Молодые заговорщики, которых вел за собой Штауфенберг, не были до конца убеждены в этом. Они стремились получить рекомендации от Трескова, который был теперь начальником штаба 2-й армии на разваливающемся русском фронте. Его ответ колеблющимся заговорщикам указал им правильный путь.
"Необходимо любой ценой осуществить убийство. Даже если оно не удастся, нужно предпринять попытку захвата власти в столице. Мы должны показать всему миру и будущим поколениям, что борцы немецкого Сопротивления осмелились предпринять решающий шаг, рискуя собственной жизнью. Все остальное по сравнению с этой целью ничего не стоит".
Вдохновенный ответ разрешил все вопросы, поднял дух и рассеял сомнения у Штауфенберга и его молодых друзей. Угроза развала фронтов в России, Франции и Италии вынудила заговорщиков действовать немедля. Еще одно событие ускорило приближение развязки.
С самого начала группа Бека, Герделера и Хасселя не желала иметь ничего общего с коммунистическим подпольем. Такой же линии придерживались и коммунисты. Для коммунистов заговорщики были такой же реакционной силой, как нацисты, и успех их заговора мог помешать коммунистической Германии прийти на смену Германии национал-социалистской. Беку и его друзьям была хорошо известна эта позиция коммунистов, как и то, что деятельность коммунистического подполья поддерживалась из Москвы и служила главным образом источником разведывательной информации для русских. {Это всплыло в 1942 году при расследовании по делу "Красной капеллы", когда абвер выявил большое число немцев, занимавших стратегически важные посты. Многие из них происходили из старинных родов, что не помешало им стать участниками широкой шпионской сети, работавшей на русских. Одно время они передавали разведывательные сведения в Москву с помощью 100 подпольных радиопередатчиков, размещенных в Германии и оккупированных странах Запада. Руководителем "Красной капеллы" ("Красного оркестра") являлся Гарольд Шульце-Бойзен, внук гросс-адмирала фон Тирпица, ставшего после первой мировой войны своего рода вождем потерянного поколения. Будучи страстным почитателем революционной поэзии, фигурой весьма колоритной в мире богемы, в черном свитере, с густой гривой белокурых волос, он привлекал к себе пристальное внимание в Берлине. Он отвергал как нацизм, так и коммунизм, хотя считал себя человеком левых убеждений. Благодаря матери он в самом начале войны добился зачисления в люфтваффе в чине лейтенанта и подыскал тепленькое местечко в "исследовательском отделе" у Геринга, сотрудники которого специализировались на подслушивании телефонных разговоров. Вскоре он приступил к организации широкой разведывательной сети для Москвы, имея доверенных лиц в каждом министерстве и военном ведомстве в Берлине. Среди них были Арвид Харнак, племянник известного богослова, блестящий молодой экономист из министерства экономики, женатый на американке Милдред Фиш, которую он встретил в Висконсинском университете; Франц Шелиха - из министерства иностранных дел; Хорст Хейлман - из министерства пропаганды; графиня Эрика фон Брокдорф - из министерства труда.
Из 75 руководителей, обвиненных в государственной измене, 50 были приговорены к смерти, включая Шульце-Бойзена и Харнака. Милдред Харнак и графиня фон Брокдорф отделались было тюремным заключением, однако Гитлер настоял на высшей мере наказания, и они были казнены. По указанию фюрера всех их приговорили к повешению, чтобы предотвратить попытки измены в будущем, но в Берлине виселиц не нашлось, поскольку традиционным орудием казни служила гильотина, поэтому приговоренных казнили, затягивая на шее веревку, которую перекидывали через крюк для подвески мясных туш и затем медленно вздергивали. Крюки позаимствовали на время на скотобойне. С тех пор именно этот метод повешения и стал применяться как особая форма жестокой расправы над теми, кто осмелился пойти против фюрера. - Прим. авт.}
Более того, они знали, что в это подполье гестапо внедрило своих агентов, так называемых "людей победы", как именовал их Генрих Мюллер, шеф гестапо и одновременно поклонник советского НКВД.
В июне заговорщики вопреки совету Герделера и старейших участников заговора решили установить контакт с коммунистами. Сделано это было по предложению социалистического крыла, особенно Адольфа Рейхвейна, идеолога социалистов и любителя туризма, который являлся в это время директором Музея фольклора в Берлине. Рейхвейн поддерживал незначительные контакты с коммунистами. И хотя Штауфенберг относился к ним с подозрительностью, его друзья-социалисты Рейхвейн и Лебер убедили его, что теперь придется поддерживать с ними контакты, чтобы выяснить, каковы их цели и что они предпримут в случае успеха путча, и по возможности использовать в последний момент для расширения базы антинацистского сопротивления. Против собственной воли он согласился на встречу Лебера и Рейхвейна с руководством коммунистического подполья 22 июня, но одновременно запретил сообщать коммунистам что-либо существенное.
Встреча состоялась в восточном Берлине. Лебер и Рейхвейн представляли социалистов, а двое лиц, назвавшиеся Францем Якобом и Антоном Зефковом, представляли коммунистическое подполье. С ними был и третий товарищ, которого они называли Рамбовом.
Оказалось, что коммунистам известно достаточно много о заговоре против Гитлера, но хотелось бы узнать больше. Они попросили организовать им встречу с военными руководителями заговора 4 июля. Штауфенберг идти отказался, и Рейхвейну было поручено представлять его на следующей встрече в тот же день. Однако, когда он прибыл на встречу, его самого, а также Якоба и Зефкова немедленно арестовали. Как оказалось, Рамбов был провокатором из гестапо. На следующий день Лебер, на которого Штауфенберг делал ставку как на наиболее влиятельную политическую силу в новом правительстве, был также арестован {Все четверо - Лебер, Рейхвейн, Якоб и Зефков были казнены - Прим. авт. 436}.
Штауфенберг был глубоко потрясен арестом Лебера, с которым они стали близкими друзьями и которого он считал незаменимым в предполагаемом новом правительстве, и сразу понял, что всем участникам заговора грозит смертельная опасность, поскольку люди Гиммлера могли вот-вот выйти на их след. Лебер и Рейхвейн были людьми мужественными, и он считал, что они не выдадут тайны даже под пыткой, что на них можно положиться. А если нельзя? Некоторые заговорщики не были уверены в этом. Даже самый смелый человек не в состоянии молчать, когда его тело истерзано невыносимой болью.
Арест Лебера и Рейхвейна подтолкнул заговорщиков к немедленным действиям.
20 июля 1944 года
В конце июня заговорщикам все-таки выпал счастливый случай. Штауфенберг был произведен в полковники и назначен начальником штаба к генералу Фромму, командующему армией резерва. Этот пост не только позволял ему отдавать приказы по армии от имени Фромма, но и открывал доступ к Гитлеру. Действительно, фюрер стал чаще вызывать командующего армией резерва или его заместителя к себе в ставку (два-три раза в неделю), требуя свежих пополнений для своих потрепанных в России дивизий. Штауфенберг решил подложить бомбу на одной из таких встреч.
Ключевой фигурой в заговоре отныне стал Штауфенберг. Теперь единственный шанс заговорщиков на успех зависел всецело от него. Поскольку из всех заговорщиков только он имел возможность проникнуть через плотную охрану в гитлеровскую ставку, ему и предстояло убить Гитлера. Лишь на него, начальника штаба армии подготовки пополнений, могла быть возложена задача Фромм все еще вызывал сомнения, и на него нельзя было до конца положиться руководить операцией по захвату Берлина после того, как Гитлер будет ликвидирован. И ему, Штауфенбергу, предстояло выполнить эти задачи в один день в двух разных местах, разделенных расстоянием 200-300 миль: в ставке Гитлера - в Оберзальцберге либо в Растенбурге - и в Берлине. Между первым и вторым актом драмы намечался интервал в два-три часа, когда его самолет будет находиться в полете и когда он не сможет что-либо предпринять, а сможет только надеяться, что его сподвижники в Берлине начали энергично воплощать в жизнь его планы. Однако это была лишь одна проблема, как мы вскоре убедимся.
Возникли и другие. Ничем, казалось бы, не оправданные осложнения появились у заговорщиков в связи с тем, что они пришли к выводу: устранить одного только Адольфа Гитлера недостаточно. Одновременно следует убить Геринга и Гиммлера, с тем чтобы предотвратить использование ими против заговорщиков военных сил, находящихся в их подчинении. Они также считали, что высший генералитет на фронте, еще не перешедший полностью на сторону заговорщиков, сделает это гораздо скорее, если будут устранены два ближайших заместителя Гитлера. Поскольку Геринг и Гиммлер обычно присутствовали на ежедневных военных совещаниях в ставке фюрера, заговорщики посчитали, что не составит особого труда ликвидировать всех троих посредством одной бомбы. Это нелепое решение привело к тому, что Штауфенберг упустил две блестящие возможности разделаться с Гитлером.
