— Этого не может быть! Нет! Не может быть! Гарри услышал, как Мэв у него за спиной произнесла:
— Видишь, Кокер? Перекресток?
— Он видит, — сказал Рауль.
— Там я и зарыла медальон, — продолжала Мэв. — Кокер знает об этом?
— Знает.
Мэв подошла и встала рядом с Гарри. Ее лицо промокло от слез, но она улыбалась.
— Мой муж здесь, — сообщила она ему, и в голосе ее слышалась гордость. — Представляешь?
— Это замечательно.
Она показала рукой на улицу:
— Вон там стоял наш бордель. Это ведь не просто совпадение?
— Нет, — ответил Гарри. — Думаю, нет.
— Ведь этот свет — он от медальона.
— Похоже, что так. Улыбка ее стала шире.
— Я хочу посмотреть ближе.
— Я бы на вашем месте не стал подходить.
— Ну, ты пока что не на моем месте, — резко сказала она. — Что бы там ни было, а это моих рук дело. — Она успокоилась немного, а потом снова улыбнулась: — Вряд ли ты больше меня знаешь о том, что здесь происходит. Я права?
— Более или менее, — признал Гарри.
— Раз мы не знаем, чего бояться, то и не надо бояться, — заключила она. — Рауль, ты будешь слева от меня. А ты, Кокер, где бы ни был, будешь справа.
— Пустили бы меня вперед, — вмешался Гарри и, не дожидаясь разрешения, направился к Будденбауму.
Оуэн по-прежнему молотил кулаками по асфальту.
— Не подходи! — прохрипел он, увидев Гарри. — Это мое место, у меня еще хватит сил его защитить.
— Мне ничего не нужно, — сказал Гарри.
— Ты заодно с этой сукой Бомбек. Вы обманули меня.
— Никто тебя не обманывал. Тесла вообще не хотела…
— Разумеется, она хотела! — воскликнул Будденбаум. — Она не дура! Ей Искусство нужно не меньше, чем другим!
Он оглянулся на Д'Амура, и гнев его уступил место го речи.
— Видишь ли, я ей поверил. Вот в чем моя ошибка. Она меня обманула! — Он стукнул израненными кулаками об асфальт. — Это мое место! Мое чудо!
— Вы только послушайте, что он несет! — вскричала Мэв.
Гарри отступил в сторону, и Будденбаум ее увидел.
— Ты врешь! — продолжала Мэв. — Это место было, есть и будет моим.
Гнев на лице Будденбаума сменился изумлением.
— Ты… ты та, про кого я подумал?
— С чего ты удивляешься? — сказала Мэв. — Я, конечно, постарела, но не все же заключают сделку с дьяволом.
— Дьявол тут ни при чем, — тихо проговорил Будденбаум. — Я мог еще много чего им показать… Но что ты здесь делаешь?
— Пришла, чтобы получить ответы на несколько вопросов, — сказала Мэв. — Я заслужила, тебе не кажется? К тому же мы оба на краю могилы.
— Только не я, — заявил Будденбаум.
— Вот так? — отозвалась Мэв. — Ну, извини.
Она махнула Раулю, чтобы тот подошел.
— Ты хочешь прожить еще лет сто пятьдесят? — спросила она Будденбаума, — Ну, дело твое. А меня уволь. Кости болят.
Тут струя светлой энергии устремилась к ней. Мэв не испугалась. Она потянулась, взяла и переплела полосу света между своими скрюченными от артрита пальцами.
— Ты видел дом, который мы тут построили? — спросила Мэв, играя со струйкой. — Хороший вышел дом. Хороший дом.
Струя энергии выскользнула у нее из пальцев, но с земли поднялись другие.
— Что ты делаешь, женщина? — спросил Будденбаум.
— Ничего, — пожала плечами Мэв.
— Даже если земля и не моя, то магия моя.
— Я не отбираю ее у тебя, — мягко сказала Мэв. — Я слишком стара, и мне ничего не нужно, кроме воспоминаний. Они у меня есть, Будденбаум…
Пятна света забегали все быстрее, словно просыпаясь от ее слов.
— И как раз сейчас я помню все очень четко. Очень и очень четко.
Мэв закрыла глаза, и на улицу из-под земли выплеснулась новая волна света, омывая ее лицо и руки.
— Иногда я помню мое детство лучше, чем вчерашний день, — продолжала она, протягивая руку. — Кокер, ты здесь?
— Он здесь, — подтвердил Рауль.
— Можешь взять меня за руку? — спросила она.
— Он говорит, что держит, — сказал Рауль. И через секунду добавил: — Говорит, что крепко держит.
Мэв засмеялась:
— А знаешь, я чувствую. Будденбаум потянул Гарри за рукав:
— Она что, чокнутая?
— Нет. Здесь призрак ее мужа.
— Мне следовало бы его увидеть, — сказал Будденбаум, и его голос стал монотонным. — Последний акт… Что за стерва…
— Смирись, — посоветовал Гарри.
— Никогда не любил сантиментов.
— Это не сантименты, — возразил Гарри, глядя, как пят на света омывают лицо и руки Мэв. Они не поднимались в небо, как прежде, а кружились, будто пчелы над цветком, образуя какой-то узор. Первым его разглядел Рауль.
— Дом, — произнес он изумленно. — Гарри, ты видишь?
— Вижу.
— Хватит, — заявил Будденбаум, отмахиваясь от воспоминаний. — Хватит с меня прошлого. Сыт по горло.
Закрывая лицо руками, он попятился от дома Мэв, воссозданного ее памятью из света и воздуха во всех деталях, со стенами и окнами, лестницей и крышей. Слева от Гарри появилась дорожка, что вела к парадному крыльцу. Справа через дверной проем виднелась прихожая, дальше, за еще одной дверью, — кухня, а за ней — двор, где цвели деревья. Сквозь прозрачные стены просвечивала обстановка комнат; мебель, ковры, вазы. Все на глазах оживало, и процесс этот набирал обороты. Твердая материя вещей, каждой мелочи, истлевшей много лет назад, но оставившей свой потаенный код, теперь возвращалась к жизни силой воображения. Вещи вспоминали сами себя во всем своем совершенстве и возвращались на место.
Все было зыбко, но Гарри увидел ажурную решетку изгороди; испанскую плитку на крыльце; витые лестницы на второй и на третий этажи, где было по две уборных и по шесть уютных спален.
А потом, даже прежде чем возникла крыша, начали появляться те, кто населял дом.
— Дамы, — восхищенно прошептал Рауль.
Дамы появлялись везде. На лестничных площадках и в спальнях, в гостиных и в кухне. Их голоса и смех звучали, как тихая музыка.
— Вот Беделия, — сказала Мэв. — А это Хильдегард и Дженни, моя милая Дженни…
Гарри подумал: это было не самое плохое место, если в конце концов о нем остались такие воспоминания. По современным стандартам красоты немногие из этих женщин считались бы привлекательными, но в доме веяло покоем и весельем, что вполне располагало и к смеху, и к эротическим утехам.
Что касается клиентов, приносивших доход заведению, то они проходили прозрачными, еле заметными тенями, призраками призраков мелькали на лестницах, в спальнях и ванных. Как Гарри ни всматривался в лица, он так и не сумел никого разглядеть, будто дом понимал их желание оставаться неузнанными, потому что они стыдились своей похоти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
