Я ел себя поедом за то, что проговорился. Мне следовало притвориться мертвецки пьяным, неспособным выйти из дома; обидевшись, она бы наверняка бросила трубку — и тогда все было бы в порядке. Или, на худой конец, я должен был придумать какую-нибудь более или менее правдоподобную историю, но на это у меня не оставалось времени. Вдобавок от страха у меня в голове была полная каша. Я и сейчас еще был слишком испуган, чтобы как следует собраться с мыслями.
Положив трубку на рычаг, я схватил шляпу и бросился к двери. У самого порога я на секунду остановился и, обернувшись, окинул взглядом комнату. И теперь она показалась мне совсем чужой, словно я попал сюда чисто случайно и вижу ее впервые, и из всех углов мне слышался какой-то шелест, шепот и едва уловимый шорох.
Я распахнул дверь, вылетел в коридор и с топотом помчался вниз по лестнице. И даже на бегу меня мучила мысль: какая же часть этого едва уловимого скользящего шороха, наполнявшего комнату, существовала в действительности, а какая — в моем воображении?
Я миновал вестибюль, выскочил из дома и через секунду уже был на тротуаре.
Стоял теплый безветренный вечер, в воздухе тянуло дымком тлеющих листьев.
На улице послышалось какое-то постукивание — странный, быстрый, ритмичный перестук, — и из-за угла дома, из аллеи, которая вела к стоянке, показался огромный пес. Он был в благодушном настроении, помахивал хвостом, и в его подпрыгивающей походке сквозила даже некоторая игривость. Размером он был с теленка, лохмат до бесформенности, и казалось, будто он вынырнул прямо из осенних лучей сегодняшнего послеполуденного солнца.
— Здравствуй, песик, — сказал я, и он подбежал ко мне, со счастливым видом уселся у моих ног и в собачьем экстазе заколотил своим увесистым хвостом по асфальту.
Я протянул было руку, чтобы погладить его, но не успел — по улице с рокотом мчалась машина; она круто развернулась и остановилась как раз напротив нас.
Открылась дверца.
— Садись! — приказал голос Джой, — И поехали отсюда!
Глава 15
Мы ели при свечах, в каком-то ином мире, в одном из тех немыслимых старомодных ресторанчиков, которые, видно, пользовались особой симпатией Джой, — мы не поехали в тот новый, только что открывшийся ночной клуб на Панкрест-драйв. Вернее сказать, ела одна Джой. Я не проглотил ни кусочка.
Сам черт не разберет, что за народ эти женщины. Я рассказал ей все. Я по своей дурости проболтался, так что мне уже некуда было деваться и пришлось рассказать все остальное. Вообще-то у меня не было причин скрывать от нее мои приключения, но, рассказывая, я чувствовал себя преглупо. А она в это время ела, но спокойно и с удовольствием, как всегда, будто я выкладывал ей какие-нибудь последние редакционные сплетни.
Она держалась так, словно не верила ни единому моему слову, хотя я убежден в обратном. Быть может, увидев, что я взволнован (а кто на моем месте не был бы взволнован?), она просто исполняла женский долг, пытаясь успокоить меня своей невозмутимостью.
— Поешь, Паркер, — попросила она, — Что бы там ни происходило, ты должен поесть.
Я взглянул на свою тарелку, и меня затошнило.
Не от вида еды, а от одной только мысли о ней. Кстати, при свечах даже толком и не разглядишь, что лежит у тебя на тарелке.
— Джой, почему я побоялся выйти на стоянку? — спросил я.
Вот что не давало мне покоя. Вот что меня грызло.
— Потому что ты трус, — ответила она.
Легче мне не стало.
Я вяло ковырнул еду. Вкус у нее был точь-в-точь как у пищи, которую невозможно оценить взглядом.
Убогий дребезжащий оркестрик заиграл новую мелодию — как раз под стать такому вот заведению. Я окинул взглядом зал и вспомнил о шорохе за дверцей стенного шкафа — да ведь такого и быть не может. В подобной обстановке это могло сойти только за фрагмент какого-то кошмарного сна.
Но я знал, что все произошло наяву. За пределами этой созданной человеком пресыщающей, усыпляющей теплицы существовало нечто такое, с чем еще никто никогда не сталкивался. То, чего я едва коснулся, а может, и увидел, но лишь мельком, да и то самый краешек.
— Что ты собираешься делать? — спросила Джой, словно прочтя мои мысли.
— Не знаю, — ответил я.
— Ты репортер, — сказала она, — и для тебя это золотая жила. Но будь осторожен, Паркер.
— Можешь не сомневаться.
— Как ты думаешь, что это такое?
Я пожал плечами.
— Ты в это не веришь, — сказал я. — Впрочем, я и сам сейчас не представляю, как в это можно поверить.
— Я верю твоим словам. Но насколько правильно ты все это истолковал?
— Я не могу истолковать это по-иному.
— В первый вечер ты был пьян. Пьян в стельку, как ты сам сознался. Капкан…
— Но ведь из ковра бы вырезан кусок. Я видел это, когда уже совершенно протрезвел. И в конторе…
— Не все сразу, — перебила она. — Давай разберемся по порядку. Не надо разбрасываться. А то покатишься…
— Вот оно! — вскричал я.
— Не кричи, — попросила она. — Ты привлекаешь к нам внимание.
— Кегельные шары, — пояснил я. — Как это я забыл о них! Были же еще кегельные шары, которые сами собой катились по дороге.
— Паркер!
— В Тимбер-Лейне. Мне сообщил об этом по телефону Джо Ньюмен.
Она сидела напротив, по ту сторону стола, и по ее лицу я увидел, что она не на шутку перепугалась. Она стойко выдержала все остальное, но кегельные шары оказались той самой последней соломинкой. Она уже не сомневалась, что я сошел с ума.
— Прости, — как можно мягче произнес я.
— Но Паркер! Где это видано, чтобы по дороге катились кегельные шары!
— Один за другим. Торжественной вереницей.
— И их видел Джо Ньюмен?
— Нет, не Джо. Их видели какие-то школьники. Они позвонили в редакцию, а Джо, в свою очередь, позвонил мне. Я посоветовал ему выбросить это из головы.
— Их видели около усадьбы «Белмонт»?
— Ты угадала, — ответил я, — Понимаешь, это звенья одной цепи. Уж не знаю как, но все эти события каким-то образом связаны между собой.
Я оттолкнул тарелку и вместе со стулом отодвинулся от стола.
— Куда ты собрался, Паркер?
— Во-первых, я хочу отвезти тебя домой, — сказал я. — А потом, если ты одолжишь мне свою машину…
— Разумеется, но… О, понимаю — усадьба «Белмонт».
Глава 16
Усадьба «Белмонт» массивным черным кубом возвышалась среди таких же черных деревьев. Она стояла на вершине невысокого холма, мысом вдававшегося в озеро, и, когда я остановил машину, я услышал плеск набегавших на берег волн. Сквозь ветви деревьев поблескивала в лунном свете водная гладь, а наверху, под самой крышей, лунный блик играл на стекле слухового окошка, но сам дом и сторожившие его деревья тонули во тьме. В безмолвии ночи шорох высыхающих листьев звучал, как крадущиеся шажки множества маленьких ног.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
