным или межзвездным — диапазон, мягко сказать, широкий.
Взять, к примеру, ввоз на Землю марсианской песчаной травы, подвергнутой соответствующим мутациям, для посадки на Тибетском плоскогорье. Ведомство мистера Кику одобрило операцию только после скрупулезнейшего математического исследования возможного действия этой травы на австралийское овцеводство и дюжины других факторов. Такие вещи приходилось делать крайне осторожно; перед глазами всегда стоял жутковатый пример марсианского ягодника на Мадагаскаре. Решения, связанные с экономикой, беспокоили мистера Кику мало, сколько бы ни возмущались обиженные; проблемы иного рода не давали ему уснуть по ночам. Например, решение не давать полицейского сопровождения студентам с Проциона VII[52], приехавшим на Землю по Годдардовской[53] программе обмена. Конечно, с одной стороны, они подвергались вполне реальной опасности от провинциалов, враждебно настроенных против любых существ с не таким, как у них, расположением конечностей, глаз и прочего, но в то же время эти самые цефалоподы мнительны были до крайности, тем более что на их планете полицейское сопровождение — самое обычное наказание преступников.
Конечно же, мистеру Кику в таком ответственном деле помогал большой штат сотрудников, включая и самого министра. Последний произносил речи, приветствовал Очень Важных Посетителей, давал интервью, одним словом, как мог облегчал почти неподъемную ношу своего заместителя — и мистер Кику первым готов был это за ним признать. Пока министр вел себя в рамках приличий — не совал носа, куда не просят, брал на себя заботу о связях с общественностью и давал заместителю спокойно заниматься работой, он вполне устраивал мистера Кику. Ну а если тот начинал отлынивать или, не дай Бог, показывать, кто тут главный, мистер Кику завсегда мог скоренько от него избавиться. Правда, последний раз столь суровые меры потребовались лет пятнадцать назад; опыт показывает, что для самого неотесанного политика, попадающего на государственную должность, вполне доступна наука ходить в упряжке.
Мистер Кику не решил еще окончательно, что ему делать с теперешним министром, сейчас ему было не до него. Он просматривал реферат проекта «Цербер»[54] с предложениями по организации снабжения энергией исследовательской станции на Плутоне. На столе мигнула сигнальная лампочка. Мистер Кику поднял глаза и увидел, как распахнулась дверь из кабинета министра. Тот вошел, насвистывая известный мотивчик «Возьми меня с собою на футбол», но мистер Кику мелодию не узнал.
— Привет, Генри. Сиди, не вставай.
Мистер Кику и не собирался вставать.
— Как поживаете, господин министр? Вам что-нибудь надо?
— Да в общем-то ничего. — Он остановился у стола мистера Кику и взял в руки папку с проектом. Что это вы там штудируете? «Цербер»? Генри, здесь же сплошная техника, нам-то какое до нее дело? — Некоторые стороны этого проекта, — осторожно ответил мистер Кику, — имеют отношение и к нам.
— Да, пожалуй. Бюджет и тому подобное. — Внезапно его глаза привлекла строка, выделенная крупным шрифтом: ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ — 3, 5 мегадоллара и 7,4 жизни. — А это еще что? Не могу же я предстать перед Советом и просить утвердить такое. Бред какой-то.
— Первоначальная оценка, — ровным голосом произнес мистер Кику, — давала около восьми мегадолларов и более сотни жизней.
— Деньги ладно, но вот это… Получается, что вы просите Совет подписать смертные приговоры семи целым и четырем десятым человека? Так нельзя, это не гуманно. Да и вообще, что значит четыре десятых? Разве можно убить часть человека?
— Господин министр, — терпеливо ответил мистер Кику, — строительство любого объекта, по размерам превосходящего песочницу в детском саду, связано с возможными жертвами. Однако в данном случае фактор опасности очень низок; практически это значит, что безопаснее работать по проекту «Цербер», чем оставаться дома, на Земле. Это по грубой оценке.
— Да? — Министр снова посмотрел на реферат. — А почему не сказать об этом прямо? Представить все в наилучшем виде и так далее?
— Этот доклад составлен исключительно для меня… то есть для нас. В докладе, подготовленном для Совета, меры предосторожности подчеркиваются особо, а оценки числа жертв нет вообще. Оценка же производится условно.
— М-м, условно… Да, я понимаю. — Министр положил доклад на стол и, похоже, утратил к нему интерес.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Да, конечно, чуть не забыл. Генри, голубчик, вам знаком этот рарджиллианский сановник, которого я должен сегодня принять? Доктор… как его там?
— Доктор Фтаемл. — Мистер Кику бросил взгляд на настольный пульт. — У вас с ним встреча через — э-э — один час и семь минут.
— Вот именно. Боюсь, придется вам меня подменить. Ну, там извинитесь и все такое. Скажите ему, что я перегружен государственными делами.
— Сэр? Я бы вам этого не советовал. Он ожидает встречи с официальным представителем вашего ранга, а рарджиллианцы крайне щепетильны в вопросах протокола.
— Ай, бросьте. Этот дикарь даже не поймет разницы.
— Он все великолепно поймет, сэр.
— Ну так пусть он считает, что вы — это я, мне безразлично. Но меня здесь не будет, и тут уж ничего не поделаешь. Генеральный секретарь пригласил меня с собой на футбол, а его приглашение — сами знаете — это приказ.
Мистер Кику знал: объясни министр свою занятость — никто бы и не подумал на него обижаться. Знал, но смолчал.
— Хорошо, сэр.
— Спасибо вам, старина! — министр удалился, насвистывая.
И только когда дверь за ним затворилась, мистер Кику дал выход своему гневу. Одним ударом он выключил на пульте все тумблеры. Теперь его кабинет был полностью отрезан от мира: с ним нельзя было связаться ни по видеофону, ни по обычному телефону, ни по пневмопочте, ни по телетайпу. Оставалось лишь одно средство — сигнал тревоги; последний раз его секретарь нажимал эту кнопку двенадцать лет назад. Мистер Кику уперся локтями в стол и сжал в ладонях свою несчастную, курчавую голову.
Там заботы, тут заботы, одна, другая, третья. И вечно какой-нибудь идиот ставит подножку. Надо было ему сидеть в своей Африке, а то, видите ли, на благо послужить захотелось. И ведь давным- Давно от этого желания осталась одна привычка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
