– Ничего, вы только покажите мне, что нужно делать, и я запомню.
Тем временем на экране телевизора начался поединок. Перес боксировал против противника, который, как и Кравчик, был правшой. И это было очень кстати – глядя на этот бой, можно было найти контраргументы против будущего соперника, своего рода противоядие.
– Обрати внимание, Анджей, что бойцы, которые часто побеждают нокаутом, не пользуются широким арсеналом технических средств, но зато владеют твердо выработанными навыками в нанесении своего сильного удара, – комментировал происходящее на экране Риос. – Видишь, твой будущий противник боксирует в размеренном темпе, хорошо рассчитывает время и дистанцию, умело отвлекает внимание противника, выбирая время и место для нанесения удара. И заметь, что он левша, который повернут правым плечом вперед, а не стоит к сопернику фронтально. К тому же левши имеют еще преимущество в том, что у них правая рука развита лучше, чем у правши левая – ведь в обычной жизни левши вынуждены многие действия выполнять правой рукой.
– Смотри, как здорово он атакует своего соперника, – обратил внимание присутствующих на действия Переса Эскаланте.
– Пока он только проверяет своего визави, – объяснил происходящее Риос. – Но я уже вижу, где уязвимое место у соперника Переса. Этому парню стоило бы чаще наносить удары левой рукой через вытянутую правую руку левши, чтобы сковать сильную левую рука Переса. Но он этого не делает. Значит левая рука у него слабая. Перес это видит и будет атаковать именно в этом направлении.
– У меня тоже левая рука слабее правой, – сообщил Кравчик.
– Молодец, Анджей, у тебя уже начинает проявляться самокритика, а это неплохо, – похлопал по плечу своего ученика Риос. – Значит, с завтрашнего дня начнем тренировать твою левую руку. Будем учиться двигаться в левую сторону, чтобы «закрутить» левшу и лишить его удобных положений для атаки левой рукой. У парня, что боксирует против Переса этого нет, поэтому он этот бой и проиграет. И еще этот парень жмется к углам ринга и к канатам. А с нокаутерами так боксировать нельзя, это дает им преимущество. Против таких бойцов, как Перес, надо вести бой активно и встречать его атаки прямыми контрударами на дальней дистанции, мешая ему действовать вблизи. Завтра мы все это и отработаем.
– Почему завтра, я готов сделать это уже сегодня, – вскинул голову Кравчик.
– Нет, парень, на сегодня бокса хватит, – улыбнулся Рио. – Да и Хоакину надо отдохнуть – он ведь у нас далеко не мальчик. Досмотрим поединок и на боковую. Теперь ты все оставшееся время до соревнований, должен много тренироваться и хорошо высыпаться. Иначе этот любимчик Пиночета отправит тебя в нокаут даже раньше, чем этого бедолагу в телевизоре. А наша с тобой задача проделать это с самим Пересом.
17 октября 1973 года, среда, Москва, Огарева, 6, МВД СССР и Старая площадь, ЦК КПСС
Николай Щелоков сидел за столом в своем министерском кабинете и в который раз читал короткое донесение агента из Армении, которое ему доставил полчаса назад помощник. Агент носил псевдоним Громкий и действительно сообщал информацию, которая могла наделать много шума. В сообщении, которое уместилось на половине печатного листа, значилось следующее: «Месяц назад у нас с директором Ереванской обувной фабрики Герегином Гюзаляном была договоренность о том, что он лично отправится в Москву, чтобы уладить проблему, возникшую с поставками «левой» обуви из Еревана. Значительная партия этой продукции оказалась бракованной и должна была быть возвращена поставщику. Однако в назначенное время Гюзалян в Москву не поехал, а на мой вопрос «почему?» ответил: «Мне надо сына спасать, а не обувь». На мой вопрос, что случилось с его сыном, Гюзалян ответил одной короткой фразой: «Дорисовался, гаденыш». Вскоре после этого я узнал, что его сын был отправлен из Армении в Узбекистан, в город Ташкент, где у Гюзаляна живет родной брат. В эти же дни из Еревана в неизвестном мне направлении был отправлен и близкий приятель Гюзаляна-младшего – сын известного скульптора Ерванда Арамяна. Сопоставив эти факты с тем, что произошло в Ереване в последние дни, я пришел к выводу, что оба молодых человека могут иметь отношение к истории с осквернением памятника В. И. Ленину, который случился 11 октября с. г.»
Эта информация дорогого стоила. Если она была правдой, то позволяла Щелокову наступить на хвост его главному недоброжелателю и конкуренту – председателю КГБ Юрию Андропову. От людей, близких к Брежневу, Щелоков был в курсе недавнего заседания Политбюро, где обсуждали историю с осквернением памятнику Ленину в Ереване. На нем Андропов, заручившись поддержкой генсека, добился того, чтобы эта история была спущена на тормозах, объяснив это оперативными нуждами его ведомства. Тем самым в дураках остался главный идеолог Михаил Суслов, настаивавший на доведении расследования по этому преступлению до конца и наказании виновных. Это было первое серьезное столкновение Суслова с Андроповым после того, как последний в апреле этого года стал полноправным членом Политбюро. И это поражение главного идеолога ясно указывало на то, что влияние шефа КГБ на генсека значительно возросло за эти несколько месяцев. Но изменить эту ситуацию Суслов не мог. Он даже не имел возможности отомстить Андропову, поскольку все нити расследования по факту осквернения памятника Ленину шеф КГБ сосредоточил в своих руках и никого к этому не подпускал. Даже ведомство Щелокова не имело возможности вмешиваться в это расследование. И тут вдруг к шефу МВД попало донесение его агента Громкого из Еревана. Оно позволяло разыграть комбинацию, с помощью которой Щелоков мог убить сразу двух зайцев: наступить на хвост Андропову и улучшить свои отношения с Сусловым. Поэтому, тщательно взвесив все плюсы и минусы этой ситуации, Щелоков наконец решился. Он снял трубку с аппарата правительственной связи и набрал номер служебного кабинета Суслова на Старой площади.
– Михаил Андреевич, это Щелоков. У меня есть для вас важное сообщение, – сказал министр в трубку, когда услышал на другом конце провода знакомый голос главного идеолога.
Суслов, будучи осторожным человеком, не стал уточнять по телефону, что это за сообщение, и ответил так же коротко:
– Приезжайте, Николай Анисимович – я пробуду на работе еще около часа.
Учитывая, что от улицы Огарева до Старой площади было рукой подать, министр был у Суслова уже через пятнадцать минут. И первое, что он сделал – показал ему сообщение своего агента из Еревана. Хозяин кабинета, водрузив на нос очки-велосипеды, прочитал его, после чего, взглянув из-под очков на министра, спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
