Две тени — сержант Хендерсон и сержант Уилсон — проскользнули из темноты под галереей к тому месту, где лежал Айк, но Пруит уже ушел и не видел их, а если бы даже увидел, не придал бы значения.
Разбудил его ударивший в лицо свет карманного фонарика. Он взглянул на часы — ровно полночь. Он был еще слегка пьян. Опять учебная тревога, подумал он, ничего не подозревая.
— Вот он, — шепотом сказал чей-то голос. В полосу света просунулась рука с капральскими нашивками на рукаве и потрясла Пруита за плечо. — Подымайся, Пруит. Вставай, вставай, порточки надевай, — привычно пробубнил голос нараспев. — Вставай и выходи.
— В чем дело? — громко спросил он. — Хватит в глаза светить. Убери фонарь.
— Тихо ты, дурак, — прошептал голос. — Всю роту разбудишь. Давай быстро. Подымайся! — Это был голос дежурного по казарме капрала Миллера.
И тут он понял. Последние несколько недель он много раз представлял себе, как это произойдет. Ему вдруг стало смешно, что капрал так оберегает покой спящих солдат. В картине, которую он себе раньше рисовал, этой детали не было.
— А что такое?
— Вставай, — шепотом приказал Миллер. — Ты арестован.
— За что?
— Не знаю… Вот этот, сержант. Это он.
— Хорошо, капрал, — отозвался другой голос. — Можете идти спать. Дальше я сам разберусь. — Голос замолчал, потом сказал чуть в сторону: — Вот он, сэр. Рядовой Пруит. По-моему, еще даже не протрезвел.
— Прекрасно, — равнодушно сказал третий голос. — Подымайте его, и пусть оденется. Я не собираюсь тратить на него всю ночь. Как дежурный офицер я обязан обойти посты, вы же знаете. Подымайте его, сержант.
— Есть, сэр.
Рука с капральскими нашивками снова потянулась к Пруиту сквозь полосу света. Ишь старается, усмехнулся он про себя.
— Вставай, пошли, — сказал голос капрала. — Вставай. Накинь на себя что-нибудь. Слышал, что сказал дежурный офицер? — Рука крепко схватила его за голое плечо.
Он дернул плечом:
— А ну без рук, Миллер! Сам встану. Ты, главное, не горячись.
В тишине скрипнул кожаный ремень, на котором у сержанта гауптвахты висела дубинка.
— Не закатывайте сцены, Пруит, — сказал равнодушный голос офицера. — Будете глупить, вам же хуже. Мы ведь можем заставить вас силой.
— Я ничего не закатываю, только пусть он уберет руки. Я не убегу. В чем меня обвиняют?
— Говори «сэр», ты же к офицеру обращаешься! — одернул его сержант. — Что с тобой, парень?
— Не обращайте внимания, сержант, — сказал офицер. — Пусть скорее одевается. Я не могу возиться с ним до утра. Я обязан проверить посты, вы же знаете.
Пруит подтянулся на руках и выскользнул из постели, машинально стараясь не выдернуть простыни из-под одеяла, чтобы можно было не заправлять койку заново, и только потом сообразил, что сейчас это никому не нужно. Луч фонарика высвечивал в темноте его голое тело.
— Может, уберешь свой дурацкий фонарь? В глаза же бьет. Я так свои вещи не найду. За что меня забирают?
— Неважно, — сказал офицер. — Делайте, что вам говорят. У вас будет время все выяснить. Сержант, не светите ему в лицо.
— У меня в шкафчике бумажник лежит, — одевшись, сказал Пруит. Вокруг приподнимались на койках разбуженные солдаты. В зрачках у них отражался свет фонарика, и глаза от этого казались очень большими.
— Ну и что? — нетерпеливо сказал офицер. — Бумажник вам не нужен. Все ваши вещи и снаряжение сдадут куда следует. А ну-ка вы, там, сейчас же лечь! Спите! Вас это не касается.
Огоньки, отражавшиеся в глазах, тотчас погасли, все как один. Солдаты молча переворачивались на бок, чтобы свет не бил в глаза, и койки скрипели.
— У меня там деньги, сэр, — сказал Пруит. — Я лучше возьму их с собой, а то, когда вернусь, их не будет.
— Ну хорошо, — раздраженно сказал офицер. — Только быстро.
Пруит тем временем уже вытряхивал ключ от шкафчика, спрятанный в наволочке. Сержант повел его вниз, офицер спускался за ним, последним шел капрал.
— Не бойся, не сбегу, — усмехнулся Пруит.
— А то я не знаю, — откликнулся сержант.
— Не обращайте внимания, — сказал офицер.
— Ты, Пруит, помалкивай, — цыкнул сержант.
На первом этаже в коридоре горела лампочка. На койке возле столика дежурного валялась впопыхах откинутая капралом москитная сетка. Сейчас, при свете, Пруит разглядел их всех. Дежурный офицер, первый лейтенант Ван Вургис из штаба батальона, высокий, с крупным носом и плоской головой, три года назад прибыл в гарнизон прямо из Вест-Пойнта. Сержанта с гауптвахты Пруит знал только в лицо. С капралом Миллером он служил вместе довольно давно, но друзьями они никогда не были.
— Постой здесь минутку, — приказал ему сержант и повернулся к Миллеру: — Вы уже внесли в рапорт?
— Еще нет. Как раз хотел с вами посоветоваться.
Они отошли к столу и разговаривали, таинственно понизив голос. Пруит слушал, как они бубнят фамилии и служебные номера, занося их в рапорт. Лейтенант Ван Вургис стоял у двери и барабанил пальцами по косяку.
— Заканчивайте, сержант, — поторопил лейтенант.
— Есть, сэр. — Сержант поднял глаза на Миллера: — Что ж, капрал, большое спасибо. Извините, что пришлось вас разбудить. Можете снова ложиться.
— Пустяки, — сказал Миллер. — Всегда рад помочь. Может быть, нужно что-то еще?
— Нет-нет. Спасибо. Все уже в порядке.
— Если что, я здесь.
— Не беспокойтесь. Мы вам очень благодарны.
— Не за что, — сказал Миллер.
Пруит повернулся к Ван Вургису:
— В чем меня обвиняют, сэр?
— Это не имеет значения. Завтра у вас будет достаточно времени все выяснить. — И лейтенант нетерпеливо глянул на часы.
— Но я имею право знать, — настаивал Пруит. — Кто приказал меня арестовать?
Ван Вургис пристально посмотрел на него:
— Какие у вас права, я сам знаю. Можете меня не учить. Приказ об аресте отдал капитан Хомс. А доморощенных юристов я не люблю. Вы закончили, сержант?
Сержант деловито кивнул.
Пруит присвистнул:
— Быстро они это сработали. Не знаю, правда, кто. Небось из постели его вытащили, — попробовал пошутить он, но получилось не смешно.
— Что ж, тогда пошли, — сказал Ван Вургис сержанту, будто их разговор не прерывался. — У меня много дел.
— Ты, друг, не возникай, — посоветовал сержант Пруиту. — Чем больше будешь выступать, тем дольше просидишь. Давай, пошел! Слышал, что сказал лейтенант?
В длинном приземистом бараке из рифленого железа, где была гауптвахта, ему выдали одеяло и отправили в камеру, отделенную от канцелярии решетчатой перегородкой. Дверь в перегородке за ним не заперли.
— Мы эту дверь не запираем, — сказал из-за письменного стола дежурный офицер, — потому что охранники тоже там ночуют. И будить их я очень не советую. На всякий случай предупреждаю, что дежурный здесь не спит всю ночь и вооружен. Все. Иди в камеру и спи.
— Есть, сэр, — сказал Пруит. — Спасибо, сэр.
С одеялом под мышкой он двинулся по проходу между двумя рядами коек, на которых скрючившись спали охранники. Наконец нашел свободную койку, сел и снял ботинки.
(ему было не впервой это ощущение когда ты проходишь за решетчатую перегородку и попадаешь в другой мир где все тяжелее и воздух и вода и он знал что постепенно к этому тяжелому воздуху привыкнешь и легкие перестанут судорожно напрягаться будто вот-вот разорвутся оттого что тяжелый воздух не хочет в них втягиваться и надо просто акклиматизироваться да он знал про тюрьмы всё тюрьмы были такой же неотъемлемой частью его жизни и его существа как бродяжничество и солдатская служба и он давно научился дышать этим тяжелым воздухом и пить эту тяжелую воду которые одинаковы в любой тюрьме будь то Флорида или Техас или Джорджия или Индиана он познал тюрьму еще до того как познал армию хотя на деле армия и тюрьма это всё по одной дороге и из армии непременно угодишь в тюрьму только может быть не сразу а через какое-то время вот и всё)
Он улегся и натянул на себя одеяло.
Охвативший его вначале панический страх проходил. Это из-за Галовича, подумал он, больше вроде не из-за чего.
Если бы Уилсон и Хендерсон не затеяли эту историю с собакой Блума, думал он, Блум не полез бы ко мне со своей благодарностью. А если бы я не подрался с Блумом, Старый Айк не попытался бы меня прирезать.
Все это было очень сложно и сбивало с толку. Но он не запутается, он ведь понимает, что настоящая причина вовсе не в этих случайных совпадениях. Она глубже, он понимает. Только трудно все время это помнить.
Сквозь надвигающийся сон ему было слышно, как в канцелярии дежурный офицер и сержант все еще о чем-то тихо переговариваются за освещенным столом.
Глава 35
Его защитником назначили лейтенанта Колпеппера.
