Комиссия постановила, кроме обязательного вскрытия, произвести некоторые медицинские действия, которые в народе называют «заморозка», а в науке — аутопсией, временным бальзамированием. Это делается обычно на три дня, именно столько на Руси испокон веков покойник может быть не погребен. Дух покойного, считалось, в это время витает над ним. Было решено выставить гроб с телом в Колонном зале для прощания, а потом захоронить на Красной площади. На Красной площади уже были захоронены борцы за дело Революции. Это была великолепная идея — превратить Красную площадь в погост.
Кто-то скрупулезно и точно подсчитал, что от Горок до Колонного зала в Москве гроб с телом Ленина находился на морозе вместе с немерзнущим покойником около шести часов. А именно в 9 часов утра покойного положили в гроб, обитый по новой традиции красным, на руках вынесли из дома и четыре километра, сменяя друг друга, в толпе людей, несли до станции Герасимово. Сюда был подан вагон специального траурного поезда. Ленин был одет так, как никогда для работы одет не был, даже в гражданскую войну. Это скорее был стиль Сталина и Керенского — полувоенный френч. Потом на этот френч ему приколют орден, которого у него никогда не было. Ленин был плохо выбрит, бесценная голова его была стрижена во время болезни под машинку. Вдоль всего пути стоял оцепеневший, плачущий народ. К жалости и печали по покойнику у русских всегда примешивается жалость к себе. А тут еще и расхожее: при любом следующем правителе будет хуже.
От Павелецкого вокзала через заснеженные, еще не реконструированные тесные улицы Москвы, через Болотную площадь, где 250 лет назад был казнен народный заступник Емельян Пугачев, который предпочел яркую, но короткую жизнь орла судьбе долгожителя-ворона, питающегося мертвечиной; на другой стороне площади потом вырастет серая громада жилого дома правительства, откуда, не пройдет и десятка лет, опричники «горного орла» станут выхватывать совсем не цыплят, а просто мелкое воронье. Через Каменный мост, с которого видна была золотая шапка храма Христа Спасителя, тогда еще не взорванного по приказу Кагановича, чтобы водрузить на его месте небоскреб Дворца Советов. Через Моховую улицу, мимо Университета с церковью Св. Татьяны, где отпевали русского гения Гоголя (Манежная площадь еще не была изуродована художественным вкусом другого грузина и любителя скребущих небо монументов), мимо гостиницы «Националь», где Ленин жил после того, как правительство покинуло Петроград — еще при царе переименованный из Петербурга, города вызревания революционного движения в России, — который вскоре станет Ленинградом, не сдастся почти трехгодичной блокаде немецко-фашистских войск и снова превратится в Санкт-Петербург.
В Колонный зал внесли практически глыбу льда, утопающую в вечнозеленой хвое.
Новое государство никогда еще не хоронило своего деятеля такого масштаба. Толпы народа, желающего проститься с Лениным, телеграммы, приходящие в правительство и требующие увековечивания его имени — все это заставляло по-новому взглянуть на событие. На Красной площади — так на Красной площади, но как?…
Можно ли предположить, будто что-либо происходило без вмешательства и воли Сталина? Может быть, в голове у этого человека возникает смутное воспоминание о самой здоровой сибирской еде зимой, которая будучи замороженной, прекрасно и долго хранится в мешках или… ящиках. Народ желает продлить прощание, Сталин, позиции которого и сильны, и одновременно шатки, хочет как можно дольше сохранить для собственного маневра статус-кво. Ему и жалко отпускать навеки Ленина: не навредит ли он там, в недосягаемости, ему больше, чем здесь? Постоянное же, хотя и безгласное, присутствие Ленина делает политическую борьбу несколько иной, как бы ее умиротворяет. Надо было что-то предпринимать…
И 25 января, на следующий день после того, как гроб был выставлен в Колонном зале, Президиум ЦИК выносит вердикт, который в смысловой последовательности звучал бы так: похоронить, но продолжить прощание. У Кремлевской стены, среди могил борцов Октябрьской революции, соорудить склеп. Склеп сделать доступным для посещения. Склеп — это постоянная температура, кто-то невидимый ее измеряет. Но сами похороны назначены на 27 января, через два дня. Похоронить как бы в шкафу, чтобы всегда можно было достать.
Красная площадь тогда была иной. Памятник Минину и Пожарскому, возвышающийся сейчас возле церкви Покрова, называемой в народе храмом Василия Блаженного по имени известного московского юродивого, в то время стоял напротив Торговых рядов почти в середине площади. С другой стороны площади, рядом с Сенатской башней Кремля, знаменитый, самый лучший архитектор России, А. В. Щусев, должен был поставить Мавзолей.
Этот архитектор, построивший до революции комплекс Казанского вокзала с его башенками, напоминающими исторические памятники в Казани, где учился Ленин, в соответствии с временем выбирает лаконичное решение — новейший кубизм диктует стиль. Три объема с простыми прямолинейными решениями. Два куба по бокам — вход и выход, и один — "сверху. Первый вариант делается из дерева. Нет времени, чтобы гнуть арки и по лекалам выводить кривые. Кстати, по большому счету Мавзолей никак не соответствовал ленинскому характеру, тот был более скруглен, склонен к зигзагу, к компромиссу, в быту был душевен и прост. Но прост не как аршин. Щусев безошибочно увидел и триаду, и то, что от него требуют. Принадлежала ли архитектору идея превращения Мавзолея в трибуну, неизвестно. Но в этом тоже некая диалектика сакральной истины: с одной стороны, человек, стоящий на трибуне, как бы находится в поле излучения, а с другой — вот он, бывший кумир, попирается ногами. Мелькала ли такая мысль в изощренном сознании Сталина?
Возможно, осмотр местности и разметка под котлован и сам Мавзолей произошли еще до решения ЦИК. Промерзающую в Москве до полутора-двух метров почву размораживают огромными кострами. Стены и полы в котловане заделывают деревом, из дерева воздвигают и первоначальные объемы. Дерево пахнет, несмотря на мороз, свежо и нежно. Снаружи и изнутри эту конструкцию затягивают черной и красной материей. Материю иногда шевелит движение воздуха, объемы струятся. Красить некогда, да краска по морозу и не ляжет. В цоколе, на потолке самого склепа, затянутого красным, прикалывают огромную сшитую из черного крепа аппликацию — серп и молот. От них книзу шатром идут по красному фону черные ленты. Всем этим руководит Щусев. Сама по себе эта символика из отшлифованных веками инструментов труда красива. Если бы не осталась только символикой
Еще молотки обойщиков не перестали стучать, еще выметаются последние стружки, как из Колонного зала выносят гроб с телом Ленина. Недолгий январский день уже закончился, 4 часа. Идут долго, у музыкантов к трубам прилипают губы. В паузах слышно, как, смерзаясь, шелестит дыхание тысяч людей. Горят огромные костры и включено несильное городское электрическое освещение. За гробом идет Надежда Константиновна Крупская, жена, теперь уже вдова, с которой можно не всегда и считаться, идут вожди. Сталин в солдатской шинели и меховой шапке. Как обычно, он мерзнет, у него насморк, усы в надышанных кусочках льда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
