предсѣдателя. Обо мнѣ доложили по
важному секретному дѣлу.
— Опять вы? грозно спросилъ меня предсѣдатель, когда я переступилъ порогъ его кабинета.
— Ваше превосходительство, произнесъ я полушопотомъ, съ таинственной миной на лицѣ: — на этотъ разъ, дѣло касается одного васъ. Оно такъ важно, что я счелъ своимъ долгомъ…
— Важно… для меня?! Что такое? торопливо спросилъ онъ, поднимаясь съ кресла.
— Казначей…
— Что?
— Казначей… приготовляетъ доносъ…
— На кого?
— На ваше превосходительство.
— Га? что?
— Извините… я счелъ долгомъ…
Я поклонился, сдѣлалъ видъ, что собираюсь ретироваться.
— Постойте, куда-же вы?
Я остановился.
— Въ чемъ заключается этотъ доносъ?
— Я только урывками, и то случайно, успѣлъ пробѣжать нѣсколько мѣстъ черновой бумаги…
— Но что-же вы тамъ прочли? Говорите.
— Къ кому доносъ этотъ готовится не знаю. Знаю только что въ немъ исчисляются…
— Говорите, не стѣсняйтесь.
— Какія-то противузаконныя дѣйствія палаты…
— Напримѣръ?
— Выдачи подрядчикамъ и почтосодержателямъ суммъ по произволу, безъ всякаго расчета…
— Далѣе?
— Многочисленныя злоупотребленія по торговымъ налогамъ… По рекрутскимъ наборамъ… по ревизскимъ сказкамъ, по…
— Ахъ, мерзавецъ!
— Помѣщикъ Елинскій… подрядчикъ Труфель… Аншель Гильзъ… Хацкель Кнуричь… Шмуль Плюхъ…
— Довольно, довольно! Такъ вотъ онъ какой! Я-же его! загнусилъ позеленѣвшій предсѣдатель, съ пѣною у рта.
Я вторично раскланялся.
— Обождите… Раздавить надо это ядовитое пресмыкающееся. Скажите, вашъ хозяинъ очень огорченъ этимъ… дѣломъ? спросилъ онъ чрезъ нѣсколько минутъ какимъ-то надорваннымъ, сиплымъ голосомъ, остановившись и, фамильярно, взявшись за лацканъ моего сюртука. — Очень огорченъ, а?
— Нисколько. Самовольно онъ золота изъ казначейства вѣдь не бралъ, а дѣйствовало-ли, въ данномъ случаѣ, казначейство законно, ели произвольно, это до него отнюдь не касается.
— За чѣмъ же вы и онъ самъ мнѣ покою не даетъ?
— Мы хлопотали изъ состраданія въ бѣдному казначею, ни въ чемъ неповинному…
— Бѣдный! неповинный!!.. Я его, каналію, въ бараній рогъ скручу.
Я въ третій разъ раскланялся.
— Послушайте… Ну такъ и быть; изъ уваженія къ вашему хозяину… Ступайте къ казначею, скажите, что я, на этотъ разъ, готовъ простить… Пусть явится и раскается въ своемъ непочтеніи въ начальству. Я подумаю… быть можетъ, и рѣшусь превратить эту исторію.
Я вышелъ, но въ казначею однакожъ не пошелъ, а пошелъ въ свою канцелярію. Черезъ нѣкоторое время, я опять явился въ предсѣдателю.
— Казначей, не признавая себя виновнымъ предъ вашимъ превосходительствомъ, отвязывается…
— Однако онъ придетъ? спросилъ онъ меня тревожно.
— Рѣшительно нѣтъ. Онъ, напротивъ, какъ говоритъ, даже радъ этому случаю. По его словамъ, онъ черезъ чуръ уже терпитъ… Пора, говоритъ, поквитаться!
Предсѣдатель замычалъ что-то себѣ подъ носъ.
— Идите, прошу васъ, урезоньте дурака. Чего онъ зачванился? Эка бѣда большая, что начальникъ погорячился!
— Убѣжденія, по моему, тутъ совсѣмъ безполезны. Онъ слишкомъ разгоряченъ, чтобы поддаться какимъ-бы то ни было увѣщаніямъ.
— Пусть придетъ, чортъ съ нимъ! я дамъ ему письменный приказъ снять печать. Отмѣню ревизію.
— Если уже вамъ угодно прекратить это дѣло, то лучше было-бы, какъ мнѣ кажется, вручить мнѣ этотъ письменный проказъ. Я же постараюсь умаслить казначея и уничтожить написанное… Съ тѣмъ, однакожъ, условіемъ, что ваше превосходительство не должны даже и заикнуться казначею о доносѣ, иначе вы все испортите.
— Хорошо, хорошо, даю слово! обрадовался предсѣдатель, и затѣмъ, изготовивъ собственноручно подобающій приказъ, пробавилъ, пожимая ужъ мнѣ руку — Я вамъ очень благодаренъ. Укротите этого дурака… дайте тамъ ему что нибудь… заткните глотку! Ахъ, да! кланяйтесь вашему хозяину отъ меня и скажите, что для него, исключительно для него…
Трусливый казначей былъ пораженъ внезапнымъ оборотомъ дѣла, не вѣря собственнымъ глазамъ и ушамъ. Мой принципалъ былъ въ восторгѣ отъ моей хитрости. Я видѣлъ во очію, что выросъ въ его мнѣніи на цѣлый аршинъ. Я конечно не сознался, что главнымъ дѣйствующимъ лицемъ въ удачной развязкѣ дѣла былъ не я, а находчивый факторъ Шмерко, котораго я наградилъ изъ собственнаго кармана.
Жалкая кабацкая служба! Ни мои гроссбухи и балансы, поглощавшія мои молодыя силы и слѣпившіе глаза своими бисерными цифрами, ни разныя литературно-дѣловыя бумаго-маранія, изсушившія мой мозгъ, ни моя примѣрная исправность и вниманіе къ дѣлу не могли, въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ, дать мнѣ того выгоднаго толчка по службѣ, который дала мнѣ ложь, интрига и хитрость. Какъ-бы то ни было, но я, наконецъ, получилъ отъ принципала обѣщаніе виднаго мѣста по распорядительной части. Вскорѣ были выписаны на мое упразднившееся мѣсто и бухгалтеръ и правитель канцеляріи.
Я не въ состоянія изобразить тотъ восторгъ, который овладѣлъ мною, когда я, съ моимъ принципаломъ, въ качествѣ кассира и секретаря, въ первый разъ очутился въ Сѣверной нашей Пальмирѣ; когда послѣ долгой сидячей жизни, я расправилъ отекшіе члены; когда увидѣлъ новый свѣтъ, новыхъ людей и новую жизнь. Я трудился и работалъ пуще прежняго, но трудился съ наслажденіемъ, съ увлеченіемъ, не уставая. У меня имѣлась цѣль въ перспективѣ; воображеніе мое рисовало соблазнительную картину будущности. Я не былъ алчнымъ по натурѣ; мой идеалъ счастія не шелъ далѣе умѣренныхъ матеріальныхъ средствъ. Но при видѣ того милліоннаго рынка, который открывался во время откупныхъ торговъ въ Сенатѣ, гдѣ сотни тысячъ и милліоны выигрывались и увеличивались въ нѣсколько минутъ, въ нѣсколькихъ лаконическихъ словахъ; гдѣ баснословныя суммы ежеминутно переходили изъ рукъ въ руки, перебрасывались какъ щепки, голова моя закружилась. Меня рвало впередъ общее теченіе; я заразился жадностію въ деньгамъ, къ богатству; въ моихъ мысляхъ и представленіяхъ о счастіи произошелъ полный переворотъ. Мой принципалъ съ своими скороспѣлыми милліонами и недюжиннымъ практическимъ умомъ игралъ одну изъ первыхъ ролей на откупной биржѣ. Мелкіе откупщики состояли подъ его покровительствомъ. Дѣла по переходу маленькихъ и крупныхъ откуповъ изъ рукъ въ руки кипѣли и совершались непосредственно въ моей канцеляріи. Извѣстные проценты отдѣлялись покровительствуемыми откупщиками, изъ каждаго дѣла, въ пользу канцеляріи, единственнымъ представителемъ которой былъ я. Проценты эти, по окончаніи откупныхъ торговъ, образовали очень крупную цифру. Но когда мнѣ удѣлили изъ этой суммы миніатюрную кроху, я былъ крайне недоволенъ, хотя въ первый разъ въ жизни имѣлъ въ рукахъ столько собственнаго капитала. Я убѣдился въ ненасытности человѣческой натуры на самомъ себѣ.
Пропускаю мелкіе перевороты и событія, слѣдовавшіе одни за другими въ служебной моей карьерѣ, и игравшіе большую роль въ послѣдующей моей жизни; пропускаю ихъ потому, что они не заключаютъ въ себѣ особеннаго интереса для читателя. Переложу прямо къ тому счастливому періоду моей жизни, когда судьба особенно начала улыбаться мнѣ, когда я, на самомъ себѣ, провѣрилъ практическое изрѣченіе талмудейскаго мудреца: «нѣтъ предмета (въ природѣ), который не имѣлъ бы своего (подходящаго) мѣста, и нѣтъ человѣка, который не имѣлъ бы своего (счастливаго) часа».
Я получилъ горячо желанное мѣсто на поприщѣ распорядительномъ. Какъ нѣкогда я съ жадностію
