каждый отправился на свой пост".10 Рядовой Шадевинкель, участвовавший в штурме баррикады на Брайтенштрассе, позже вспоминал о своей роли в этой акции. После того как находившийся рядом с ним человек был убит выстрелом в голову, Шадевинкель присоединился к горстке солдат, ворвавшихся в здание, где были замечены демонстранты. Охваченные убийственной яростью, бойцы взбирались по лестницам и заходили в квартиры, "рубя всех, кто сопротивлялся". Я не могу дать точный отчет о событиях внутри дома", - заявил Шадевинкель. Я был в таком возбужденном состоянии, в каком никогда не был раньше".11 Здесь, как и во многих других районах Берлина, вместе с участниками боев были убиты невинные прохожие и полукровки.
Взять город под контроль оказалось гораздо сложнее, чем предполагали военные командиры. Около полуночи 18 марта генерал Приттвиц, новый главнокомандующий контрвосстанием, докладывал Фридриху Вильгельму IV во дворце, и ему пришлось признать, что, хотя его войска контролируют территорию между рекой Шпрее, Нойе Фридрихштрассе и Шпиттельмаркт, дальнейшее продвижение невозможно. Притвиц предложил эвакуировать город, окружить его и подвергнуть бомбардировке. Король отреагировал на эту мрачную новость с почти потусторонним спокойствием. Поблагодарив генерала, он вернулся к своему столу, где Притвиц заметил, "как Его Величество, сняв сапоги и чулки, с особым удобством натянул на ноги меховую муфту, чтобы, как казалось, начать писать очередной объемный документ".12 Документом, о котором идет речь, было обращение "Моим дорогим берлинцам", опубликованное в ранние часы следующего дня, в котором король обращался к жителям города с призывом вернуться к порядку: "Вернитесь к миру, очистите баррикады, которые еще стоят [...], и я даю вам свое королевское слово, что все улицы и площади будут очищены от войск, а военная оккупация сократится до нескольких необходимых зданий".13 Приказ о выводе войск из города был отдан на следующий день вскоре после полудня. Король отдал себя в руки революции.
43. Баррикада на Кроне и Фридрихштрассе 18 марта 1848 года, как ее видел очевидец; литография Ф. Г. Нордмана, 1848 год
Это было судьбоносное и неоднозначное решение. Вынужденный отход из Берлина стал самым сложным испытанием для прусской армии с 1806 года. Неужели у короля просто сдали нервы? Такого мнения, безусловно, придерживались "ястребы" в армии.14 Принц Вильгельм Прусский, чье предпочтение жестких мер принесло ему прозвище "принц шрапнели", был самым яростным ястребом из всех. Услышав новость о выводе войск, он подошел к старшему брату и изрыгнул слова: "Я всегда знал, что ты болтун, но не то, что ты трус! Я больше не могу служить тебе с честью", после чего бросил свой меч к ногам короля. Со слезами ярости на глазах король, как говорят, ответил: "Это очень плохо! Ты не можешь оставаться здесь. Ты должен уйти! Вильгельма, ставшего к этому времени самой ненавистной фигурой в городе, в конце концов уговорили покинуть Берлин под видом маскировки и успокоиться в Лондоне.15
Оглядываясь назад, можно сказать, что решение короля было правильным. Ранний уход войск предотвратил дальнейшее кровопролитие. Это было очень важно, учитывая ожесточенность боев в ночь с 18 на 19 марта. В Берлине погибло более 300 демонстрантов и около 100 солдат и офицеров, что стало одним из самых кровопролитных городских боев мартовской революции в Германии. Для сравнения, число погибших в мартовские дни в Вене составило около пятидесяти человек.16 Решение Фридриха Вильгельма также уберегло Берлин от артиллерийского обстрела, который в тот год постиг несколько европейских городов. Кроме того, это позволило королю выступить в качестве публичной фигуры с репутацией, не запятнанной жестокими столкновениями в столице, что имело определенное значение, если он намеревался воспользоваться возможностью, предоставленной революцией, чтобы вновь утвердить лидирующую роль Пруссии среди немецких государств.
ПОВОРОТ СТОЛОВ
Влияние берлинских событий усилили новости о беспорядках и восстаниях по всему королевству. С начала марта участились нелицензированные митинги и массовые собрания, беспорядки, насилие и поломки машин. Некоторые протесты (в основном в городах) были направлены на формулирование либеральных политических требований, таких как призыв к принятию конституции, гражданских свобод и правовой реформы. Другие были направлены против заводов, складов или машин, которые, как считалось, подрывали благосостояние районов, страдающих от высокой безработицы. Например, в окрестностях вестфальского города Золинген 16 и 17 марта рабочие-столяры напали на литейные и фабричные цеха и разгромили их.17 В Варендорфе, текстильном городе, безработные ткачи и кожевники протестовали против фабрик, использующих механизированные методы производства.18 В прибрежных городах Рейна проходили акции протеста против использования пароходов, которые сделали ненужными небольшие речные порты и предоставляемые ими услуги; в некоторых местах протестующие даже стреляли из ружей и небольших пушек по проходящим судам.19
Иногда либералы и радикалы боролись за контроль над процессом мобилизации. Например, в Кельне 3 марта собрание городских депутатов, собравшихся для обсуждения либеральной петиции к монарху, было разогнано большой толпой, требовавшей всеобщего избирательного права для мужчин и отмены постоянной армии. Депутаты покинули зал заседаний, один из них сломал ногу, выпрыгнув из окна. В Силезии, где аграрная эмансипация была достигнута меньше, чем в любой другой провинции, именно крестьяне взяли на себя инициативу, массово маршируя к административным учреждениям и требуя полной отмены "феодальной" системы.20 Города были центрами переменчивой уличной политики революции. Только в Берлине было зафиксировано 125 эпизодов общественных беспорядков; сорок шесть - в Кельне, сорок пять - в Бреслау и двадцать один - в либеральном Кенигсберге. В небольших городах - особенно в Рейнской области и Вестфалии - также происходили сильные волнения и конфликты.21 Одновременность и сила этой волны протеста, охватившей не только королевство Пруссия, но и все немецкие земли и европейский континент, были ошеломляющими.
В Берлине король теперь находился во власти горожан. Это стало ясно днем 19 марта, когда он с женой согласился стоять на дворцовом балконе, пока трупы повстанцев, павших во время ночного боя, несли через площадь, укладывая на двери и деревянные доски, украшенные листьями, а их одежда была содрана, чтобы показать раны, нанесенные дробью, шрапнелью и штыком. Король оказался в военной фуражке: "Снять фуражку!" - прокричал пожилой мужчина, стоявший в первых рядах толпы. Монарх снял фуражку и склонил голову. "Теперь не хватает только гильотины", - пробормотала королева Елизавета, побелев от ужаса. Это было травмирующее ритуальное унижение".22
И все же уже через несколько дней король начал вживаться в свою новую роль с определенным рвением. Утром 21 марта, после того как в городе появились плакаты, призывающие его встать на сторону немецкого национального движения, Фридрих Вильгельм объявил, что решил поддержать создание общегерманского парламента. Затем он предпринял эффектную акцию по связям с общественностью. Сев на лошадь во дворе дворца, он выехал в город в
