Но он считал необходимым поступить совершенно иначе с сообщением Хайраддина о предполагаемой вылазке де ла Марка, ибо, если бы против нее не были вовремя приняты меры, она могла бы погубить всю осаждающую армию — так трудно было войску в те времена, когда война велась еще очень беспорядочно, оправиться от неожиданного ночного нападения. Итак, поразмыслив хорошенько, Квентин решил передать это известие не иначе, как лично, и непременно обоим государям вместе. Быть может, он понимал, как опасно было выдать тайну одному Людовику, для шаткой совести которого она могла бы представить слишком сильный соблазн и побудить его помочь осуществлению предательского замысла, вместо того чтобы предотвратить его. Как бы то ни было, Квентин решил сообщить свою тайну обоим государям и для этого выждать первого случая, когда они будут вместе, что могло произойти и не особенно скоро, так как ни тот, ни другой не находили большого удовольствия в стеснявшем их обществе друг друга.
Между тем войска продолжали двигаться вперед и вскоре вступили в Льежский округ. Здесь бургундская армия или по крайней мере та ее часть, которая состояла из беспорядочных отрядов, получивших от населения кличку «головорезы», доказала своим обращением с жителями, действуя под предлогом мести за смерть епископа, что она вполне заслужила свое славное прозвище. Такое поведение сильно повредило делу Карла: мирные жители, которые, вероятно, не стали бы вмешиваться в эту войну, принуждены были взяться за оружие ради собственного спасения. Они сильно затрудняли движение армии, нападая на отдельные отряды, и наконец, отступая перед ее главными силами, достигли Льежа и присоединились к его мятежным горожанам, увеличив ряды защитников города, твердо решивших отстаивать его. Напротив, немногочисленное французское войско, состоявшее из отборных солдат, все время держалось своих знамен по приказанию короля и соблюдало самую строгую дисциплину. Такой резкий контраст не мог не броситься в глаза Карлу, который решил, что французские солдаты ведут себя скорее как друзья Льежа, чем как союзники Бургундии, и это усилило его подозрительность.
Наконец, не встретив на пути серьезных препятствий, союзная армия достигла богатой долины Мааса, расстилающейся вокруг большого и многолюдного города Льежа. Здесь союзники убедились, что Шонвальдский замок снесен до основания, и узнали, что Гийом де ла Марк, которому нельзя было отказать в знании военного дела, сосредоточил в городе все свои силы и намерен избегать встречи с врагом в открытом поле. Вскоре осаждавшим пришлось на опыте убедиться, как опасна осада большого, хотя бы и не укрепленного города, когда жители его решили мужественно защищаться.
Часть бургундского авангарда при виде огромных проломов в стенах города вообразила, что взять его не представит никакого труда, стоит только войти в него и, ворвалась в одно из предместий с криком: «Бургундия! Бургундия! Бей их!.. Все наше!.. Будете помнить Людовика де Бурбона!» Но когда солдаты в беспорядке рассыпались по узким улицам, собираясь начать грабеж, из города неожиданно вышел большой вооруженный отряд и яростно напал на грабителей. Войско де ла Марка, воспользовавшись проломами в стенах, вышло из города в нескольких пунктах одновременно, вошло в предместье с разных сторон и напало на врагов и с фронта, и с флангов, и с тыла. Ошеломленные внезапным и сильным нападением, бургундцы почти не защищались, а наступившая ночь произвела еще большее смятение в их рядах.
Когда весть о случившемся дошла до герцога Карла, он пришел в неистовую ярость, которую нимало не смягчило предложение Людовика послать в предместье французов на помощь бургундскому авангарду. Резко отклонив это предложение. Карл решил идти сам во главе своей гвардии выручать передовой отряд; но д'Эмберкуру и Кревкеру удалось уговорить его предоставить это дело им. Два знаменитых военачальника немедленно двинулись к месту действия с двух противоположных сторон в должном боевом порядке и вскоре отбросили льежцев и освободили свой авангард, потерявший, не считая пленных, восемьсот человек убитыми и ранеными, в том числе до ста рыцарей. Впрочем, пленных оказалось очень немного: д'Эмберкуру удалось освободить большую их часть и овладеть предместьем, где он немедленно расставил сильные караулы против города, от которого предместье отделялось открытой, несколько наклонной площадью, или эспланадой, в пятьсот — шестьсот ярдов шириной, служившей для целей обороны. Так как почва в этом месте была очень камениста, то между предместьем и городом не было рва и городские ворота выходили прямо на площадь, а неподалеку в стенах были две большие бреши, пробитые после Сен-Тронской битвы по приказанию герцога Карла. Теперь они были только наскоро забаррикадированы мятежниками. Как ворота, так и эти бреши были очень удобны для вылазки; поэтому д'Эмберкур распорядился поставить против тех и других по две пушки, а затем вернулся к бургундцам, которых нашел в полнейшем беспорядке.
Дело в том, что главный корпус и арьергард многочисленной армии герцога продолжали двигаться вперед, тогда как разбитый авангард бросился назад; беглецы столкнулись со своими и произвели в их рядах сильное замешательство. Отсутствие д'Эмберкура, исполнявшего при армии обязанности генерал-квартирмейстера, еще усилило беспорядок; в довершение всех этих бед настала черная, непроглядная ночь, пошел крупный дождь, а место, на котором должна была расположиться лагерем союзная армия, было болотистое и все перерезано каналами. Трудно представить себе хаос, царивший в бургундской армии, где начальники не могли найти своих солдат, а солдаты тщетно разыскивали своих начальников и знамена. Каждый, от самого знатного рыцаря до последнего воина, искал себе пристанища где только мог; израненные и измученные беглецы тщетно взывали о помощи, а те, что шли в арьергарде, не подозревая о бедствии, постигшем их товарищей, спешили вперед, чтобы успеть принять участие в разграблении города.
Возвратившись, д'Эмберкур увидел, что ему предстоит нелегкая задача, которая оказалась для него еще более трудной из-за несправедливых упреков его господина, не хотевшего считаться с тем, что он был занят более неотложным делом. Наконец грубость герцога вывела благородного рыцаря из терпения.
— Я отправился на выручку авангарда, — сказал он, — и оставил армию под предводительством вашей светлости. А теперь, вернувшись, нахожу ее в таком беспорядке, что и фронт, и, фланги, и арьергард — все смешалось в одну кучу.
— Что ж… значит, мы похожи на бочонок с сельдями, — сказал ле Глорье. — Сходство вполне естественное для фламандской армии.
