— И Равел сделала это. Но когда она решила проверить твое бессмертие и убила тебя, ты все позабыл. Все.
Казалось, слова мои причинили ему боль.
— С тех пор Планы и умирали. Велико преступление и вина за него лежит лишь на мне.
— У меня к тебе множество вопросов. Кто ты? Какой была твоя жизнь? Кто...
Инкарнация покачала головой, прерывая меня.
— Когда я перестану быть собой, когда я сольюсь с тобой, ты получишь все ответы. Возможно, понадобится время, чтобы выделить их из потока сведений, но ты с этим справишься. — Он грустно улыбнулся. — Сложно рассказывать о жизни словами.
— Хорошо же... станем едины. Ты готов?
— Погоди... еще одно...— Человек испытующе посмотрел на меня. — Перед тем, как я вновь познаю забвение, я хотел бы узнать у тебя кое- что.
— Ну, на это я могу потратить немного времени. Что ты хочешь узнать?
С выражением печали и боли на лице он глядел мне прямо в глаза.
— Прожил ли ты свою жизнь, пусть и короткую? В конце концов... стоила ли она того?
— Она была... недолгой. Я радовался тому немногому, что испытал, и не хочу забывать об этом.
Несмотря на боль душевную, я никогда не предам по своей воле память о товарищах... и прочих, встреченных мною по пути... даже грязные улочки Улья несли в себе особую прелесть.
Он кивнул, услышав мои слова, и черты его разгладились, как будто ноша тяжкая упала с плеч; а затем он упал на черные камни, и жизненная сила его устремилась в меня. И знал я, что этой инкарнации больше не существует.
75. Бегство
Я слился с доброй инкарнацией, но она была всего лишь эхом первого из нас, и далеко не все воспоминания перешли мне. Но у меня в наличии пребывали ее записи, дневник, заключенный в камне ощущений, который я отыскал для Фарода. Пришел час заглянуть в него.
Взяв сферу в руки и осмотрев ее, я почувствовал, как во мне пробуждаются воспоминания первой инкарнации, но это была не сила, побуждающая к действию — напротив, спокойствие человека, проделавшего долгий путь для того, чтобы увидеться с другом. Почувствовав присутствие этой личности в своем разуме, я увидел сферу в новом свете — не отвратной и мерзкой, но прекрасной, как новорожденный ребенок; сфера была средоточием последних моментов моей смертной жизни перед тем, как я встретил Равел в Серых Пустошах и попросил ее о невозможном.
Я знал, зачем сделал это. И я знал, что должен коснуться поверхности сферы обеими руками и ощутить сожаление, после чего камень откроется мне.
Поверхность сферы подернулась рябью, обращаясь в слезы, а затем — в бронзовый дождь, окутавший меня. С каждой каплей, каждым фрагментом, проникающим в меня, возвращались воспоминания: потерянная любовь, позабытая боль, боль потери — и вместе с ними возрастало великое давление сожаления, сожаления о бездумных действиях, сожаления о страданиях, сожаления о войне, сожаления о смерти. Я чувствовал, что разум разрывается от столь чудовищного давления... так много всего сразу, так много вреда, причиненного другим... так много, что из боли сей можно воздвигнуть целую КРЕПОСТЬ.
И внезапно в потоке сожалений я вновь ощутил присутствие первой инкарнации. Рука ее, невидимая и невесомая, легла на мое плечо, даруя поддержку. Он ничего не сказал, но одно лишь прикосновение помогло мне вспомнить свое истинное имя.
... и оно оказалось таким простым, совсем другим, нежели я мог предположить, но я ощутил глубокое удовлетворение. Зная имя — истинное имя, — я возможно, обрел самую важную часть самого себя. Зная имя, я знал самого себя, и знал также, что слишком мало в этом мире того, чего я не смогу достичь. Первая инкарнация убрала руку с моего плеча и глядела на меня с грустной улыбкой.
— И это — мое имя? Но если я был...
Первая инкарнация прижала палец к губам, приказывая мне замолчать. Он кивнул на символ, нанесенный на мою руку, как будто наказывая воспользоваться им.
Символ Страдания казался каким-то хрупким, будто едва держался на коже. Я сорвал его, будто сковыривая корочку засохшей крови. Поднеся символ к глазам, я понял, что могу освободить его силу, обрушить боль и страдания моих прошлых инкарнаций на врагов. Этот символ не имел более власти надо мной.
— Символ больше не пребывает на моей коже. Означает ли это?— Я осекся, так и не закончив вопрос, ибо ощутил пустоту в своем разуме — присутствия первой инкарнации не наблюдалось.
В этом чертоге я столкнулся с тремя своими инкарнациями. Следуя пророчеству Дейонарры, я также столкнулся с тенями добра и зла. И теперь, чтобы завершить свой долгий путь, мне надлежало лишь отыскать тень нейтралитета, хозяина Крепости. Забавно, подумал я, как часто проявления правила трех встречаются на моем пути.
Уж не знаю, как долго я сидел на плите в центре своей тюрьмы, погруженный в думы, когда осознал, что рядом кто-то находится. Передо мною витало призрачное видение Дейонарры, одеяния ее развевал невидимый ветер. Взгляд ее остановился на мне, и я испытал странное ощущение, будто глядели на меня несколько пар глаз.
— Дейонарра?
— Любовь моя, наконец-то я нашла тебя... Я искала тебя с тех пор, как ты был разделен кристаллом. Крепость простирается далеко и я боялась, что потеряла тебя. — Она окинула меня испытывающим взглядом, гадая, не добавилось ли ран на теле. — С тобой все в порядке?
— Похоже, что так... Кристалл разделил меня, но я вновь един. Однако я заключен здесь.
— Думаю, заточение твое и есть назначение этого кристалла. Но для меня это не преграда. — Она закрыла глаза. — Многое видят мои глаза, и я хорошо знаю чертоги Крепости. Раз ты заключен здесь, любовь моя, я прослежу, чтобы ты оказался на свободе. Где ты желаешь оказаться?
— Я хочу немного поговорить с тобой и рассказать, как ты умерла... и почему. — Наконец-то я знал всю правду о том, что случилось с Дейонаррой. Я должен рассказать ей об этом, даже если рассказ лишит меня последней возможности вырваться из заточения.
— О чем ты говоришь?
— Когда я привел тебя в Крепость, то уже знал, что тебе суждено умереть здесь. Мне нужен был кто-то, кто бы остался внутри в качестве связующего звена. Я знал, что ты сильно любила меня и любовь эта преодолеет смерть и позволит тебе стать духом. Поэтому ты и страдаешь сейчас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
