не верю, что народ этой страны пассивно подчинился бы правлению босса и покорно отказался от своих прав и привилегий, если бы четко осознавал ситуацию и понимал работу механизма, который делает существование боссов возможным. Конечно, первый шаг состоит в том, чтобы начать не с вершины, а с низа пирамиды и обуздать власть лидеров на уровне городов и штатов внутри политической машины, которые, без сомнения, становятся партийными начальниками и, в очень реальном смысле, нашими начальниками.
Ядро правления босса – это покровительство. Многие американцы имеют слабое представление о том, как управлять политическим механизмом. Они почти не осознают ответственность за его работу. И все же боссы правят только там, где широко распространено безразличие.
«Но что мы можем поделать? – спрашивают меня люди. – Я знаю, что это позор, но мы ничего не можем сделать».
Ответ, конечно, заключается в том, что мы ни в малейшей степени не беспомощны. Мы всегда можем что-то сделать, если нас это волнует. Именно в знак протеста против боссов машины Республиканской партии – Ханны и Платта – Теодор Рузвельт основал свою Прогрессивную партию.
Одна любопытная особенность политической реформы заключается в том, что многие люди считают «предательскими» попытки устранить нарушения в собственной партии. И все же очевидно, что политическая мораль зависит от пробуждения совести и личной морали избирателей. Такое «предательство» – это просто верность принципам.
Два года назад в Буффало и губернатор, и мэр Нью-Йорка заявили, что предпочитают определенного кандидата в Сенат США. Кармине Де Сапио, глава демократической машины в Нью-Йорке, спокойно отвернулся от них и взял на себя смелость назвать своего кандидата. В результате он лишил партию шансов на победу, навязав избирателям неприемлемого кандидата.
В марте 1959 года мы с сенатором Гербертом Леманом и Томасом Финлеттером подписали заявление в поддержку групп реформаторов в Нью-Йорке. Мы объявили, что народ устал от контроля партийных боссов.
Народ отреагировал мгновенно. Они подняли шум, чтобы их услышали как граждан, которые имеют право голоса в собственном правительстве. Однажды начавшись, восстание стало расти, и оно до сих пор растет и набирает силу. В результате обычная партийная организация обнаружила, что потерпит поражение, если группы реформаторов не поддержат ее и не будут с ней сотрудничать. Но такие группы ясно дали понять, что, если их не освободят от всякого контроля со стороны местной организации, она не получит их поддержки. Единственный способ избавиться от чужих оков – не жаловаться и не причитать. Для этого нужно их с себя сорвать.
Теперь, когда я твердо решила больше не принимать участия в президентских кампаниях, меня взбудоражило заявление, сделанное двумя нашими ведущими историками, Генри Коммаджером и Артуром Шлезингером-младшим, о том, что Эдлай Стивенсон, несомненно, лучший кандидат на пост президента, но им не кажется, что его кандидатуру можно выдвигать, и, следовательно, они собираются поддержать Джона Кеннеди.
Казалось абсурдным считать кого-то вторым в списке лучших, пока не сделаешь все возможное для его победы. Со своей стороны, я полагала, что лучшими кандидатами будут Стивенсон и Кеннеди, с большой вероятностью, что последний в дальнейшем станет президентом.
После этих слов меня немедленно объявили сторонницей Стивенсона. Но я не собиралась ехать на Демократический съезд. Трое моих сыновей решительно поддерживали сенатора Кеннеди, и мне казалось бессмысленным выступать за противоположную сторону.
Однако я не была согласна с людьми, которые говорили, что мистер Стивенсон не может выдвигаться, потому что дважды потерпел поражение. Я считала, что его поражение было результатом борьбы против культа героя президента Эйзенхауэра, и этот фактор проигнорировали во время предвыборной кампании. Кроме того, я считала, что нет такого человека, который справился бы лучше в современном кризисе международных отношений или заслужил больше уважения и хорошего отношения со стороны других стран.
В конце концов меня убедили посетить съезд, где я с огорчением поняла, что снова высказываюсь против политической позиции мистера Трумэна, и выступила с речью в поддержку выдвижения кандидатуры мистера Стивенсона.
Результат не только демократического, но и республиканского съезда был таков, что наблюдатели в обеих партиях остались с острым чувством тревоги. Сейчас меня не интересуют достоинства ни одного из кандидатов. И меня, и множество других американцев ужаснуло вот что: выбор кандидата в президенты, фундаментальное и основное право каждого нашего гражданина, перестал быть следствием общественного мнения или волеизъявления большинства жителей страны. Теперь этот выбор представляет собой решение партийных боссов.
Такого рода вещи, конечно, не должны продолжаться. Наши политические соглашения в том виде, в каком они функционируют сейчас, изжили себя, как устаревший механизм. Сейчас нам требуется разработать новый метод, с помощью которого голос народа будет услышан, и он снова сможет самостоятельно выбирать кандидатов, которые будут вести их за собой и выполнять их пожелания в правительстве. Мы не можем снова позволить политическим боссам диктовать, кто должен баллотироваться.
Гладкая работа политических машин, как мы наблюдали во время двух недавних конвенций, – не новое явление. Это всего лишь интенсификация процесса, который продолжается уже много лет. Но теперь, когда мы ясно все увидели, пришло время сказать то же, что уже говорят многие люди: «Это невыносимо. Мы не можем позволить этому продолжаться».
Как могло случиться, что во время съездов 1960 года выбор кандидатов производился без учета пожеланий американских граждан? Ответ кроется в правлении партийных боссов. Влияние местных организаций на выбор кандидата в президенты, если его не контролировать, превращается в удушающую хватку.
Вот как это работает. Делегаты на съезд назначаются государственным аппаратом. Обычно проводится собрание делегатов от каждого штата, и им говорят, что лидеры решили поддержать определенного кандидата. И почему делегаты бездумно делают то, что им говорят? Потому что большинство из них занимают государственные должности и не хотят рисковать своим положением. Лишь редкий делегат, подобно сенатору Леману, может сказать: «Я отказываюсь выполнять обязанности, пока мне не будет предоставлена полная свобода голоса, как того требует моя совесть».
Оставаясь привязанным к политической машине, делегат может только следовать инструкциям. Он не слышит голоса своих избирателей. Он может получать тысячи телеграмм в пользу кандидата, но будет их игнорировать. Он прислушивается не к голосу людей, а к голосу начальника машины.
Во время съезда Демократической партии 1960 года в Лос-Анджелесе мистеру Прендергасту вручили большую коробку телеграмм. Он открыл пару из них, увидел, что в них выражается поддержка Эдлаю Стивенсону, и выбросил коробку.
Любому, кто присутствовал или наблюдал за этими съездами, должно быть очевидно, что выбранные делегаты могут с таким же успехом оставаться дома, если они не в состоянии представлять мнение большинства жителей своего района. Столь же эффективно на съезде могли бы присутствовать только два или три высокопоставленных босса из каждого штата.
Не хватало
