За воеводой и горцем следовали отборные дружинники. Не израненные, уцелевшие при налете «мессершмитта». Ровно столько бойцов, сколько оставалось еще лошадей в отряде Домаша. Все сейчас под седлом – все до единой. На глазах животных – шоры. Уши закрыты плотными тканевыми колпачками. Чтобы не пугались «драконьего» вида и рыка, надо полагать. Чтоб не чувствовали ничего, кроме шпор, терзающих бока, и жесткой узды, рвущей пасть. Чтобы резвее переставляли копыта. Чтоб неслись вперед и только вперед. Скакать по плотному насту было удобно. И в свой последний бой этот десяток всадников вступал как на парад.
На конях – расшитые попоны и блестящие стальные налобники. За спинами дружинников реяли червленые плащи. Сияла дорогая броня. Словно она могла защитить от пуль и снарядов… Над небольшой группкой развевался стяг с изображением святого лика. Полотнище трепетало на ветру – Бурцев так и не разобрал, на покровительство какого небожителя рассчитывали бойцы.
Глава 13
Эту дерзкую вылазку пресекла бы одна‑единственная пулеметная очередь. Но танк по‑прежнему молчал. Не стреляли и мотоциклисты. Заглушив моторы, они с любопытством наблюдали за сближавшимися противниками. Согнали коней с танковой колеи и выстроились в линию ливонские рыцари. Никто не желал пропустить диковинное зрелище. Никто не мешал турниру, победитель которого был известен изначально. Да, можно себе представить, с какими ухмылочками прильнул сейчас к перископам экипаж бронированной машины.
До столкновения оставались считанные мгновения. Затаив дыхание, прильнув к биноклю, Бурцев молча ждал неизбежного. Ждал Освальд. Ждал Сыма Цзян. Ждала Ядвига. Ждал Вейко. Ждали Юлдус и его лучники.
Первым удар нанес Домаш. На полном скаку воевода вогнал копье куда‑то под орудийный ствол. Будь это бронебойный заряд, немецкой «рыси» снесло бы, на фиг, башню. Но хрупкая палка с железным наконечником не причинила вреда бронированному зверю. Копье переломилось. Всадник не успел свернуть с пути разогнавшейся машины.
Они видели вставшего на дыбы скакуна, видели падающего воеводу. А потом и конь Домаша Твердиславича с пронзительным ржанием повалился наземь. Еще мгновение – и человека, и бьющееся животное накрыли гусеничные траки. Танк чуть спружинил, подпрыгнул на мягком. Позади остались кровавые ошметки. Гусеницы и снег вокруг окрасились красным.
Кербет атаковал с фланга. Взвизгнул, что было сил рубанул с наскока по стальному корпусу. Добрый кавказский клинок разломился надвое. Танк вильнул в сторону, успел вскользь зацепить всадника бортом.
Оцарапанный конь Кербета шарахнулся прочь: сбруя – в клочья, шоры сползли с глаз. Сам наездник с раскроенной до колена ногой не удержался в седле. Упал, запутался в стремени, поволочился за обезумевшим животным. Кербетов жеребец мчался в объезд деревни – туда, где за конной атакой на танк наблюдали Бурцев и его спутники. Повязка на голове Кербета размоталась, окровавленная голова безвольно болталась у задних копыт. Застрявший в стремени горец не подавал признаков жизни.
А танк тем временем разметал остальных воинов. Бронированной грудью, без единого выстрела. Рухнул стяг: знаменосца вместе с лошадью подмяли скрежещущие гусеницы. Так же храбро и нелепо приняли смерть и бойцы, в отчаянии бросавшиеся с мечами и копьями на железную «рысь».
Все. Кончено. Оставшиеся в Моосте воины спешно закрывали ворота. Наивняк! Ни деревенская калитка, ни хлипкий частокол не остановят разогнавшуюся многотонную махину.
Несколько стрел вылетели из‑за тына, царапнули по броне. А толку‑то?! Танк с ходу снес воротца и добрый кусок частокола. Полетели бревна, доски, щепки, пали люди, оборонявшие проход. «Рысь» хищно закружила, заметалась по деревне, круша убогие постройки, настигая бегущих, давя раненых, наматывая на гусеницы убитых. Только сейчас – впервые за все время танковой атаки – лязгнул пулемет. Короткие вспышки, грохот выстрелов… Упругое эхо докатилось до далекого леса, отразилось от сплошной стены мрачных пустокронных еще деревьев, вернулось обратно.
Экипаж сбивал пулеметным огнем тех, кто успел перелезть через частокол, отсекал путь к бегству остальным. Пули настигли и коня Кербета, взбиравшегося уже по снежной гряде, за которой укрылся небольшой отряд наблюдателей. Умное животное словно чуяло, где искать спасение: жеребец скакал к людям по протоптанной меж заснеженными торфяниками стежке. Но не доскакал. Совсем чуть‑чуть.
Пулеметная очередь рассекла гриву, перебила позвонки и шейную артерию, вырвала клок мяса. Подстреленный конь свалился в снег. В белое фонтаном ударило красное. Бурцева и всех, кто лежал рядом, тоже окропило теплым и липким. Заколотили по воздуху копыта. Звякнула длиннополая кольчуга всадника, что по‑прежнему висел на стремени, мотнулась неприкрытая шеломом окровавленная голова.
Бурцев опередил всех. Юркнул под прикрытие конской туши, рубанул мечом по стременному ремню, высвобождая ногу бездыханного Кербета. Рванул обмякшее тело на себя. Вытащил‑таки черкеса из‑под обстрела…
Пустое… Кербет не шелохнулся. Кербет был мертв.
– Нет, жив, – уверенно сказал Юлдус. – Пульс есть. В седло сядет.
Кербет, в самом деле, вдруг вздрогнул всем телом, застонал, пошевелился. Открыл глаза. Попытался даже подняться.
– Да лежи уж, джигит, – Бурцев стер лошадиную кровь со лба и щек. Снова глянул на деревню. Там все еще бесновалась машина смерти.
– Вацлав, – Освальд повернул к нему побледневшее лицо. – Это ведь вовсе не дракон, да?
– Да.
– Что же тогда?
– «Рысь», – коротко ответил Бурцев.
– Рысь? Рысь – это такой зверь, как волк, медведь…
– «Рысь» – это такой танк, Освальд.
– Танк?!
– Медведь?! Погоди, ты сказал медведь?
Бурцев встрепенулся. Случайное упоминание о косолапом хозяине леса заставило его внимательнее оглядеть немецкие ряды. Как же он не подумал раньше?! В этой смеси моторизированной цайткоманды и ливонских рыцарей может ведь оказаться и фон Берберг. Если вестфалец здесь, ничто – даже танк – не остановит Бурцева. Уж он‑то найдет способ добраться до штандартенфюрера и выведать, где, в какой темнице заточена Аделаида.
Но нет, геральдических медведей не было. Были люди, были кони, были мотоциклы, была бронированная «рысь». И всюду сплошь кресты. Не фон Берберг ведет этот отряд. Разве что… Что, если вестфалец прячется в танке?
– Нам уходить надо, – Юлдус тронул его за плечо. – Домаш приказал ехать к князю Искандеру.
Бурцев покачал головой:
– Я не хочу уходить с пустыми руками.
– Что?
– Мне нужен полонянин, Юлдус. До зарезу нужен.
Глава 14
Даже бесшабашный рыцарь‑разбойник Освальд посмотрел на него как на умалишенного:
– Вацлав, та штука, которую ты назвал танком, уже погубила русскую дружину и стерла с лица земли целую деревню. Как ты хочешь полонить человека из войска, которое держит при себе такого зверя?
– Это не зверь, Освальд, а всего лишь самоходная повозка, железная колесница… Внутри сидят обычные люди. Те, что управляют ею и стреляют невидимыми стрелами. Если их выманить наружу…
– Ты, верно, совсем спятил, Вацлав…
– Пора нам, пора, – твердил свое Юлдус. – Когда этот ревущий демон перебьет оставшихся, он погонится за нами. А у нас на руках раненый Кербет, и под снегом вокруг полно торфяных ям. Даже Вейко не сможет быстро увести нас отсюда.
– Правда? – улыбнулся Бурцев. – Вот и славно!
Перед его мысленным взором уже стояла Ядвига, проваливающаяся под снег.
– Вейко, где тут поблизости яма побольше и поглубже?
– Да вон одна – прямо перед нами, только что ее обошли, – эст указывал на ложбинку под укрывшим их гребнем.
Надо же! Незнающий человек и не разберет, что здесь таится смертельная опасность.
– Отсюда не выберется ни пеший, ни конный, – заверил проводник. – Болото на дне этой ямы не замерзает даже в лютую стужу. Но зачем тебе это?
– А тот вон немецкий железный «дракон» выберется? – ответил Бурцев вопросом на вопрос.
– Хочешь заманить его в ловушку? – Лицо молодого чудина просветлело. Потом – посуровело. – Но ведь драконы умеют летать. Когда змей расправит свои крылья…
– Уверяю тебя, Вейко, у этой твари крыльев нет и летать она не может. Плавать, кстати, тоже.
Насколько помнил Бурцев, у гитлеровцев во время войны вообще была напряженка с плавающими танками. «Рысь», по крайней мере, к таким явно не относилась. Если машина увязнет и начнет тонуть в болоте, у экипажа будет лишь один путь к спасению – через верхние люки. И тут уж главное – не зевать.
– А вдруг чудовище плюнет в нас огнем и громом прежде, чем подползет к яме?
– Не плюнет…
Вообще‑то твердой уверенности в этом у Бурцева не было. Но некоторые соображения имелись.
Дождавшись, когда танк развернется к ним кормой и двинется утюжить несчастную Моосту в противоположном направлении, Бурцев процедил сквозь зубы:
