Та была в восторге от моей выдумки и тут же заявила, что уже считает себя горничной госпожи Дюрсан-старшей.
В это время далеко, в аллее, мы услышали голоса слуг; мы подумали, что тетушка встревожилась за меня и послала людей узнать, где я пропадаю; опасаясь, что они заметят незнакомых посетителей, мы решили расстаться. План действий был принят, оставалось привести его в исполнение, смотря по обстоятельствам. Главное, начать и в дальнейшем совещаться каждый день.
Мы с госпожой Дорфренвиль (так звали даму, приведшую меня в рощу) пошли в одну сторону, а Дюрсан с женой и сыном направились через лесок в дальний конец аллеи, чтобы дождаться там кареты этой дамы и вместе с ней поехать в ее замок; она приютила их, как своих давних друзей, разоренных неудачной тяжбой, которых якобы пригласила провести у нее несколько месяцев.
— Как долго ты провожала госпожу Дорфренвиль! — сказала мне тетушка, когда я вернулась.
— Да, было еще не поздно,— ответила я,— и ей захотелось погулять в роще.
Тетушка этим удовлетворилась.
В десять часов утра на следующий день госпожа Дорфренвиль была уже в нашем замке. Я вошла вместе с ней к госпоже Дюрсан.
— Ну, наконец у вас будет горничная,— начала она без лишних слов,— и горничная первоклассная. Я сама охотно взяла бы ее вместо своей, и надо вас любить так, как люблю вас я, чтобы уступить такую слугу вам. Это очень расторопная, умелая, преданная и честная женщина — все эти качества можно прочесть на ее лице. Лучшей горничной, пожалуй, не найти. Вчера, вернувшись домой, я застала ее у себя; она живет в двадцати лье отсюда.
— А у кого она раньше служила? — спросила тетушка. — Почему хозяйка отпустила такую замечательную служанку? Или эта дама умерла?
— Вы угадали,— сказала госпожа Дорфренвиль, предвидевшая вопрос и не считавшая для себя предосудительным дать правдоподобное объяснение.— Она уволилась из этого дома после смерти своей госпожи. Госпожа была очень ею довольна, часто ее хвалила; камеристка прожила у нее пятнадцать или шестнадцать лет. Кроме того, я знаю, кто она, знаю ее семью; очень порядочные люди; словом, я за нее ручаюсь. Она пришла ко мне с намерением остаться, говорит, не хотела наниматься к другим, пока не переговорит со мною; но я, в общем, довольна своей горничной, а вы нуждаетесь в верном человеке — и я решила уступить ее вам, а вернее, подарить, потому что это действительно хороший подарок.
Эта чувствительная история возымела свое действие на госпожу Дюрсан: иначе невозможно было излечить ее от отвращения ко всяким услугам, кроме тех, которых — увы! — ее лишила судьба.
— Когда же вы ее пришлете, сударыня? — спросила она.
— А сию минуту,— ответила госпожа Дорфренвиль,— идти недалеко: я оставила ее на террасе у вас в саду. Как она ни хороша, а не следует хвалить прислугу в лицо. Я знаю ей цену лучше, чем она сама, и пусть так оно и будет, а то она зазнается; от этого она лучше не станет,— добавила дама, смеясь,— напротив, может стать только хуже. Итак, вы предупреждены, теперь прикажите кому-нибудь из ваших людей позвать ее.
— Нет, нет,— вмешалась я,— я пойду за ней сама.
И я вышла, чтобы привести госпожу Дюрсан-младшую.
Я понимала, что она волнуется и что для начала необходимо ее подбодрить.
— Пойдемте, сударыня,— сказала я ей,— вас ждет моя тетушка; она принимает вас в ваш дом, думая, что принимает в свой.
— Ах, мадемуазель, я вся дрожу и боюсь показаться ей в таком волнении,— ответила она, и действительно, голос ее дрожал и мог бы произвести на тетушку странное впечатление, если бы я ввела ее сразу.
— Отчего же вы волнуетесь? — старалась я ее успокоить.— Сначала вы увидите добрейшую женщину, которая скоро привяжется к вам и через какие-нибудь две недели будет плакать от нежности, прижимая вас к груди, когда узнает, кем вы ей приходитесь. Не бойтесь ничего, войдите смело, ничего плохого не случится. Госпожа Дорфренвиль вас не выдаст, и мне тоже вы вполне можете довериться.
— О, боже мой, вам, мадемуазель? — воскликнула она.— Право, вы меня даже в краску вогнали! Кому еще в целом мире я могла бы так довериться, как вам? Пойдемте мадемуазель, я следую за вами; весь мой страх рассеялся.
Мы вместе вошли в комнату, которая приводила ее в такой трепет. Однако, несмотря на обретенную уверенность, она поклонилась так застенчиво, что робость ее могла бы показаться чрезмерной; но при ее приветливой и скромной внешности и приятном лице эта застенчивость только красила ее.
Я, со своей стороны, одобрительно улыбнулась, чтобы усилить хорошее впечатление, произведенное ею на тетушку, ибо та взглядом спрашивала мое мнение.
— Мадемуазель Брюнон,— сказала госпожа Дорфренвиль нашей новой горничной,— вы остаетесь здесь; госпожа Дюрсан берет вас, и я не могла бы лучше доказать свое дружеское к вам отношение, как порекомендовав в этот дом: я пообещала госпоже Дюрсан, что она будет довольна вами, надеюсь, вы не обманете ее и моих ожиданий.
— Могу поручиться только, что буду служить усердно и всячески стараться угодить вам, сударыня,— отвечала мнимая Брюнон.
И надо признаться, слова эти были произнесены самым приятным тоном. Я больше не удивлялась тому, что Дюрсан-сын так полюбил ее, еще и сейчас она вполне могла бы внушить нежные чувства.
Госпожа Дюрсан-старшая сразу же почувствовала к ней расположение.
— Мне кажется,— сказала она госпоже Дорфренвиль,— что я не ошибусь, если заранее поблагодарю вас: Брюнон мне очень понравилась; она производит самое благоприятное впечатление и я была бы обманута в своих надеждах, если бы мне пришлось расстаться с ней раньше, чем я умру Я не говорю о плате за ваши услуги, Брюнон, можете в этом положиться на меня; говорят, я буду довольна вами, но, надеюсь, и вы будете довольны мной. Ваши вещи с вами? Вы будете спать в комнате рядом с моей, сейчас какая-нибудь из служанок проводит вас туда.
— Нет, нет, тетушка,— вмешалась я, когда она уже собиралась позвонить,— я сама провожу Брюнон, не надо никого звать. Мне нужно на минутку зайти к себе и по дороге я покажу ей ее комнату
— Она оставила у меня два сундучка,— сказала госпожа Дорфренвиль,— я сейчас же пришлю их сюда.
— Будьте так добры,— сказала моя тетушка.— Ну так идите, Брюнон, дело решено, вы остаетесь у меня; надеюсь, вам будет здесь неплохо.
— Я за себя не беспокоюсь,— сказала Брюнон, как всегда, тихим голосом.
Она последовала за мной, а когда мы выходили, то слышали, как тетушка говорила госпоже Дорфренвиль: «Эта женщина в молодости была, наверно, ангельски хороша».
Я посмотрела на Брюнон и рассмеялась:
