Он вернулся на кровать и опять уставился на точи. Возможно, это была чисто человеческая фантазия, но Оззи показалось, что неудача с замком сильно огорчила точи. Чужак медленно положил устройство на пол, и его мелкие черные выросты поникли, словно побитые морозом листья.
— Ты не пользуешься звуками, что же тогда остается? Телепатия? Сомнительно. Магнитное поле? Его ощущают пчелы и троккен-маршратты, но ведь сильфены глушат его в своих мирах. Хотя это возможно. Электромагнитные волны? С ними та же история, ни одно устройство не работает. Образы? Зрение у тебя в порядке, так что это еще один вариант. Твои трюки с изменением формы я повторить не могу, но Сара говорила, что рисунков ты тоже не понимаешь. — Он задумчиво наклонил голову набок. — Это человеческие рисунки. Твои я бы тоже не понял. При условии, если ты бы их нарисовал. Разница культур? Интересно, понятие искусства вам знакомо? Оззи замолчал. Он сознавал, насколько глупо себя ведет, разговаривая вслух с чужаком, который его не слышит. Точи все так же направлял свой глаз строго в его сторону. Оззи немного передвинулся на кровати. Передняя часть тела точи шевельнулась, повторяя его движение.
— Почему же ты это сделал? Что ты пытаешься этим сказать? Нет, не что, а как?
Оззи уставился на продолговатый овал из черной блестящей плоти. Если не звук, не эмиссия…
— Чушь какая-то.
Он переключил визуальные вставки в инфракрасный диапазон, и тело точи покрылось странными узорами, повторяющими расположение кровеносных сосудов и отдельных органов в теле чужака. Тогда Оззи стал медленно менять спектр, пока не дошел до области ультрафиолета.
— Черт!
От неожиданности Оззи подпрыгнул и упал с кровати. Передняя доля глаза точи сияла сложными темно-пурпурными узорами.
Через пару часов, когда Орион после обеда вернулся в комнату, он обнаружил, что вход почти полностью заблокирован тушей точи. Оззи сидел на койке и лихорадочно рисовал что-то карандашом в своем блокноте. Каменный пол был усыпан клочками бумаги с непонятными картинками вроде цветов, нарисованных пятилетним ребенком, но с извилистыми молниями вместо лепестков.
— Тебя искал Джордж Паркин, — выпалил Орион. — А почему он здесь?
Оззи с безумной улыбкой на лице поднял голову; его лохматая шевелюра встала дыбом, словно от сильного статического заряда.
— А, мы тут с точи немного заболтались.
Его слова буквально сочились самодовольством.
— Что? — выдавил Орион.
Оззи поднял один из листков, вырванных из записной книжки. Рисунок напоминал розетку из битого стекла, но в верхнем углу было что-то написано. Другой рукой Оззи из груды наваленного на полу имущества взял кожаный ботинок.
— Это символ обуви, — ликующим тоном объявил он. — Да, смотри, он его повторяет. Потому что он может означать еще и шкуру убитого животного, но не это главное. Мы работаем. Мы составляем словарь.
Орион озадаченно перевел взгляд с Оззи на точи.
— Что повторяет?
— Символ. В нем есть еще и другие компоненты, но они все время движутся. Я их вижу, но зарисовать не могу. Поэтому фиксирую только основы. Думаю, движущиеся части могут быть элементами грамматики или несут контекстную информацию.
— Оззи, какие символы?
— Сядь, я тебе все объясню.
— Он разговаривает картинками? — спросил Орион десять минут спустя.
— Можно сказать и так.
— А точно?
— Воспроизводимые им образы — это проекция визуального языка, что-то вроде названий, которыми мы обозначаем предметы. Мне кажется, со своими сородичами они объясняются чрезвычайно быстро. В каждом символе содержится масса информации. А я пока только постигаю основы. Я хочу попытаться научить его человеческому алфавиту. Ничего удивительного, что он не понимал картинки, нарисованные Сарой. Это все равно что пытаться при помощи карандаша воспроизвести полноценную цветную голограмму. Боюсь, точи придется научиться мыслить на нашем уровне.
— Это хорошо.
— Ты говоришь таким тоном, словно сообщаешь о величайшем в мире несчастье.
— Ну, для точи все это прекрасно, но никакие картинки не помогут нам выбраться из этого отвратительного мира, не так ли?
— Ты так думаешь? — Оззи ухмыльнулся. — А знаешь, о чем точи спросил меня в первую очередь? Не сможем ли мы забрать его отсюда. Это значит, мы можем объединить усилия. Втроем мы станем отличной командой.
— Как это?
— Точи силен и проворен. А это необходимо, чтобы не отставать от сильфенов.
— Оззи, он не может даже выйти наружу! Он замерзнет!
— У меня есть на этот счет кое-какие идеи. Завтра я поговорю с Джорджем.
Орион с любопытством посмотрел на точи.
— Ты и вправду думаешь, что он сумеет нам помочь?
— Надо надеяться, старик. Мы пока только дурачились, убеждая друг друга, что можем разговаривать. Теперь предстоит выстроить настоящий коммуникационный мост. В моих вставках есть несколько еще работающих программ перевода и интерпретации вроде тех, которые применяют в ККТ при первой встрече с новыми расами. Они помогут нам пройти от «мама мыла раму» до обсуждения вопросов метафизики. Черт, насколько все было бы проще, если бы работал портативный модуль.
— Хорошо хоть есть вставки.
— Да, ты прав.
— Оззи, смотри!
Точи вытянул щупальце-манипулятор и поднял с пола листок. Рисунок на нем напоминал спираль из снежинок, а в углу рукой Оззи было написано: «Модуль или электроника в целом?»
— Почему именно этот? — пробормотал Оззи. Он перевел взгляд на переднюю секцию глаза, мерцающую быстро движущимися лиловыми контурами. — А, это может быть коммуникационное устройство. Похоже, точи предлагает мне этим заняться.
— Могу я посмотреть? — взволнованно спросил Орион. — Это намного интереснее, чем конюшня.
— Да, оставайся. Но это займет немало времени.
Глава 17
Несколько дней она обхаживала отца, пока тот не согласился приехать на уик-энд. Нельзя сказать, чтобы Джастина Бурнелли так уж сильно хотела его видеть — тем более всего через полгода после очередного омоложения. Он и в лучшие времена бывал совершенно невыносимым, а когда к его природному упрямству добавилась энергичность молодости, поведение отца в опасной степени приблизилось к полной неадекватности. Тем не менее она сознавала, что его присутствие сделает уик-энд значительным событием; без него необходимые игроки могли бы вообще проигнорировать приглашение.
Они выбрали Сорбонский Лес — семейное поместье на западном побережье в окрестностях Сиэтла, с его быстрыми реками и обширными лесами, укрывшимися среди гор. Она предпочла бы Дом Тюльпанов — первый дом семьи на восточном побережье, как более цивилизованное жилище по сравнению с этим почти тайным деревенским убежищем, но не хотелось привлекать излишнего внимания к этой неформальной встрече.
Гости начали съезжаться в пятницу после обеда. Джастина приехала на день раньше и лично наблюдала за приготовлениями, никогда не доверяя мероприятия такого уровня своим помощникам. В Сорбонском Лесу стоял только один, главный дом, первоначально построенный из камня и бетона, а впоследствии он одним из первых на Земле был тщательно укрыт сухим кораллом. Коралл высадили больше двух столетий назад. Два естественных цвета — бежевый и лиловый — казались почти безжизненными на фоне разнообразных окрасок, предлагаемых современными строителями. К тому же переплетенным росткам на стенах и крыше недоставало густоты, а на самых старых участках они уже начинали крошиться, и садовникам приходилось постоянно поддерживать рост новых кораллов. Теперь толщина кораллового слоя уже превосходила толщину самих стен, и широкие панорамные окна терялись в их глубине. Комиссия по экологии ФОН наверняка бы санкционировала уничтожение кораллов и огромный штраф за выращивание чужеродных организмов в таком объеме, но преодолеть охранный периметр Сорбонского Леса не удалось бы ни одному чиновнику.
Внутри главного дома имелось множество приемных, гостиных и столовых. Члены семьи и гости располагались в любом из дюжины коттеджей, расставленных широким полукругом в заднем парке и соединенных с главным домом увитыми розами галереями. Снаружи эти дома почти в точности соответствовали местному колориту: бревенчатые стены и черепичные крыши, но удобства и обстановка удовлетворяли самым высоким запросам двадцать четвертого столетия.
Первым под навес перед входом, в огромном черном лимузине «ЗИЛ», въехал Гор Бурнелли. Несмотря на электрический двигатель, этот шестиколесный монстр был настолько тяжелым и длинным, что наверняка нарушал какие-нибудь законы об охране окружающей среды. Ее собственный «Ягуар» был вполовину меньше. Еще три больших седана привезли свиту ее отца, а эл-дворецкий известил еще о двух машинах, направляющихся к небольшой деревушке, где жила прислуга.
