Между тем шум, духота и толчея начали меня утомлять. Мне следовало подойти к Цезарю и приветствовать его, но меня удерживал вид стоявшей с ним рядом Кальпурнии. Я поймала себя на том, что вглядываюсь в них обоих из-под забрала моего шлема. Как он говорит с ней? Взяла она его за руку сама или он сделал это первым? Почему они до сих пор не развелись?
Лепид наклонился и прошептал мне на ухо:
— Ходят слухи, что в сенат будет внесено предложение разрешить Цезарю иметь больше одной жены.
— Что?
Насколько мне известно, такого никогда не бывало ни у греков, ни у римлян. У мужчин имелись легальные наложницы, да, но несколько жен — нет.
— Я слышал об этом из достоверных источников, — сказал Лепид. — Это позволило бы Цезарю произвести на свет законного наследника, поскольку Кальпурния бесплодна. Сенат сделал наследственными такие почетные титулы Цезаря, как титул императора и великого понтифика, однако из-за отсутствия наследника это остается пустой декларацией.
— Тогда пускай разведется с Кальпурнией! — сказала я. — Ведь в Риме все со всеми разводятся.
Недавно до меня дошел слух, что брак Цицерона с юной Публилией тоже закончился разводом. И это никого не удивило.
— Похоже, что он… — Лепид помедлил. — Он не хочет.
Да. Очевидно, в этом все дело. Иначе бы он развелся. Но я ни за что не согласилась бы стать его второй женой, пока есть первая. Я хочу быть первой, единственной, настоящей женой — или никакой.
— А чья идея про жену?
Если Цезарь думал, что я соглашусь на подобное — значит, он меня совсем не знает. Или же он действительно вообразил, что вознесся не только выше законов, но и выше любых нравственных норм.
— Не могу представить, чтобы она возникла у кого-то другого, кроме самого Цезаря, — ответил Лепид. — Никто не решился бы предложить такое без его ведома.
Какое оскорбление! Неожиданно в моем сердце вспыхнула ненависть к нему — к этому самодовольному типу. На его руке повисла Кальпурния, а он надменно озирал гостей, в том числе и тех, кого великодушно помиловал, не спросив согласия.
— Идем, Хармиона! — сказала я. — Птолемей! Я, пожалуй, предпочту гостеприимство Цицерона. Да, лучше Цицерон!
Я схватила их за руки.
— Но мы только что пришли! — воскликнул Птолемей.
— Здесь слишком много народу, — сказала я. — Дом Цицерона вместительнее. Давайте пойдем туда.
Мы выбрались на улицу, где в наступившей темноте, разгоняемой лишь светом факелов, стало свежее и прохладней, чем в переполненном доме. Народ гулял компаниями, и толчеи не было.
Мы свернули на восток, прошли мимо дома весталок, потом свернули снова у храма Юпитера Стратора и нашли дорогу, что шла вверх к Палатинскому холму. Вдоль дороги горели факелы и росли высокие зонтичные сосны, шептавшие на ветру. Я подумала, как удобно и приятно жить так высоко над раздражающей суетой Рима. Воздух здесь чист, напоен легким ароматом хвои и другими растительными запахами, приносимыми ветром из сельской местности.
Особняк Цицерона был известен как своими размерами и месторасположением, так и тем, что политический противник хозяина Клодий его снес, а Цицерон отстроил дом заново, в еще большем великолепии. Найти его оказалось совсем нетрудно. Ярко светились многочисленные окна, а аккуратно подстриженные живые изгороди казались столь же упорядоченными, как тщательно продуманные писания Цицерона. Дом отражал человека; впрочем, так и бывает всегда.
«Покажите мне жену человека, его дом и его слуг, дайте понаблюдать за ними внимательно — и я расскажу вам о нем все», — заявил как-то мой наставник.
Я думаю, он был прав.
Мы вошли в просторный атриум с большим impluvium — бассейном с собранной дождевой водой в центре. Мне сразу же бросились в глаза настенные фрески, выполненные с исключительным искусством и вкусом. На тускло-зеленом и черном фоне изображались цветочные гирлянды и фруктовые деревья, нарисованные столь живо, что мне захотелось сорвать одно из яблок.
В отличие от сутолоки, царившей в доме Цезаря, здесь гости стояли компаниями, оживленно беседуя. Я заметила Цицерона — он сам подносил гостям угощения — и подошла к нему, сняв шлем.
— Добро пожаловать, ваше величество! — приветствовал он меня. — Прошу прощения, подождите минуточку.
Он передал корзину с фруктами людям поблизости. Один из них устроил целое представление, выбирая плод.
— Это Тит, мой секретарь, — представил его Цицерон, снова повернувшись ко мне. — Нынешняя суета доставляет ему большое удовольствие.
Он предложил корзинку и мне.
Я отказалась.
— Неужели не возьмешь ни яблока, ни груши? Они из моего собственного поместья в Тускуле. Пожалуйста! Иначе я сочту это недоверием к моим сельскохозяйственным познаниям.
Я потянулась, взяла плод и спросила:
— Почему вы, римляне, так упорно выставляете себя земледельцами? Даже государственные мужи. Ни в одной другой стране такого нет.
— Да, я знаю, — согласился Цицерон. — Никому и в голову не придет, что Александр мог бы выращивать груши, а Перикл — ухаживать за бобовыми грядками. Я же собираюсь в мой загородный дом через два дня и уже считаю часы до отъезда.
— Если бы у меня в Египте было загородное поместье… Нет, я не могу такого представить.
— Ты дочь города, — заметил Цицерон. — И какого города! Ослепительной беломраморной Александрии. Я мечтаю побывать в библиотеке и побродить среди свитков. Могу себе представить, какие невероятные сокровища духа собраны там, порой оставаясь невостребованными.
— Мы гордимся тем, что у нас лучшая библиотека в мире, — сказала я. — Но Цезарь собирается построить такую же и здесь, в Риме.
— Да, однако я уже немолод, — промолвил Цицерон со скромной улыбкой. — Боюсь, не успею ею воспользоваться.
И тут я увидела группу знакомых людей: Брута, Кассия и Каску. Они держались тесной кучкой, словно были связаны. Брут пришел с женщиной, которую я никогда раньше не видела. Должно быть, это его новая жена Порция. Рядом с Порцией стояла Сервилия, и при виде ее я испытала укол зависти.
«Пожалуй, Цезарь мог бы сделать ее одной из своих дополнительных жен! — подумала я. — Нужно набрать их побольше, чтобы вполне использовать эту привилегию».
Занятая этими мыслями, я пропустила большую часть слов Цицерона. Услышала лишь конец фразы:
— Если ты подумаешь над этим.
— Прошу прощения, — сказала я. — Не мог бы ты повторить?
— Я спрашивал, нельзя ли мне взять на время имеющийся у вас манускрипт «Илиады», и еще меня интересуют стихотворения Сафо. Некоторые фрагменты ее сочинений есть только в ваших архивах.
