Рихард Валленброк также принадлежал к кругу ближайших сотрудников Эллиота Бурста. Его пост обеспечивал ему максимальное влияние на всю внутреннюю политику; это влияние он вначале тайно, а затем все более открыто использовал для подготовки к войне. Не в последнюю очередь он несет ответственность за использование в неблаговидных целях средств массовой информации, которые, с одной стороны, координировали общественное мнение, с другой — разжигали военную истерию. Манипулируя общественным мнением, Валленброк ломал любое сопротивление пагубной политике своего правительства.
Катрин Блийнер оказалась во главе объединения женских союзов с помощью хитрых уловок Эллиота Бурста во время избирательной кампании. Делая вид, будто она отстаивает интересы женщин, Блийнер на самом деле активно содействовала военным приготовлениям; благодаря довольно успешным выступлениям в печати и по радио ей удалось, взывая к патриотическим чувствам своих сограждан, довести их до фанатизма. Деятельность женских организаций сыграла не последнюю роль в развязывании тотальной войны.
Приведенные здесь в обобщенном виде пункты обвинения будут дополнены и развернуты в ходе процесса. Поскольку действия подсудимых были тесно взаимосвязаны, вносится предложение провести единый судебный процесс с учетом политического характера их деятельности.
Адвокат: Защита считает необходимым указать на то обстоятельство, что неприменение положения о сроке давности преступления к подсудимым представляется отнюдь не таким бесспорным, как это можно заключить из выступления судьи. Однако по желанию моих подзащитных я не стану предпринимать никаких юридических шагов в этом направлении, ибо они не намерены поднимать вопрос о сроке давности, хотя и могли бы это сделать. Тем не менее они настаивают на своей невиновности, ссылаясь на некое обстоятельство, которое не кажется мне убедительным. Однако по долгу защитника я обязан огласить следующее заявление моих подзащитных: «Присутствующие здесь лица протестуют против утверждения, будто являются Эллиотом Бурстом, Эйнаром Фергюссоном, Рихардом Валленброком и Катрин Блийнер». Они заявили, что являются Джонатаном Берлингером, Жан-Оскаром Шольцем, Абрахамом Шульхаймом и Симоной Эрне. Поэтому я, согласно требованию моих подзащитных, ходатайствую о том, чтобы заседание суда было прекращено, а арестованные — немедленно освобождены.
Обвинитель: Это утверждение абсурдно. Личности обвиняемых установлены с достаточной достоверностью. Прошу отклонить ходатайство и продолжить заседание.
Адвокат: Вынужден довести до сведения суда, что в таком случае обвиняемые отказываются отвечать на вопросы и давать какие бы то ни было показания.
Судья: Что могут предъявить обвиняемые в качестве доказательства своих утверждений?
Адвокат: Они требуют, так сказать, произвести хирургическое вмешательство, косметическую операцию… Они просили об этом и раньше экспертную комиссию, однако их просьба была отклонена.
Судья: Коль скоро высказаны сомнения в том, что личности обвиняемых доподлинно установлены, необходимо с этим разобраться. Надо дать обвиняемым возможность привести свои доказательства. Объявляется перерыв.
* * *
Что-то оторвало меня от моих мыслей… в лицо неожиданно пахнуло холодом.
Снаружи завывает вьюга, она обрушивается на окна и стены, силится сорвать крышу. Жалобно поскрипывают балки.
Может, холод проникает сквозь щели? Или это сквозняк оттого, что кто-то приоткрыл окно? Или вошел в дверь? Но кто? Катрин?
Я встал и направился к лестничной клетке, где коридор, ведущий в холл, слегка расширялся.
Я был уверен, что сейчас увижу Катрин. Хорошо бы, а то мне здесь так одиноко! Прошло всего несколько часов, как отель опустел, а я прямо-таки физически ощущал гнетущую тишину, которая с каждым часом становилась все невыносимей.
Нервы пошаливают. Видимо, столетия анабиоза не проходят бесследно. Впрочем, физически я, похоже, здоров, и даже память у меня на удивление сохранилась. Дело в том, давнем времени… Нет, все-таки между прошлым и настоящим — пропасть. То, что осталось там, кажется не просто далеким, оно стало как бы ирреальным. А может, именно настоящее рождает это чувство ирреальности? Может, все дело в тех невероятных переменах, с которыми мне пришлось столкнуться… Нельзя же относиться к абсурду просто как к некой данности, сколь реальной она бы ни представлялась! С одной стороны, я сознаю, что все это явь и что я действительно живу, а с другой — какой-то внутренний голос повелевает мне не принимать эту реальность…
Я стал медленно подниматься по лестнице. Прошел по коридору, свернул в другой коридор, ответвлявшийся от первого… Комната Катрин! Постучаться? Сердце забилось сильней. Долгие годы мы были вместе, днем и ночью. И вот что странно: та Катрин Блийнер, которая находится сейчас за этой дверью, близка мне и одновременно чужда. По-настоящему я не знаю ни той, за кого она себя выдает, ни той, что скрывается под этой личиной.
Уже тогда мучительной была необычность всей ситуации: вечная лихорадка, желание выполнить свой долг и сомнение — зачем все это? Потом — разрыв между прошлым и будущим, существование без настоящего. Мы с Катрин вместе пережили темную фазу сознания — вот что нас, очевидно, связывает. Но, едва подумав так, я почувствовал, что это неверно. Ничего мы не пережили вместе! Тут каждый сам по себе. Ничто нас не связывает, такую пустоту не может одолеть никакая мысль, никакое слово, наше одиночество абсолютно… Просто мы случайно выжили, случайно очнулись для жизни в одном и том же месте, в одно и то же время. С таким же успехом одного из нас могло унести куда-нибудь в просторы вечности.
Из всего, что представляется нам сейчас таким странным, самое странное, пожалуй, то, что мы все-таки оба живы, оба существуем. Сблизит ли это нас или еще более отдалит?
Я поднял руку, чтобы постучать… и снова опустил ее.
Потом повернулся и пошел прочь. Неважно куда, лишь бы прочь…
Спал я плохо, несмотря на непривычную черноту, которая наваливается здесь на тебя ночью, она окутывает одинокий дом на вершине горы, просачивается через оконные стекла и затопляет комнату.
Я включил свет, чтобы отогнать эту невыносимую тьму. Она напоминала мне о бесконечно долгом времени…
Спал я плохо. Не привык бездельничать. Мне не хватает каких-то поставленных передо мной задач, строгого распорядка, не хватает отупляющей усталости. Здесь почти нет разницы между сном и бодрствованием, одно незаметно переходит в другое. Никто не указывает мне, что делать. Верно ли я поступил, что приехал сюда? Почему я откликнулся, когда меня позвали? Надо ли что-то предпринимать? Разумно ли я себя веду? Логичен ли ход моих мыслей?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
