- Остановиться! – приказал Альберт патрулю, подходя ко мне и осторожно проводя рукой по моему лицу. А вот здесь лежало тело белого инквизитора…Тут проходила черта…
- Посмотри на меня… - услышала я голос. – Посмотри на меня, пожалуйста.
Я с усилием оторвалась от пейзажей, навевающих целый сонм воспоминаний, которые я вряд ли бы занесла в альбомчик «Избранное».
- Посмотри на меня, - вздохнул Альберт, беря меня за подбородок и поднимая мою голову - Смотри мне в глаза и слушай… Я не хочу, чтобы ты навсегда осталась в том дне. Не отводи глаза. Смотри на меня внимательно. Анна! Я кому говорю! Тот день прошел. Мы его пережили. Мы живем дальше. И не надо каждый раз думать о нем. Не прячь глаза. Смотри людям в глаза. Смотри пристально. И жди, когда они сами отведут взгляд. Я десять лет так делаю.
Я вздохнула и простонала, глядя в светло-карие, почти желтые глаза. «Привычка свыше нам дана. Замена счастию она!». А я-то гадала, почему он так на всех смотрит. Еще бы! … Ой! А что это стоит перед Академией? Это что еще за…
Прямо перед входом в Академию стояла статуя, от которой мне стало слегка дурно…
«Кхе-е-е-е!» - подавился Опыт. «Мамочки!» - простонала Любовь, закрывая глаза. «Это все ты!» - вздохнул Опыт. – «Народная Любовь!». «Что? Я – Народная? С каких это пор? Ты не путай! Я Любовь Всей Жизни!» - возмутилась Любовь.
Перед нами стояла я. В камне и в мой полный рост. С широко раздвинутыми… нет, слава богу, не ногами… Руками. Ноги были просто расставлены. «Удар! Поймала!» - заорал Опыт, прыгая на диване в протертых штанах. Рядом стояла округлившаяся Любовь, в домашнем халате, сложив крылья, с тарелкой и ложечкой. – «Ты видела, Любимая! Видела! Ничего себе! Думал, что выше ворот пройдет! Вратарь - вообще молодца!». «Включи сериал! Или мелодраму какую-нибудь!» - вздохнула Любовь, облизывая ложку.
- А…А…Альберт… - я повернула голову и так и эдак, чтобы понять, за что меня так изувечили…тьфу ты, простите, увековечили! Мой каменный взгляд был решителен и суров, на лице была печать отваги и мужества.
«Посторонним «В»!» - икнул Опыт, ведя свою Любовь на выставку современного искусства. – «Решили сэкономить на вахтерше! Слабонервным вход воспрещен! Враг не пройдет!». «Обнимашки?» - предположила Любовь, разглядывая экспонат. – «Милости просим, ждем вас с распростертыми объятиями!». «Приходите к нам учиться, только, чур, не материться!» - предположил Опыт. «А очень хочется!» - всхлипнула я.
Я сглотнула… Одета я была по последней магической моде. Причем, настолько последней, что моя оголенная и почему-то кривая нога торчала из выреза, доходившего аж до выпирающей бедренной косточки. Декольте доходило до самого пупка, обнажая соблазнительные формы. Сверившись взглядом с оригиналом, я немного загордилась.
На всякий случай я рискнула обойти статую. Оголенная спина и …Мама! Трусов и панталон скульптор не предусмотрел, в целях экономии материала. Вырез на спине доходил до того, места, где у меня гипотетически торчит шило, слегка приоткрывая завесу между двумя округлыми тайнами. Безвестный, очень отважный … я взглянула на Альберта… и бессмертный скульптор воплотил все свои эротические фантазии. Я даже заглянула себе под юбку.
- Ты что делаешь! – простонал Альберт, оглядываясь по сторонам.
- Проверяю, все ли там не месте! – простонала я. - Альберт… За что?
- Внизу написано, - странным голосом произнес Альберт, глядя на «шедевр современного искусства». Мне вдруг стало понятно, что в списках пострадавших специально оставят местечко для еще одной фамилии. У творца этого монумента есть все шансы заскочить в последний вагон репрессий.
Я наклонилась к постаменту, на котором был установлен памятник, и прочитала мелкую надпись: «Миссис Краммер (Анабель Эрланс), защищающая Академию. Статуя установлена за особые заслуги перед Академией и магией в целом». Короче. Помним, любим, бдим! Стоим, так сказать, на страже Академии, ожидая мелирования и погон в виде птичьих приветов.
Опыт и Любовь переглянулись. «А судя по платью – за особые услуги!» - простонал Опыт, глядя на мой прикид. Альберт смотрел на памятник, а потом переводил взгляд на «натурщицу», не настолько отважную, чтобы позировать в такой одежде.
- А можно его как-нибудь убрать? – с надеждой спросила я, понимая, что роднит меня с Вождем пролетариата. Он указывает путь, а я перекрываю дорогу всем своим миниатюрным тельцем.
Альберт посмотрел на меня так, словно мысленно оторвал руки скульптору и теперь прикидывает, выбросить их или оставить в качестве вещественного доказательства преступления.
«Оторвал от тела – приложил к делу! Портрет на память! На фоне статуи!» - прокашлялся Опыт, прикидывая, полагаются ли нам дивиденды от народной любви. – «Теперь ты – лицо Академии! Хотя нет, судя по тому, что первое бросается в глаза, ты теперь…». «Хватит!» - возмутилась я, внутренне негодуя.
