Складки, собравшиеся было на лбу капитана, разгладились и он громко захохотал.
— О каких это дремучих лесах здесь идет речь? — прямо перед ними появился разъяренный Фицуильям. — Шелли, немедленно отпустите мою кузину! Как ее опекун, я запрещаю вам даже упоминать о дремучих лесах!
Джорджиана испуганно отпрянула было от капитана, но тот удержал ее за локоть и привлек к себе.
— Полковник! Я только что сделал предложение вашей кузине, а она приняла его, — сообщил Шелли. — Теперь, с вашего позволения, я дождусь мистера Дарси, чтобы по всей форме попросить у него руки сестры.
— А что там с дремучими лесами и конем, на котором мисс Джорджиана намерена с вами уехать? — грозно уточнил Фицуильям.
Шелли поднял брови и в смущении посмотрел на сияющую радостью Джорджиану.
— Это мисс Дарси рассказывала мне содержание некоего романа, в котором… хм… Ромуальд сел на коня и уехал в дремучие леса. Один, — ответствовал он.
Фицуильям кивнул ему с пониманием.
После ленча леди Кэтрин, которая обычно находила немалое удовольствие в написании писем — ведь именно в них она могла развить любой совет или назидание, не рискуя быть прерванной — с большой неохотой приступила к посланию, адресованному Дарси. Ей нужно было как-то деликатно уведомить его, что их матримониальные планы сорваны самым возмутительным и неожиданным образом.
Леди Кэтрин повертела в руках перо и задумалась, что было весьма странно: раньше она никогда не испытывала сомнений перед написанием письма:
«Дарси!
Ваш отъезд — как я и предполагала (и о чем Вас предупреждала) — привел к самым плачевным результатам и чрезвычайно ухудшил ситуацию в Розингсе во всех отношениях. В первую очередь, это касается Вас самого, меня, а также Фицуильяма — последний, должна признаться, не просто меня разочаровал, но поверг в самое удрученное состояние.
Вы незамедлительно требуетесь в Розингсе, и я не приму никаких отговорок, которые Вы вознамеритесь привести в свое оправдание, столь надолго задерживаясь в Лондоне. Не могу писать в письме о той слишком деликатной ситуации, сложившейся в Ваше отсутствие — такое нельзя доверить бумаге, — могу лишь намекнуть, что произошли кое-какие события, одной и далеко не последней причиной которых, стал Ваш поспешный отъезд.
Если бы Вы были здесь — я уверена — не произошло того, что случилось сегодня, поскольку Фицуильям никогда не осмелился бы… Но, о подробностях при встрече.
Кроме того, Ваш кузен — не далее, как сегодня утром, — подвергся прямому нападению злоумышленников, отчего чуть не пострадала Ваша кузина и моя дочь, что еще более отягощает проступок Фицуильяма, нашего легкомысленного во всех отношениях родственника.
Также должна сообщить, что и этой ночью произошло вопиющее по своей дерзости нападение на моего садовника, чем я крайне недовольна: преступники сочли для себя возможным уже покушаться не только на мою жизнь и жизнь Вашего кузена, но и моих слуг. Мои настоятельные требования немедленно заняться поисками злоумышленников пока не привели к успеху, так как судья Фэйр занят чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. Уповаю только на решительность и сметку генерала Бридла, который пообещал лично заняться этим делом.
Ваша леди Кэтрин».
P.S. Немедленно приезжайте и бросьте все дела, задерживающие Вас в Лондоне, — в этой критической ситуации они уже не столь важны и спешны, как могло представляться поначалу.
Глава шестьдесят седьмая, в которой некая дама находится в растерянности, а юные девы волнуются и трепещут
«Леди Харриет стянула перчатку с задрожавшей руки и провела пальцами по шершавой щеке шерифа.
— Ты — мой, — прошептала она.
В стрельчатое окно с зловещим криком билась черная птица…»
Из «Истории зловещих событий…»
Розингс, 26 апреля, понедельник, 15:10
Леди Кэтрин ворвалась в комнату дочери в самом возбужденном состоянии.
— Я отправила письмо Дарси — совершенно невразумительное письмо, смею вас заверить, — поскольку впервые в жизни не могла подобрать слов, чтобы сообщить жениху моей дочери о том, что у нее другой жених…
Она заломила было руки, но передумала, нахмурилась и сердито посмотрела на Энн, сидевшую у стола.
— Почему вы молчите? Что вы можете мне сказать?!
Энн лишь пожала плечами, не зная, как разубедить свою мать, что Дарси вовсе не делал ей предложения.
— Стыд и позор! — в который раз за этот день воскликнула леди Кэтрин и взяла со стола раскрытый дневник дочери.
— Хм… так, так… что вы здесь пишете… «Мама весьма удручена…» Не то слово, не то слово, как удручена! — заявила леди Кэтрин, перелистывая страницу. — «Мне, конечно, следовало запретить кузену себя целовать…» Конечно, следовало! Так… «К счастью, Фицуильям, как благородный джентльмен, готов спасти мою репутацию…» Был бы он благородным, то не падал бы на вас из фаэтона! «Генерал Бридл был покорен смелыми и решительными действиями мамы, когда она, невзирая на то, что злоумышленник, возможно, притаился где-то поблизости, отважно бросилась вытаскивать нас с кузеном из-под обломков экипажа…» Хм… Покорен?.. Вполне, вполне вероятно… Смелыми и решительными?.. Да уж, во мне куда больше смелости и решительности, чем в этом судейском франте… «Генерал Бридл не отводил восхищенных глаз от мамы, когда она руководила спасательными действиями…» Неужели, действительно, восхищенных?..
Леди Кэтрин постояла в задумчивости, держа дневник в руках, потом помянула недобрым словом ювелира, который отделывается отписками, посетовала, что забыла написать Дарси, чтобы тот лично зашел в ювелирную лавку и указал ее владельцу на редчайшую безответственность, положила тетрадь на стол и вышла из комнаты. Энн подождала, пока шаги ее матери не затихли в конце коридора, и достала другую тетрадь, в которую записала:
«Розингс, 26 апреля 18** года.
Сегодня произошло невероятное событие! Событие всей моей жизни! Я помолвлена с Фицуильямом и вскоре стану его женой! Это невероятно! До сих пор не могу в это поверить, поскольку ничто — особенно поведение кузена во время прогулки и его странные высказывания — не говорило о том, что я вдруг стану его невестой. Тем не менее это случилось — и я счастлива!!!! Я ужасно счастлива, потому что нет на свете никого лучше Фицуильяма!!!! Конечно, мне хотелось бы, чтобы он объяснился мне в любви и сделал предложение по всей форме (и надеюсь, что он догадается это сделать в ближайшее время — в крайнем случае я ему подскажу — и самым настоятельным образом), но уже по тому, как он меня целовал, мне стало совершенно ясно, что он меня любит. Потому что ТАК целовать мог только влюбленный мужчина… Я бы даже сказала — безумно влюбленный… А какими глазами он посмотрел на меня, когда мама объявила, что мы должны пожениться… Словом, все сложилось как нельзя лучше. И без всех этих долгих ухаживаний, разговоров и помолвок. Хотя… Хотя, думаю, он все же может за мной поухаживать несколько дней до свадьбы — мне это будет приятно, а ему — полезно.
