— Уезжает! — воскликнула мисс Белленден, пораженная этим известием. Надеюсь, к себе?
— Я имею основания предполагать, что он задумал более дальнее путешествие, — ответила леди Эмили. — Что может его теперь здесь удерживать?
— Боже милостивый! — воскликнула Эдит. — Зачем я родилась на горе всем, кто мужественен и благороден! Что нужно сделать, чтобы удержать его от этого рокового шага? Я сейчас выйду к нему. Скажите, что я умоляю его поговорить со мною перед отъездом.
— Это бесполезно, мисс Белленден. Но я скажу ему о вашем желании.
Она вышла с тем же безразличным видом, с каким вошла, и сообщила брату, что мисс Белленден чувствует себя лучше и изъявляет желание сойти вниз и повидаться с ним до отъезда.
— Я думаю, — добавила она с раздражением, — что надежда в скором будущем избавиться от нашего общества принесла исцеление ее расшатанным нервам.
— Сестра, — сказал лорд Эвендел, — ты несправедлива или завидуешь.
— Несправедлива, Эвендел, возможно, но я никогда не думала, — сказала она, взглянув на себя в зеркало, — что меня могут упрекнуть в зависти, не имея на то более веских причин. Но пойдем к леди Маргарет; она готовит настоящее пиршество. Тут можно было бы накормить целый отряд, если б он у тебя был.
Лорд Эвендел молча последовал за нею в гостиную, зная, что бесполезно бороться с ее предубеждением и оскорбленной гордостью. Стол был накрыт под тщательным наблюдением леди Маргарет и уставлен всякими яствами.
— Вряд ли вы будете утверждать, милорд, что вы сегодня утром позавтракали; перед отъездом вам нужно отведать хотя бы того, что в нынешних обстоятельствах могут предложить обитатели этого скромного дома, которые перед вами в таком долгу. А я люблю, чтоб, уезжая на охоту или по делу, молодые люди как следует подкреплялись, и я говорила об этом его священнейшему величеству, когда он завтракал в Тиллитудлеме в году от рождества Христова тысяча шестьсот пятьдесят первом, и его священнейшее величество изволил ответить на это, подняв и выпив за мое здоровье кубок рейнвейна: «Леди Маргарет, вы говорите совсем как оракул горной Шотландии». Таковы были подлинные слова его величества короля, так что ваша честь может судить, опираюсь ли я на высокий авторитет, когда настаиваю, чтобы молодые люди не отказывались от завтрака.
Нетрудно догадаться, что значительную часть этой речи почтенной леди лорд Эвендел пропустил мимо ушей, так как напрягал слух в ожидании легких шагов Эдит. Его рассеянность, вполне, впрочем, естественная, обошлась ему дорого. Пока леди Маргарет исполняла обязанности радушной хозяйки, роль, которую она играла с большим удовольствием и искусством, — к ней подошел Джон Гьюдьил, прервавший ее на полуслове. Как обычно, возвещая хозяйке дома о приходе лица незначительного, он сказал:
— Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.
— Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь только мне свистнут.
— Да, сударыня, у него есть свое имя, — ответил Джон, — но только вашей милости неприятно его услышать.
— Что это значит? Какую чепуху вы городите!
— Это Теленок Джибби, миледи, — сказал Джон сверхпочтительным тоном, хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде.
— Если уж ваша милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком Джибби, и он отправился на боевой смотр и там…
— Помолчите немного, Джон, — сказала старая леди, с достоинством поднимаясь из-за стола, — вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам, либо Хедригу.
— Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком, каким был.
— В таком случае гоните его, — сказала леди Маргарет, — и прикажите ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.
— Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.
Гьюдьил еще раз сделал попытку выяснить, в чем состояло поручение, данное Джибби: оно действительно было исключительной важности, так как то были несколько строк Мортона к лорду Эвенделу, извещавшие последнего о грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение двумя долларами.
Но судьбе, видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства Белленден в качестве гонца или в качестве воина неизменно кончалось неудачно. Как назло, он застрял в кабаке, чтобы проверить, хорошие ли монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более привычно для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы весьма кстати.
Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили. Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало мертвенно-бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в маленькую комнатку, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.
— Я очень смущена, милорд, — были первые слова, которые она смогла выговорить, да и то с трудом. — Я, право, не знаю, что я должна сказать и как к этому приступить.
— Если мое присутствие для вас тягостно, — мягко сказал лорд Эвендел, — то вскоре вы от него избавитесь.
