– Но почему ты превратился в… это? – спросил Бел и озабоченно посмотрел в сторону Деби: – Как ты?..
Она кивнула.
– Кто его знает, паря… Жероин выходит из внутренностей и, видать, чегой-то такое вытворяет с натурой. Из меня визг так и прет, слыхал, какую я руладу выдал? И это ж токмо первый приступ, самый слабший. Дальше будет хуже.
– Тебе надо попасть в Стопу, – решил Белаван, когда они вновь двинулись вперед. – Может, эта святая женщина сможет помочь и… – Он осекся под двумя недоуменными взглядами. – Я что-то не то говорю?
– Святая женщина? – прошипел крокодил. – Ты чё, паря? Да Посвященная Шангуха самая ссученная стерва из всех, топтавших Кабуку до и после оцилиндривания!
Если бы охарактеризовать Посвященную Шанго довелось Деборе, она бы выразилась по-другому… Хотя слова Гуня Ситцена точно отражали положение дел.
– Оцилиндривание? – переспросил Бел. – Вы хотите сказать, что раньше она… раньше этот мир… Кабука была другой?
Белаван де Фей, Дебора Анчи и сиреневый крокодил Гунь Ситцен остановились, в изумлении уставившись друг на друга.
– Я не понимаю, – призналась Деби. – Как это может быть – мир в шляпе? Я слышала выражение «мир в кармане», но это только поговорка. Я хочу сказать, шляпа, она ведь… – Дебора свела ладони почти вплотную. – Она ведь маленькая, да? А мир… мир… – она широко развела руки, будто пытаясь объять необъятное, – мир ведь большой.
– Точняк! – глубокомысленно подтвердил Гунь.
– Тут дело вот в чем… – Белаван задумался, соображая, какой бы пример привести. – У нас как-то жил такой умный человек по имени Альп Штейн… Ну вот, сидел он как-то днем на пустыре под деревом, и на голову ему упало яблоко. Очень, понимаете, маленькое яблоко, но зато с самой верхушки…
А дерево было высокое… Ну вот, он и получил сотрясение мозга. И пока лежал в больнице под присмотром… гм… красивой медсестры, во сне ему как-то привиделась Теория Относительности. Эта теория, как вы сами понимаете, о том, что все в нашей жизни относительно. И расстояния, и размеры, и время. То есть если бы яблоко висело ниже, но было бы крупнее, то падало бы оно меньшее время и преодолело бы более короткое расстояние, а все же результат остался бы тот же – хрясть по голове, сотрясение, медсестра, сон, теория… С другой стороны, если бы яблоко было средних размеров и висело на средних ветках, то падало бы оно среднее количество времени, но опять-таки получилось бы – удар, койка, медсестра, сон, теория… Ну и вот…
– А дальше? – спросила внимательно слушавшая его Деби.
– Ну, дальше он выздоровел, женился на медсестре, изобрел холодильник и, живя на проценты с патента, занялся отрезанием собачьих голов и их дальнейшим оживлением при помощи электроимпульсов. По-моему, именно в такой последовательности.
Некоторое время они шли молча. Воздух ощутимо посвежел – где-то рядом протекала река. Деби спросила сосредоточенным голосом:
– И при чем здесь это? Подумав, Бел осведомился:
– При чем здесь что?
– Ну, твоя теория… Какое она имеет отношение к тому, что Кабука, как ты утверждаешь, находится в шляпе?
– Нет, нет, она не объясняет, как Кабука там очутилась, она говорит о том, что в самом по себе факте нет ничего удивительного. Или противоестественного. Понимаешь, теория говорит нам, что ни время, ни расстояние, ни размеры не имеют принципиального значения… Что большое, оно, понимаешь, видится на расстоянии… И… гм… через некоторое время… и… я… гм… У меня всегда так – умом все хорошо понимаю, а если пытаюсь объяснить словами… Когда я пытаюсь умничать, то всегда говорю глупости – это лейтмотив всей моей жизни. Вот ты лучше скажи, как произошло это ваше оцилиндривание? И когда? И что было раньше?
– Это произошло больше двух лет назад. А до того Кабука была просто большим островом во Внешнем Океане…
– Ага, значит, Кабука – это не целый мир? Всего лишь остров? – уточнил Бел.
– Конечно, просто большой остров… Во Внешнем Океане, очень далеко, есть… то есть были и другие острова, некоторые моряки раньше доплывали до них. В общем, наш мир был обычным, плоским…
– Обычный мир – круглый, – вежливо вставил Бел. – Извини, я тебя перебил…
– Круглый? Не знаю, в пансионе нам говорили, что мир плоский… Ну, в общем, как-то ночью раздался очень сильный грохот, недра земные содрогнулись, и наутро выяснилось, что Кабука свернулась, а земля по ее краям стала… ну, как бы вертикальной… Превратилась в Круглую Стену, вот. Через какое-то время появилась Посвященная Шанго и ее жрицы. Они объявили, что оцилиндривание произошло вследствие неизъяснимой воли Богов, а Шанго – их Поверенная в Кабуке. Она создала Стопу, Путь Безумного Фуна и постепенно стала всем… ну, почти всем здесь командовать. Поначалу-то многие ее не слушали и роптали, но она умеет делать такие вещи…
– То есть она владеет колдовством? – вновь уточнил Бел. – Магией?
– Вот-вот.
– Но магия – это всего лишь другое название процесса постижения тайн природы и взаимодействия между живой и неживой материей…
– Я опять не понимаю, – начала Деби, и тут деревья расступились, явив взорам путников низкие, заросшие осокой берега не слишком широкой лесной речки.
По ней плыл корабль с симметричными, загнутыми вверх носом и кормой, с косым грязным парусом и двумя рядами длинных весел, торчащих из круглых отверстий в бортах.
Сейчас эти весла были подняты наискось к небу, да и ветер совсем не надувал косой парус, так что корабль двигался медленно, повинуясь лишь ленивому течению. Это позволяло хорошо разглядеть овальные щиты, выставленные в ряд над бортом, а также пару торчащих за кормой длинных шестов, на которых висели массивные деревянные клети. В одной из них сидел человек, одетый в костюм с белой меховой опушкой.
Реакция спутников удивила де Фея. Деби, схватив Бела за локоть, отпрянула, а Гунь Ситцен, тихо выругавшись, попятился в кусты.
С корабля донесся свист, над щитами возникло что-то блестящее.
– Северянки, паря! – простонал Ситцен, пытаясь развернуться и ломая ветки хвостом. – Трахнутые по башке берсеркши!
Ряд весел опустился, вспенив воду, и корабль повернул к берегу. Дебора, тянувшая Бела в лес, зацепилась за примятые хвостом Ситцена кусты и с размаху уселась на землю. Несколько фигур перемахнули через борт корабля и заспешили по мелководью.
– Да что ты? – сказал Белаван Деборе, которая сидела, широко расставив ноги, откинувшись назад и упираясь в землю руками. – Смотри, какие забавные!
Их было пятеро, все облачены в просторные серые одежды, вооружены либо двуручными мечами-эспадонами, либо топорами-лабросами. У всех на головах жестяные ведра с прорезями для глаз и короткими загнутыми рогами.
Путешественников тут же окружили три десантницы, а еще две устремились в лес за крокодилом. Тому не удалось скрыться, его поймали и приволокли назад за хвост. Ситцен громко ругался и хлопал на обидчиц пастью.
Способ, которым путников подняли на борт, отличался немудреной простотой. Схватив каждого за руки и ноги (а Ситцена – за все четыре лапы), северянки раскачали их и забросили на палубу, сами же поднялись следом по удерживаемым в горизонтальном положении веслам, как по ступеням. Корабль, дощатая палуба и могучие фигуры, по этой палубе расхаживающие, напомнили Белавану некоторые гравюры из учебника истории ранних веков, который он штудировал в интернате.
Самая мощная северянка нависла над ними, сидящими посреди палубы, и медленно сняла шлем-ведро. Под шлемом обнаружились крупное скуластое лицо, пронзительные льдисто-голубые глаза, низкий лоб и русые волосы.
Положив боевой топор размером с пирс-волнорез на палубу, северянка произнесла, глядя на волосы Деби:
– Кл'янусь богом Туром и его Л'етающим Зупилом Мёльни-Пёльни – молотая гунка, ее мужч'ина и ее… – она окинула взглядом Ситцена, – ее ручной нев'етомый звер'ек!
– Я не гунка, – возразила Дебора, приглаживая волосы ладонями.
– Нихт? Потшему такта твой волос св'етел? Может, ты – вига?
