Дело Трегубова потянуло на 140 томов. В них спрессовалась вся нечисть столичной торговли — обсчёты, обвесы, левые продажи. В магазине «Новоарбатский» по графе «Естественная убыль» списывали даже ветчину в банках. И все эти ручейки вливались в карман Трегубову.
Трегубов не знал, что вокруг него уже обвились мощные щупальца КГБ. Им руководил в то время Ю.В. Андропов. И когда ему передали справку о короле столичного прилавка, Андропов распорядился: «Выявить». Под следствием оказалось более 15 тысяч работников московской торговли. Николай I судорожно нажимал все кнопки, но телефоны, которые раньше отзывались на первый звонок, вдруг как обрубили. Трегубов бросился по кругу единомышленников, встречался лично с директорами гастрономов, торговых баз. Всем говорил одно: «Ты мои связи знаешь, всё отрицай…» Папа есть Папа, его привыкли слушаться… Но, попав в следственный изолятор, намертво забывали о прежних тостах за дружбу и клятвах в верности. Клепали на Папу не только ради спасения своей шкуры, хотя это было главным мотивом покаяния. Своими властными замашками Папа многих своих соратников сделал личными врагами. Одни завидовали, другие ненавидели Папу за взятки, которые приходилось ему давать.
Дело в том, что в условиях вечного социалистического дефицита многих продуктов именно от личного расположения Трегубова зависело, получит или нет директор магазина ходовой товар. За это приходилось расплачиваться конвертами с деньгами.
Трегубова арестовали 24 июля 1984 года. К тому времени Андропов перешёл в ЦК КПСС, но «дело Трегубова» держал на контроле. И когда бывший министр МВД Щёлоков пытался замолвить за него слово, Андропов спросил: «Вы что, заодно?» Вскоре, как известно, всесильный Щёлоков был лишён всех чинов и наград и покончил с собой из охотничьего ружья на даче в Серебряном бору.
Самым близким Папе был Соколов — человек с уголовным прошлым. Сначала, благодаря рекомендации Трегубова, его взял к себе заместителем бессменный директор «Новоарбатского» гастронома Филиппов. Пять лет торговых «университетов» просветили Соколова. И тогда Папа сделал его директором «Елисеевского». И, естественно, «доил» все годы. Ну и без внимания не оставлял: дефицит, деликатесы шли в «Елисеевский» конвейером. Тому, как распорядиться этим дефицитом, Соколова учить было не надо.
Во время следствия Соколов валил всё на Папу, называл суммы, которые передавал ему лично. Много секретов о связи Папы с «небожителями» знал директор «Елисеевского». И требовал, требовал очной ставки с бывшим покровителем. Но встреча лицом к лицу не состоялась. Дело Соколова выделили в отдельное производство, на закрытом заседании суд приговорил его к высшей мере, и Соколова поспешно расстреляли. В «деле» осталась запись: «Провести очную ставку между Трегубовым Н.П. и Соколовым Ю.К. для устранения имеющихся в деле противоречий невозможно в связи со смертью Соколова». До сих пор остаётся загадкой (впрочем, не слишком сложной), почему тогда так спешили с расстрелом. Известно лишь, что перед расстрелом Соколов неоднократно писал заявления в ЦК КПСС, Верховный Совет: «Мне необходимо сообщить нечто, о чем нельзя говорить в суде».
Ответов не было.
Суд над торговой мафией (закрытый) начался 19 ноября 1985 года, приговор огласили 8 сентября 1986 года. Было допрошено 400 свидетелей. Осуждено 25 человек. К смертной казни приговорён М.А. Амбарцумян, другие получили от 8 до 15 лет лишения свободы. Так рухнула империя Николая 1. Трегубову дали 15 лет. Но отсидел он лишь восемь. Умер летом 1996 года в Москве.
Рассказывают, что в лагере «авторитеты» настолько поразились изобилию посылок «фраеру», что смеха ради объявили его на сходке «вором в законе». Однако воспользоваться этой высокой рекомендацией Трегубов уже не смог».
Публикация выполнена по традиционной, обвинительной, схеме, утвердившейся в прессе со времени этого громкого процесса. Манера изложения — в свойственной тогдашней «Вечерке» стилистике, вызванной паникой в связи с катастрофической потерей подписчиков и лихорадочными поисками способов их возвращения. Я тогда плотно сотрудничал с этим изданием и помню разговоры в редакционных кабинетах о том, что «Московский комсомолец» наступает на пятки, его популярность растёт, надо что-то срочно предпринимать, в частности, менять форму подачи материалов.
Тогда и появился в «Вечерке» этакий разухабистый, ернический стиль: о серьёзных вещах говорилось с изрядной долей насмешки, с колокольни заурядного обывателя. Один редакционный остряк по этому поводу изрёк: «Вечерка», задрав штаны, побежала за «Московским комсомольцем».
Публикация в «Вечерке» выглядела рудиментом на фоне других статей, появившихся на эту тему в прессе после отмены цензуры. Во второй половине 90-х годов ряд серьёзных журналистов выступили с аналитическими материалами, в которых попытались углубиться в обстоятельства громкого дела, найти причинно-следственные связи его возникновения и необычно быстрого жестокого финиша. Я тщательно изучил все публикации на эту тему, сравнил их и… вспомнил хрестоматийное определение разницы между репортёром и публицистом. Репортёр опрометью спешит на пожар, прибывает туда первым и восторженно описывает детали героической борьбы пожарных с огнём. Публицист анализирует — почему загорелось.
Известный бытописатель современной Москвы А. Рубинов, которого ещё в 70-е годы называли советским Гиляровским, в газете «Россия» (24. 04. 98 г.) отметил, что объект был выбран гениально правильно. Торговлю ненавидели.
Многие откровенно радовались несчастью таких благополучных людей, которые в условиях всеобщей нехватки, утомительного доставания продуктов и товаров жили прекрасной, сытой, полной удовольствия жизнью. И были всесильны!
Действительно, малообразованное торговое сословие было привилегированным. Почти как партийные деятели высокого ранга. Торговцев презирали, но их дружбы добивались даже творческие люди. На премьерах в Большом театре в первых рядах восседали разодетые по самой последней моде, расплывшиеся женщины с грубыми лицами, выдававшими их профессию. В перерывах они, строя глазки, прохаживались среди самых популярных людей страны, рассиживались в дорогом театральном буфете.
Они могли позволить себе всё. И получали всё. В редком в ту пору круизе по Средиземному морю, который рекламировался как подарок трудящимся, они играли роль рабочего класса. Их дети поступали туда, где требовалась рекомендация райкома партии или даже КГБ.
А теперь — о человеке, который руководил правильно выбранным «объектом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
