почитали и оплакивали. Хорошая жизнь, почти по всем меркам, какие только могут существовать.
Следующее событие возле Тароуза произошло со стороны суши, на пыльной дороге, ведущей к городу с востока.
Скандир поравнялся с Фолько д’Акорси и Ленией, шедшей рядом с ним. Без всякого предисловия он сказал:
– Нам надо сделать остановку, д’Акорси, до того, как мы подойдем к воротам.
Фолько посмотрел на него. Поднял руку над головой. Один из идущих впереди вместе с Джаном людей, всегда оглядывающийся назад, на командующего, передал этот сигнал, и они остановились. Дул ветер.
Они уже подошли близко, но еще не к самым стенам города.
– Зачем? – спросил Фолько.
С правой стороны, с моря, непрерывно доносилась орудийная стрельба и раздавались взрывы, а гавань с кораблями в ней явно горела, к небу поднимался густой черный дым. Они не знали, почему и как это могло произойти так быстро. Это было неожиданно и очень хорошо.
Скандир сказал, глядя в ту сторону:
– Думаю, теперь город наш. Они запаникуют. Они захотят сдаться и умолять нас о милосердии.
– Вы знаете, что таковы мои инструкции.
– И ваши предпочтения?
– Но не ваши? – спросил Фолько.
– Мы это уже обсуждали. Обычно нет. Но выслушайте меня. Если вы планируете заставить людей уйти из Тароуза, то понимаете: находящиеся там джанни будут знать, что они обречены. Что мы их убьем.
– Относительно джанни мои предпочтения таковы, да.
Ления, стоя рядом с ними и слушая их, думала об обезглавленном человеке, чья голова сейчас лежала в мешке и чьих людей, безоружных, убили в оставшихся позади руинах. Ей много лет хотелось убивать ашаритов. И она делала это.
– Их там несколько сотен, внутри, – сказал Скандир. – Некоторые на своих галерах, чтобы брать на абордаж наши корабли во время сражения, но держу пари, что четыреста или пятьсот все еще в городе.
– Они не захотят открыть ворота?
– Я не думаю, что они смогут закрыть город. Не теперь. Не при том, что сейчас происходит в гавани. И не когда мы скажем людям, что им разрешено уйти. Жители Тароуза знают, что случается с городами, которые не сдаются. И мы им напомним, в любом случае.
– Да, – согласился Фолько. – Напомним. Поэтому?..
– Поэтому джанни выйдут к нам. У вас есть лучники, и у меня тоже. И у них тоже они будут. И если я прав, если их там четыре или пять сотен…
– И если этих джанни стоит бояться.
– Джанни стоит бояться. Я сражался с ними и побеждал, но на выбранной местности, с помощью обмана и везения. И потери были большие. Мы здесь в меньшинстве, на ровном, открытом пространстве. Я бы лучше…
– Вы бы лучше подождали подкрепления.
– Ни один командир не любит зря терять людей. У меня для этого всегда слишком мало бойцов.
– Никто из нас не любит, – кивнул Фолько. Он посмотрел вдаль, мимо города, на запад. – Я с вами согласен. Вот почему я попросил командующего из Фериереса отправить сюда три корабля бойцов и высадить их с западной стороны. По-моему, я их уже вижу. А вы?
Скандир посмотрел. Ления Серрана тоже посмотрела.
Туча пыли поднималась вдалеке по другую сторону от Тароуза.
Ления видела, как великан из Тракезии ухмылялся, наблюдая за этой тучей. Холодная улыбка, подумала она.
– Вы заставляете меня жалеть, – сказал он, – что я не могу увезти вас в Саврадию сражаться вместе со мной, д’Акорси.
Фолько посмотрел на него:
– Вы оказываете мне большую честь. Благодарю вас. Это не мой мир, не моя жизнь. Мне необходимо быть в Акорси и обеспечивать свой народ, дать моему сыну возможность вырасти и сменить меня. К тому же моя жена переплыла бы море, нашла и убила бы нас обоих.
Скандир опять улыбнулся:
– Я слышал, что она грозная женщина.
– Вы даже не представляете себе насколько, – коротко улыбнулся в ответ Фолько. – Но сейчас я даю клятву Джаду. До конца моих дней, и ваших, каждый год я буду присылать вам определенную сумму, достаточную, чтобы принести пользу. И буду всегда молиться за вас, Бан Раска.
– И то и другое важно, – сказал Скандир. Он не возразил против этого имени, как делал обычно.
Фолько снова посмотрел на запад. Туча пыли разрасталась. И в ней уже можно было различить людей, приближающихся к ним.
– Смотрите, – сказала Ления. Она не могла сдержать дрожь.
Ворота Тароуза открывались.
– Пусть Джад дарует нам свет в конце наших дней. Мы сейчас их перебьем, – произнес Скандир.
Они смотрели, как джанни из города, те, кого прислали из Ашариаса, строем выходят в своих приметных шапках и плащах.
– Думаю, они понимают это, – тихо сказал Фолько д’Акорси. – Они не станут скрываться.
Лении показалось, что она услышала в его голосе уважение, даже печаль. Она не слышала их в голосе Скандира. Разные слова, разные битвы. Разные люди.
Это открытие ворот и то, что за ним последовало, было вторым ключевым событием Войны за Тароуз.
Джанни, быстро вышедшие маршем из города, повернули на запад, навстречу людям из Фериереса, и попали в клещи между ними и воинами Фолько и Скандира, напавшими на них с тыла. Они должны были повернуть в одну или в другую сторону, подумала Ления. Они выбрали более многочисленную вражескую армию.
Она не попала в гущу этой схватки. Фолько решительно и категорично запретил ей это. С ней остался Джан. Они были в группе из двадцати человек, которых отправили на небольшую возвышенность, чтобы наблюдать – и перехватывать всех джанни, которые попытаются сбежать этим путем. Из армии Фериереса для этого выделили такую же группу. Очевидно, это тоже организовал Фолько.
И это действительно произошло. Около десяти человек наткнулись на них, пустившись в бегство. Джанни попытались прорваться на юг, чтобы затем, вероятно, повернуть на восток. Мечтая в конце концов добраться домой, в Ашариас. Но Фолько поставил на их пути отряд. Поэтому на склоне началась схватка. И Ления участвовала в войне против ашаритов.
На протяжении всего боя она чувствовала, что Джан не отходит от нее. Охраняет ее. Потому что она умела убивать, но здесь все было иначе. Битва не походила на то, чему ее обучали.
Она все же убила двух человек в той схватке, на краю большого сражения. И главным образом потому, что те, кого она заколола своим мечом, в это время дрались с Джаном. Она была совершенно уверена, что он спас ей жизнь, дважды. Ему хотелось вместе с д’Акорси участвовать в более крупном сражении. Но он не мог. Ему приказали защищать ее. Она разрывалась между недовольством
